Таких репрессий, конечно, никогда не было. Это принципиально новый уровень.
ЕГОР СКОВОРОДА поговорил с людьми, сильнее всего пострадавшими в ходе борьбы за Химкинский лес, – с антифа и их товарищами, которых пытаются истребить как класс
Читать!
А потом началось то, что называют словом «репрессии»: обыски и незаконные задержания, допросы с рукоприкладством, выбитые двери, снятие с поездов, угрозы, похищения... Хватали и журналистов, в том числе с применением ОМОНа.
Не вполне понятно, что происходит: это такие своеобразные «следственные действия» или же правоохранительные органы решили заодно «зачистить» область уличной политики, занятую антифашистами?
Милиция провела облавы на нескольких концертах – в Купавне, Жуковском, Костроме, задержав в сумме более 400 человек (в одной Костроме – 260); милиция подкарауливала по квартирам людей (зачастую случайных), которые по какой-то причине оказались в списках как антифашисты (такие списки «неблагонадежных» составляет так называемый Центр «Э»).
«Облавы, которые происходят по домам, нам очень сложно диагностировать, сложно получать об этом информацию; в нашей среде немало случайных молодых людей, многие еще подростки несовершеннолетние. Когда к ним приходит милиция, когда проводят обыски, когда их вытаскивают на допросы, на так называемые беседы, то они, конечно, пугаются, и очень многие не хотят говорить об этом открыто. Очень сложно это оформлять юридически, и, соответственно, трудно представить какие-то конкретные данные, но это явление действительно полномасштабное», – говорит Александр Бидин, один из участников «Кампании за освобождение химкинских заложников».
«Заложники» – это Максим Солопов и Алексей Гаскаров, арестованные на следующий день после акции. Как говорят активисты, вся вина Алексея и Максима состоит в том, что они были наиболее публичными лицами в антифашистском движении: давали интервью, выступали на митингах и в СМИ, общались с милицией. Схватили тех, кто был на виду.
Гаскаров и Солопов обвиняются по второй части 213-й статьи Уголовного кодекса: «хулиганство, совершенное организованной группой», до семи лет лишения свободы. Они были заключены под стражу на два месяца, этот срок истекает в начале октября. Неизвестно, будет ли он продлен. Недавно правозащитники направили в Европейский суд по правам человека жалобу на неадекватные действия следствия.
Чтобы представить себе как можно более полную картину происходящего, я пообщался с людьми, которым пришлось столкнуться с этой волной преследований: с девушкой одного из арестованных, случайным посетителем панк-концерта, двумя участниками химкинской демонстрации и активистом движения в защиту химкинских заложников.
Аня, девушка Алексея Гаскарова. Наутро после акции для многих было неприятным открытием включить телевизор и увидеть по центральным каналам сюжет про это мероприятие. Стало ясно, что что-то будет.
Макса и Лешу взяли на следующий день, двадцать девятого. Лешу днем попросили зайти в Жуковское ОВД, это была такая достаточно нормальная практика, потому что диалог между людьми в этом ОВД и Лешей уже был раньше, обычно это была какая-то информация по поводу правых. И он, понимая всю свою невиновность, без задней мысли пришел к ним. Там ему сказали, что вот, приехали ребята из Химок и вы сейчас будете переданы им в руки. И увезли. Вечером был последний звонок от него, он еще не осознавал, что произошло; сказал, что он в Химках, все нормально, завтра увидимся – примерно так.
Разрешение свиданий находится в компетенции следователей. Мать ездила просить разрешения, следователь четыре часа думал; говорил, что должен обсудить с руководством; в итоге дал ответ в таком ключе: «Понимаете, ваш Леша не дает признательных показаний, и мы не сможем дать вам разрешение на свидание». Сейчас эта просьба будет подаваться в письменном виде – будет, видимо, письменный отказ.
Я думаю, следователям самим очевидно, насколько Леша и Максим безобидны оказались. Что это не те люди, которых они ищут. Они ориентируются на людей, у которых, скажем так, алиби самое слабое. Люди, которые шли с мегафоном или вытаскивали баннер из рюкзака, – вот их менты хотели бы заполучить.
Все они говорят о каком-то «заказчике». Вообще, это даже обидно, что у людей нет веры в искренние поступки. Потому что менты, как один, твердят, что кто-то якобы уехал с чемоданом денег, что раздавали по триста рублей, а если тебе не досталось, то ты, лошок, куда-то отошел в сторону. По себе судят, наверное.
