©  Сергей Куликов / Интерпресс

28 октября

Как же давно я не писал... Но на этот раз — действительно не хватало времени. Сегодня — 28 октября — ровно 11 месяцев, как я ушел. Ну, уже хоть что-то.

День сегодня просто отвратительный, как и все последние дни. Настроение не то что на нуле, а просто на большом-большом минусе. Последний дембель уедет 2 декабря. Предпоследний — 26 ноября. «Мой» Рамзан — 6 ноября. Но останутся фазаны, а они тоже полнейшие уроды, житья спокойного не дадут. Да и со своим призывом у меня отношения отвратительные. Кроме Павлика Путилова. Вообще все плохо последнее время. Ну совсем плохо.

Кстати, Феди Смирнова с нами больше нет — он из-за какой-то мелочи или просто из-за косого взгляда стал спорить с «фазаном» Грушей, после чего Груша, Мотор и Воробей его отпиздили. Ночью пришел с проверкой какой-то майор, увидел на кровати спящего Федю и кровь у него из уха, поднял переполох. Ну, никакие отмазки, что это «в туалете подскользнулся и об умывальник ударился», не проканали. Федя рассказал, кто его так, после чего стал «красным», т.е. стукачом. Его отвели в МПП (медицинский пункт полка), где залечили ухо, а потом обратно не привели, потому что здесь бы его вообще убили бы. Его и так несколько раз пытались избить эти уроды. Короче, пока он там так и живет, наверно, там и останется как постсостав.

Здоровье мое тоже пошло резко в минус. Опять эта гребаная стрептодермия или что-то вроде того. Язвочки по всем ногам, на жопе, на спине. Гноятся, болят и чешутся. Выглядит это отвратительно. У всех вызывает жуткую брезгливость. Меня и так здесь все ненавидят, а уж когда видят эту хрень — вообще заебывают.

10 ноября

Лежу я сейчас в госпитале, далеко от своего трижды проклятого гвардейского полка, поэтому надеюсь, что писать смогу много. Лежу вот уже неделю. Положили меня со стрептодермией или чем-то вроде этого. Короче, кожно-венерологическое отделение. Всякие трипперники и сифилитики. Положили меня сюда, в соответствии с доблестными традициями нашего гвардейского полка, в крайне запущенном состоянии. Врачи охали да ахали. Потому что, как говорит наш замкомбат или хрен его знает, кто он там по должности, старший лейтенант Окулов, в ВДВ нет больных, есть только живые и мертвые!

Старлей Окулов по кличке Боксер — персонаж интересный и очень харизматичный. Поэтому, надеюсь, я ему еще уделю внимание чуть позже. Ну вот, остановились мы на том, что в ВДВ есть только живые и мертвые. Поэтому госпитализировали меня, только когда от язв, покрывших ноги, стал исходить характерный для трупов запах. На самом деле — просто запах гноя, гниющей плоти. Ну, по давней советской традиции, описанной еще Астафьевым в «Веселом солдате», виноват в своей болезни, разумеется, я сам. Не моюсь, мол, не лечусь и вообще не слежу за собой.

Началась у меня эта хрень еще в Слободке, которую я долго буду помнить. Началась с маленькой ссадинки на коленке, которую если бы тогда сразу залечить, то ничего бы и не было. Но в роте зеленки не нашлось (да и не уверен я, что она бы помогла), а в тамошнем медпункте никогда никого не было, кроме каких-то гастарбайтеров, которые угощали сигаретами, но вылечить меня не вылечили. В совокупности с этим постоянная грязь, голод, холод и недосып, с которыми мы рука об руку шли к коммунизму, сделали свое дело. Эта мелкая ссадинка воспалилась, а дальше инфекция пошла по всему телу. …В общем, уехали мы из Слободки. Приехали в родной гвардейский 51-й и сразу стали ходить в караулы через сутки.

