Прощайте, тучные, прощайте, тихие

Несмотря на морозы, общественный климат становится все горячее. АЛЕКСЕЙ ЕРЁМЕНКО наблюдает за всеобщим нервным оживлением и ждет перемен

Пушкин выписал два крайних диагноза российской общественной жизни: с одной стороны, «Россия вспрянет ото сна», с другой — «паситесь, мирные народы». Последние десять лет мы прожили в твердом убеждении, что верен, безусловно, второй и наша публика без команды может только мычать. Лично к себе это, конечно, никто не относил, но в целом инициатива снизу в России начала восприниматься как что-то среднее между восьминогим теленком и панком с ирокезом — редкое, экзотичное и устаревшее явление. Во всяком случае, так долго казалось.

Между тем пора осознать: в России кончились не только тучные годы, но и тихие — в смысле молчаливые. Все или почти все уровни, слои и закоулки общественной жизни в последнее время охвачены активностью, и, хотя движение пока спорадическое, это, безусловно, движение. Точкой отсчета стало, конечно, Пикалево, но быстро оказалось, что поезд идет со всеми остановками: бунт майора Дымовского (и его последователей), калининградский митинг, жалобы омоновцев, московские протесты против цен на электрички, акции в защиту 31-й статьи. Список можно продолжать менее резонансными историями вроде бунта пиарщиков «Единой России» в Саратове (коммунисты уже жалуются на «ЕдРо» в Генпрокуратуру) вплоть до «Речника», с которым отчасти ассоциирует себя наш рахитичный средний класс.

Шевеление идет и в заоблачных высях. Юргенс, человек Медведева, в открытом докладе призвал фактически демонтировать вертикаль власти. Тишайший Миронов пролепетал что-то оппозиционное. Оживились консерваторы — РПЦ добилась реституции, а патриарх Кирилл в «Эксперте» корректно и уважительно призывает христианизировать культуру, то есть, по сути, отказаться от принципов светского общества. Даже радикалы чувствуют, что ветер меняется, — неонацисты говорят уже не просто о борьбе, а о фашистской революции. Да что там, «Первый канал» и тот показывает «Школу».

Мысль о том, что россияне пассивны и интересуются только футболом, сериалами и кредитом на телевизор, укоренилась во время путинского застоя. Стране надо было отдохнуть после двадцати лет грандиозной социальной движухи, тем более что кстати пролившиеся нефтедоллары выступили как социальная смазка, сглаживая проблемы и смягчая противоречия. В итоге Россия в полном составе, от самого ВВП до последнего бомжа, приняла общественный договор: «мы вас не трогаем, вы нас не трогаете», а потом успела поверить, что это не договор, а диагноз.

Теперь пора вспомнить, что это не так. Россияне могут проявлять публичную активность и отстаивать свои интересы не хуже всех прочих, от персов с венесуэльцами до янки с французами. И для этого не нужно ждать, пока сменится поколение: мы всегда на это были способны, просто в последние годы повода не было. Взаимодействие между группами влияния в обществе и властью — естественный и неизбежный процесс; собственно, это и есть общественная жизнь. На короткий срок мы могли позволить себе всей страной от нее отдохнуть, но отпуск закончился.

Вопрос уже не в том, возможны ли перемены, — вопрос, какими они будут. Пока для нас не закрыт ни один вариант. Может быть, мы все-таки начнем попытки жить по Конституции, с политической конкуренцией, отказом от госпропаганды, честным капитализмом, социальной защитой, а за попытки сделать по-другому шалуны будет получать по рукам, как в Калининграде. Возможен политический кризис — Майдан, цветные революции. В 80-е это называли «перестройкой». Допустимы, хотя не очень полезны и малореальны подвижки наверху — вот будет номер, если, например, в 2012-м уйдет не Медведев, а Путин. А может, кремлевские молитвы сбудутся, баррель опять пробьет $100, и мы снова заляжем в сон.

Есть и менее оптимистичные сценарии — например, опыт Новочеркасска и польской «Солидарности». Там, как и в 2010-м, начиналось все с экономических проблем и быстро обрело политический подтекст, а закончилось танками. Нельзя демонизировать нынешнюю российскую элиту, она не хочет жесткого авторитаризма, но, если ее загнать в угол, она будет обороняться. И нельзя исключать, что нам опять понадобится получить по лбу граблями радикализма: в Германии 30-х население тоже было недовольно властями и экономикой, а в итоге искренне выбрало национал-социалистов.

Прогнозировать особенно сложно, потому что у верхов и низов в современной России нет опыта взаимодействия, есть только опыт игнорирования друг друга. Публика остается небитой и непуганой, иначе были бы невозможны уличные протесты и публичные жалобы силовиков на собственное начальство. Но и власть не знает, как себя вести. Конечно, наша элита имеет кагэбэшный генезис, но это было давно, да и неясно, до какой степени ресурсы начальства позволяют ему сейчас притеснять народ. Пока начальство пробует глушить недовольных тихой сапой, вне публичного поля — поднимая тарифы, заводя дела на жалобщиков вроде Дымовского, проталкивая на праздники законопроект о запрете на перекрытие магистралей (читай: анти-Пикалево). Но это паллиатив.

Общественный договор в России уже переписывается, причем инициатива идет снизу. Каким он выйдет, бог весть. Во всяком случае, слухи о врожденной апатии россиян оказались сильно преувеличены. Дальше все зависит только от нас, от ВВП до последнего бомжа. Не сходить ли на митинг?