Эмиль Балуев, один из задержанных на концерте в Жуковском. Мы приехали в город, но буквально через несколько минут, после того как мы сошли с платформы, со всех сторон стали появляться милицейские машины, штук двадцать. Сотрудники начали подходить ко всем, спрашивать документы. Подъехал автобус, стали туда людей грузить. Повезли в ОВД – по дороге еще подсаживали людей, которых вылавливали на улице. Там милиционеры ездили по всему Жуковскому и хватали людей неформального вида, в том числе совершенно случайных.
Нас высадили, стали переписывать документы, отбирать вещи, потом посадили в какую-то клетку, она стояла там на территории. Какой-то человек в штатском, он не представился, повел меня на второй этаж. Последовало множество вопросов. Кто вы такие? Зачем сюда приехали? Про панк спрашивали, про антифашистское движение. Насколько я понял, у них была такая версия, что мы приехали громить администрацию города.
Потом меня практически пинками загнали в другой кабинет. Там сидело несколько людей без формы, такого немилицейского вида, более-менее накачанные, очень наглые. В лоб стали спрашивать про Химки. Был ли я там? Кто участвовал в акции? Меня там не было, я ничего не знал.
Они делали буквально все, чтобы из меня что-то вытянуть. Я им действительно не мог ничего рассказать, я только приехал с юга, у меня и билеты были на руках. Но им было все равно. Застегнули за спиной мне наручники, поставили к стенке. Били по ногам. «Давай говори, ублюдок». – «Нет, мне нечего вам рассказать». Посадили на стул, стали бить в голову с обратной стороны. Они бесились, угрожали мне.
В конце концов вывели меня в коридор, по всему коридору стояли люди, носом к стенке, руки за спиной. Если кто-то убирал руки или пытался поворачиваться, к нему подходили, орали матом и били, чтобы не дергался. Со мной рядом стояла девушка, а в кабинете напротив был Саша Пахотин, его в это время били. Девушка начала кричать: что вы делаете вообще? За что его так?! При этом дверь была открыта, то есть все могли это слышать, все ОВД это слышало, там были и девушки-милиционеры, но их это не смущало. Всем было наплевать, что человека бьют, что он пытается вырваться. Он начал кричать: дайте мне адвоката, вы не имеете права. Ну, в принципе логично. Они на него так, знаете, посмотрели и сказали, что, конечно, адвоката мы тебе дадим, мы же живем в свободном, демократическом обществе. Весь кабинет заржал.
Сашу вывели, после того как его избили, мы стояли в коридоре и перешепнулись парой слов. Видимо, эфэсбешники это увидели. Его куда-то увели, а меня повели в кабинет. И говорят: мы знаем, это твой друг, он только что тебя сдал. А я его первый раз вижу, он меня вообще не знает.
Уже ближе к вечеру, в 8–9 часов, после того как час или два я стоял в коридоре, выслушивал ругань в свой адрес, какие-то пинки, тычки, они меня ввели в кабинет, надели наручники и стали угрожать уже по полной. Стали говорить про мать, про работу, что мне будет пиздец, в общем. И они вели это к тому, что я должен сотрудничать – с ФСБ, как я понимаю. Потому что они не стеснялись говорить, что они из спецслужб, что они работают в ФСБ, и говорили, что «мы и есть власть».
Под таким давлением, физическим, психологическим, они заставили написать меня бумагу, что я буду сотрудничать с органами, что я буду крысой среди своих знакомых, буду им обо всем докладывать. Я написал, потому что было реально страшно... В итоге они этим удовлетворились и снова выставили меня в коридор. Под конец там оставалось несколько человек в коридоре. Они выходят, наглые рожи, из кабинета, смотрят на Сашу Пахотина: «Этого ублюдка мы повезем в Химки, там мы еще поговорим с ним нормально». На меня посмотрели, долго что-то беседовали, беседовали. В итоге: нет, типа, он не нужен, пусть идет.
Собственно, после этого я вышел во двор ОВД, там нас всех ОМОН загрузил в автобус, довез до станции, проследили, чтобы каждый купил билетик, устроили нам коридор из омоновцев, которые потом поехали вместе с нами в электричке.
Надя и Сеня, активисты, принимавшие участие в химкинской демонстрации. Они просили не называть их фамилий
Надя. Когда после акции начали брать ребят, журналистов – за фотографиями приходить, стало ясно, что и ко мне тоже явятся.
