Что последует за взрывами?

Отвечают ГРИГОРИЙ РЕВЗИН, ДМИТРИЙ БЫКОВ, КИРИЛЛ РОГОВ, ЭДУАРД ЛИМОНОВ, ЮЛИЯ ЛАТЫНИНА и МАРИЭТТА ЧУДАКОВА

Имена:  Владимир Путин · Григорий Ревзин · Дмитрий Быков · Дмитрий Медведев · Кирилл Рогов · Мариэтта Чудакова · Эдуард Лимонов · Юлия Латынина

      

Записала Мария Папу


Григорий РЕВЗИН, публицист

Для меня совершенно очевидно, что теракты с шахидками предполагают существование специальной организации. Шахидок надо обучить, психологически подготовить и доставить им средства взрывания. Сочетание этих факторов показывает, что это один и тот же почерк. Власть в течение десяти лет не может вычислить организацию, которая обладает подобными способностями. Ее действия напоминают действия «Народной воли» в конце XIX века.

Такие хорошо спланированные теракты мне представляются до определенной степени признаком того, что некоторая демократизация в стране произошла. В недемократических странах террористы воюют со своими идеальными врагами — они подрывают чиновников и губернаторов. Например, в Дагестане все перешло в борьбу с конкретными чиновниками. А когда наступает демократия, можно воевать с мирным населением. Эффективней взрывать обыкновенных людей, потому что это наносит гораздо больший ущерб власти, чем убийство отдельного начальника. В тоталитарном государстве наоборот: террор против мирных жителей неэффективен.

В организационном плане эти взрывы — пока что политический провал: своими обычными мерами эту организацию власти победить не смогли. А других мер у них нет. Как мы всегда боремся с террористами? Мы бьем по площадям, потому что не можем их вычислить, и завинчиваем гайки. Путин всегда отвечал на теракты свертыванием демократии. В 2004 году это было не слишком заметно, потому что он был на подъеме и был всеми любим. Сейчас ситуация другая. За этот год он резко терял, и я думаю, что векторы в сторону того, что можно назвать «оттепелью», будут свернуты. За последний год у нас активизировалась оппозиция, уличная деятельность, интернет-активность, и я думаю, что против этого будут сейчас жесткие меры. Одно дело — разгонять мирных демонстрантов, когда в государстве все в порядке, а другое — когда метро взрывают. Общество всегда консолидируется с властью, когда возникает угроза террора, потому что демократией проблему террора решить нельзя — демократия в этих случаях страшно уязвима.


Дмитрий БЫКОВ, писатель

Я ожидаю, прежде всего, что это далеко не последний теракт, потому что готовили его люди явно религиозные и особым образом ориентированные. Если теракт происходит в первый день Страстной недели, это явно намек, что дальше будет больше. Какие могут быть последствия, пока не очень понятно, потому что жизнь страны все меньше зависит от власти. Террор сам по себе сущности не создает. Он ускоряет процессы, которые уже идут. А идет сейчас только один процесс — выход большой России из-под власти очень маленького Кремля. Выход этот идет лавинообразно, и если он ускорится, это будет довольно обнадеживающе, — хотя жаль, что это происходит такой ценой.


Юлия ЛАТЫНИНА, публицист

У нас обыкновенно государство, когда не может контролировать ситуацию, либо отменяет выборы губернаторов, либо обвиняет во всем не то Америку, не то Грузию. Однако, учитывая, что мы вроде бы только что подписали ПРО и выборы губернаторов уже отменены, я не знаю, что они могут сделать. Разве что отменить «Солидарность». Честно говоря, я не думаю, что у них будет какая-то гиперреакция. И мне кажется маловероятным, что произойдет окончательное закручивание гаек. И так все смеются: отдел по борьбе с экстремизмом занимается сбором взяток и разгоном демонстраций вместо борьбы с ваххабитами. После сегодняшних событий продолжать вымогать взятки, да еще в открытую, будет совсем уж смешно.


Кирилл РОГОВ, публицист

Последние несколько лет работает своеобразный механизм: теракты случаются в тот момент, когда возникает некоторый политический люфт в общественных настроениях. Это используется как повод для закручивания политических гаек, для ограничения прав, для всяких конституционных инициатив в области управления. В общем, всякий раз — для придания системе мобилизационного характера, политической жесткости и унитарности. Поскольку сейчас есть большие запросы на то, чтобы начать в России новую политическую эпоху, более либеральную, менее ориентированную на силу и на вертикаль власти, я думаю, что теракты будут использованы для того, чтобы закрыть этот запрос и повернуть в противоположную сторону.


Мариэтта ЧУДАКОВА, филолог, публицист

Трудно сказать. Важно одно — чтобы этим не воспользовались вторые, третьи, четвертые лица, чтобы не усиливали какую-то так называемую бдительность: мы все ее хорошо знаем. От президента лично я такого усиления не жду. Он будет действовать правильно, как мне кажется; я очень внимательно слежу в последние месяцы за его действиями. Но я очень хорошо знаю, да и все, наверное, знают, как радостно начальники, вместо того чтобы заниматься всерьез точечным отслеживанием опасных вещей, накинут на общество общую удавку под предлогом того, что «такое сейчас время». Необходимо, чтобы это не затронуло основы общественной жизни, — вот о чем я думаю.


Эдуард ЛИМОНОВ, писатель, политик

Если предположить, что мы не знаем, кто это сделал, для власти, конечно, большой соблазн использовать подобные ситуации для того, чтобы в климате народных протестов использовать теракты для ужесточения законов или даже для введения чрезвычайного положения. Может быть и такое, хотя кажется маловероятным. Например, можно запретить «марши несогласных», митинги — на это они вполне способны. Я не болен манией величия и боюсь говорить о 31-м числе. В стране, очевидно, участились митинги: от Калининграда до Владивостока и в том числе в Москве на Триумфальной площади. У меня нет обвинений в адрес власти, но то, что такую ситуацию возможно использовать для ужесточения полицейского режима, — несомненно.

Ссылки

• Александр Черкасов: «Взрывы – это месседж», 01.04.2010
• Михаил Зыгарь. Взрывы как школа неповиновения, 31.03.2010