Через несколько дней был странный звонок – я сидела дома, Сеня был на работе. Звонит мобильный: «Надежда, да? Вы знаете, я от Леры». – «Я не знаю никакой Леры». – «Она сказала, что вы можете выйти переговорить к метро. Правильно?» – «Да не знаю я никакой Леры!» – «Ну, пять минут-то у вас есть?» Сеня примчался со скрипом тормозов, как в гангстерских фильмах, и мы поехали заключать договор с адвокатом.
Сеня. Теперь нам уже ясно, что вычисляли нас по мобильному телефону. Кстати, из их разговоров мы поняли, что по звонку они могут узнать наше местонахождение с погрешностью примерно в километр. То есть они не смогли даже догадаться, что мы вместе живем.
Надя. Они меня несколько дней не могли найти, были уверены, что скрываюсь. Приходили на ту квартиру, где я прописана, перепугали до смерти там соседей; а я там не только не живу, я не появлялась там лет десять. Они паслись у подъезда моей мамы; только на пятый день догадались, где меня искать.
Вечером, после адвоката, уже в полвторого ночи, мы вдруг решили прогуляться, выпить пива. Жара как раз спала. Выходим из подъезда, у двери три мужика здоровые. «Вы не знаете Надю из этого подъезда? Такую светленькую?» Меня описывают, в общем. Мы: неее, таких не видали, – и уходим.
Сеня. Знаешь, мы все-таки не придавали всей этой теме очень уж серьезного значения... Иначе бы, конечно, сразу свалили из дома и долго бы не появлялись.
Мы сидели во дворе на лавочке, и у нас была мысль, что вот сейчас вернемся, покидаем в машину ноутбуки-вещи и уедем на время. Но как-то потом подумали, позвонили знакомым, решили, что ничего страшного. Совпадения и паранойя.
Надя. Утром Сеня выходит к машине, машина заблокирована. К нему подходит человек: «Полковник МВД такой-то». И спрашивает про меня.
Читать!
{-page-}
Надя. Эти были вежливые еще, они даже в квартиру не заходили, не следили, как я собираюсь-одеваюсь. Они были явно подключены в последний момент, не знали ни сути дела, ничего.
Читать!
Надя. Когда приехали в Химки, меня увели внутрь, а Сеню там мурыжили еще полчаса. Ну, понеслась. Сначала один кабинет: там пятеро мужиков сидят, посередине стул. На стул посадили меня. И началось: «Вот, мы все про вас знаем, нам надо раскрывать грабежи-убийства, а мы тут вашей сраной акцией занимаемся. Мы серьезные люди, это всё оперативные сотрудники с большим опытом. Мы всё знаем». Это у них любимая тема.
Потом перевели в другой кабинет, сидят два суровых мужика, а жарко уже, дым такой. Они молчат, сидят и курят. У меня с собой был журнал «Власть», как раз про Химки, с дикой рожей Путина на обложке. Открыла журнал. Спрашиваю у них: «Курить можно?» – «Нет». – «Воды можно?» – «Нет». – «Спасибо, очень мило».
Тут заходит главная мразь. Начальник уголовного розыска по Химкам. Потный, мерзкий мужик, он садится и следующие полтора часа впрягает мне, что на нас уголовка... Я спрашиваю: «В каком мы статусе?» Он: «Какой тут может быть статус, если это сговор? Если вы всё знали, и знали, что делаете, и во всем их поддерживали. Это уголовное дело, милочка». Потом начал мне втирать в подробностях, что будет на зоне, что со мной сделают, что с Сеней, в таких подробностях... У него явно психика повреждена, мужик реально маньяк. Тут приходят опера, четыре человека, которые обыск проводили. Такие радостные. Ну всё, говорят, пойдем регистрировать вещдоки, как вы всё запрятали-то!
Сеня. Ко мне по пути они тоже заходили. Самое интересное, что при обыске не нашли у нас один ноут, старый нетбук, он в шкафу валялся. Они не заметили флеш-карту, которая на столе лежала. Зато нашли кусок какой-то старой материнской платы, изъяли.
Надя. В протоколе обыска написано, что у меня «изъяты материалы, свидетельствующие о преступной деятельности, а также материалы, запрещенные к свободному гражданскому обороту». Перечислены: фотоаппараты, ноутбук, флеш-карты...
После новых матов и угроз меня отвели в третью комнату. Там сидел мужик какой-то, я у него смогла вытребовать воды. Потом прислали деда ко мне, ему лет шестьдесят, – такой, видимо, опытный опер. Он стиль хохмача использовал: «О, деточка, хе, давай посмотрим фоточки-то, э!» С прибаутками.
Все время еще заходили какие-то люди, говорили какую-нибудь гадость по поводу того, что делают с экстремистами, и сразу уходили. Больше десятка.
Сеня. У меня еще отдел «Э» был. Я даже повторять не буду, со мной в такой же стилистике общались. Только пугали больше Надей. И знаешь, я чувствую уже, что они бесятся: «Ты чё вообще думаешь, мы и вас закрыть можем... Или одного из вас посадим, а другой будет давать те показания, которые мы скажем». Такие разводки. В тот момент я и правда подумал, что всё, что они могут нас тупо закрыть.
Им надо отчитаться. Им нужен протокол, им нужны или новые подозреваемые, или какие-то свидетельские показания. Они не могут сказать: мы ловили человека пять дней, мы сутки его держали, а теперь отпускаем, он нам ничего не сказал. Они дико бесились все.
Надя. Меня забрал следак, в отдельный кабинет. Тут начальник подбегает: «Все, заебала. Сколько ты часов тут ебешь нам мозги? Ты не хочешь сотрудничать, ты с нами неоткровенна». И следаку такой: «Всё, в камеру». Я говорю: ну пойдемте, я имею право воспользоваться 51-й статьей? Да. Адвокат мне будет? Да. Пойдемте. До двери доходим, они разворачиваются, начальник начинает орать, прям орать, что генералы ебут их с утра до ночи уже неделю, некого отправить даже на квартирную кражу. Два раза в день доклад Медведеву... Я говорю: «Путину». Он: «Нет, Медведеву».
«Сейчас тебя запрем, а там суд потом разберется». И я понимаю, что да, им сейчас можно, им дали отмашку, они могут посадить любое количество людей.
Сеня. Странно, что они сразу кучу людей не пересажали. Объяснение только одно может быть: реально очень жесткий приказ сажать только организаторов. А они и так уже с Лешей и Максом в лужу сели.
Надя. Они говорят: «Вот муж ваш все рассказывает». Классика пошла. Я говорю: ведите к мужу.
Сеня. И мы практически в этой комнате успели договориться о показаниях. Мы что сделали – указали на людей, которых они нам сами показали и назвали по имени. «Это такой-то?» Да, это он. Мы в итоге указали людей, которые и так находятся в розыске, про которых мы к тому же знали, что сразу их не возьмут. Менты их и так знают.
У нас там к пяти вечера начался официальный допрос. Меня допрашивал очень молодой следак, адекватный парень, гордился своим знанием субкультурной среды. Он был очень корректный. Спрашивает: «Что ты можешь сказать про этих ребят, каких они убеждений придерживаются?» Я говорю: ненасильственных, антиавторитарных и так далее. И он так и пишет в протокол. Для суда мои показания никакие. Я про Макса и про Лешу честно рассказал, что обоих их видел без масок, они были в толпе, ничего не делали, только лозунги выкрикивали. Так ведь и было в реальности.
Надя. Мне не так повезло. На меня следак опять орал, скакал, менял формулировки мои в протоколе... Мне было настолько похуй уже, что, когда он вышел за водой и сигаретами, я залезла к нему в ноутбук и изменила одну формулировку обратно. Реально плевать уже на все.
Сеня. До конца ведь было непонятно, выйдем мы оттуда или нет.
Надя. Потом вдруг говорят: а теперь поедем в другое отделение химкинское, заноситься в свидетельскую базу. Тут только мы узнали, что мы все-таки не подозреваемые. Время полдесятого. Там, говорят, отпечатки снимут. Со свидетелей, да? Ну, там нарушение уже всех норм вообще. Сдали нас какому-то молоденькому сотруднику и уехали. Тот вообще реально не понимал, что с нами делать. Он с нами очень вежливо и трогательно себя вел.
Сеня. Так что нам еще повезло, конечно. Многих брали куда более жестко, людям вышибали двери. Вообще взяли дофига народу. Всех, кто как-то оказался в милицейских списках. Мы реально думаем, что масштаб репрессий – это сотни, реально сотни человек. Никто не был готов к таким репрессиям. Явно очень многих пиздили, далеко не только тех, кто потом решился заявление написать.
Надя. Многие боятся, это понятно. Надо держать в голове, что это часто молодые очень ребята-девочки, еще школьники, которых запугать довольно просто. Их даже не надо головой бить об стол, я уверена. И я уверена, что они дают показания, которые нужны ментам.
Сеня. Похоже, их действительно интересуют те люди, которые эту акцию придумали и организовали. Чтобы повторить не смогли. Хотя сейчас кажется, что менты уже заебались и тупо роют под Макса и Лешу, вышибают показания на них. Судя по тому, что они начали в какой-то момент всех пиздить как оголтелые, ничего не стесняясь...
Но при этом они не верят абсолютно до сих пор, что антифа могли сами организовать все это. Они абсолютно не верят, что не было какого-то заказчика, и Кремль не верит. Судя по тому, как они с нами разговаривали, они абсолютно в этом убеждены. Достали нас этими вопросами: «А вы знаете, сколько за это заплачено? А вы знаете, что все это не просто так и за ними стоят другие люди? Расскажите, сколько заплатили вам».
Надя. Потом очень странная история была. Один человек, вполне взрослый и серьезный, отдал мне в пользование свой ноут – у нас-то всё забрали. И вот мы созваниваемся, договариваемся о встрече, чтобы он мне ноутбук передал. Встретились. Уже тогда мне не понравился один дядя в углу пустой кофейни – все время что-то строчил в ноутбуке, периодически поворачивая к нам ухо.
Когда мы выходили, я сказала, довольно громко, что еду встречаться с подругой. Сели с ней в маленьком кафе, ноут стоял, прислоненный к стене, рядом моя большущая сумка, потом моя нога. Сумка потрепанная. Пару раз я проверяла, стоит или нет. Потом увлеклась разговором. А потом вдруг поняла, что ноута нет. То есть его вытащили вместе с сумкой у моей ноги практически. Круто сработано.
Официантки не видели ничего. Камеры, как говорит охрана, почему-то отключены. Я не верю, что это обычные воры: почему они не прихватили и вторую сумку и кошелек, который достать было легче легкого? Почему польстились на потрепанную сумку, когда вокруг хипстеры с понтовыми ноутами в модных чехлах? И почему это все произошло сразу же, как только ноут попал ко мне. Похоже, менты не поверили, что я действительно стерла все фотографии, и решили, что вот теперь мне их возвращают.
Сеня. После допроса за нами некоторое время следили, меня вообще вели внаглую, глядя в глаза. Специально нервировали, наверное. Поэтому мы в какой-то момент не выдержали, сорвались в другой город, выключили все мобильные телефоны, звонили с местного телеграфа, кругом заезжали в Белоруссию, чтобы только купить в Калуге симку. Теперь только вернулись. Но все равно постоянно на нервах, расслабляться не приходится.
Александр Бидин, активист «Кампании за освобождение химкинских заложников». Таких репрессий, конечно, никогда не было. Это принципиально новый уровень. Да, действительно, были какие-то хаотические действия, но они носили эпизодический характер, когда, допустим, «антиэкстремистам» надо было выполнить план или еще что-то такое. И там возникали некоторые проблемы, и каждый раз это был нонсенс, но, после того как мы заявляли об этом в СМИ, они приостанавливали свою бешеную активность. А сейчас мы видим такое системное давление на всю среду, то есть они всех шерстят, пытаются как-то всех выявить и всех прессануть. И под таким давлением находится очень много людей, наверное, где-то несколько тысяч человек по Москве. И следствием этих репрессий, я считаю, может быть вообще разрушение антифашистской среды. Они в принципе могут загубить какой-то росток здорового общества, свободного от нацистов.
Читать!
Ссылки
КомментарииВсего:1
Комментарии
-
Сталин вечно живой! Радуйтесь, братья и сёстры
- 29.06Продлена выставка World Press Photo
- 28.06В Новгороде построят пирамиду над «полатой каменой»
- 28.06Новый глава Росмолодежи высказался о Pussy Riot
- 28.06Раскрыта тайна разноцветных голубей в Копенгагене
- 27.06«Архнадзор» защищает объекты ЮНЕСКО в Москве
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3451737
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2343370
- 3. Норильск. Май 1268600
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897676
- 5. Закоротило 822126
- 6. Не может прожить без ирисок 782258
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 758815
- 8. Коблы и малолетки 740886
- 9. Затворник. Но пятипалый 471291
- 10. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 403090
- 11. ЖП и крепостное право 372644
- 12. «Рок-клуб твой неправильно живет» 370484