Вечером в караул заступаешь, сутки «Несешь службу», через сутки, совсем поздно, возвращаешься, ложишься спать, с утра немножко работаешь, потом — медкомиссия, психолог, «подготовка к караулу» — и снова заступаешь. Таким образом, жизненный цикл повторяется не через сутки, а через двое. Соответственно, время течет как будто в два раза быстрее. Это действительно так! К тому же этот эффект подкрепляется тем, что из-за рваного сна ты в карауле все время сонный, как будто не в этом мире. Короче, время проходит очень быстро, хотя и выматываешься сильно при таком графике.

Перед каждым караулом мы проходим медкомиссию, поэтому теоретически я мог бы показать свою ногу и никуда не ходить, а лечиться. Но это только теоретически. Потому что на практике медкомиссию мы обычно проходили следующим образом: строились перед крыльцом медицинского пункта полка (МПП), дежурный врач выходил на это крыльцо, спрашивал: «Жалобы есть?» — «НИКАК НЕТ!» — отвечали мы богатырскими голосами, и медосмотр считался пройденным. Если бы я попытался сказать, что у меня что-то болит и я не могу заступать в караул, то наш главный сержант, Миха Угольков, такого юмора бы не понял, сказал бы, что он уже ведомости составил, все расписал и надо было раньше в караул не вставать. А если бы заранее я это сказал, то меня не понял бы комбат, капитан Добролюбов. Да и остальные сослуживцы тоже бы не поняли. «Что косишь, сука?» …Да и, по совести говоря, самому мне скорее хотелось, чем не хотелось ходить в караулы. Кормят там неплохо, время летит быстро… Короче, не показывал я, что ноги мои щас сгниют и отвалятся, ну и лег в госпиталь только неделю назад.

И вот уже неделю я целыми днями только ем и сплю. …Короче, здесь не служба, а мед. Кстати, многие, попав сюда, так здесь и остаются. Договариваются с начальником госпиталя, и тот их не выписывает. Ходят на всякие работы или просто помогают персоналу по хозяйству. …Для некоторых это настоящее спасение.

Блин, я сам думал над тем, чтобы тут остаться. Но вот только Павлика Путилова нехорошо бросать одного с этими ебаными уродами в этой ебаной батарее… Если бы у него получилось куда-нибудь свалить оттуда, как он давно хотел, то я с удовольствием бы тут остался. На остальную батарею мне насрать. Конечно, обидно, если я так и не прыгну с «ИЛ-76». Да и не хочется мне остаток службы проваляться в госпитале. Как потом смотреть в глаза долбоебам, честно отбарабанившим два года от звонка до звонка? Хотя умом-то я понимаю, что здесь, в госпитале, я этот год могу провести с большей пользой для себя. Ибо здесь есть свободное время, которое у нас там, в полку, так старательно отнимают. И никто здесь не запрещает тратить его на то, чтобы улучшать себя морально или физически.

Но одно я хотел бы — пролежать тут, пока не уедут наши ебаные уебки-дембеля. Пидарасы ебаные. Последний, Миха Угольков (кстати, самый не-гандон из этих ебаных гандонов) уедет 2 декабря. Предпоследний, Витюша Черняков — 26 ноября. Вот это — вполне гандон! Ох, не дай бог встречу я его когда-нибудь на гражданке! Ох, отпизжу я этого мудака, пидораса, гандона!

…Никита Рамзанов, «мой» дембель, конечно, заебывал меня, но в принципе не такой уж он плохой парень. Так что мудохать его до полусмерти при встрече на воле точно не буду. Ну так, может, слегка отпизжу, по-дружески. Кстати, обещанные за стодневку 2000 р. я ему так и не отдал. Не то чтобы мне было это невозможно, друзья бы помогли, но пошел он нахуй! Не заслужил. Кстати, 2000 рублей за стодневку — совсем немного. В Омске или в разведроте у нас в полку — и по 10—15 тыщ отдают. Мне однажды удалось «по фишке», т.е. чтоб никто не слышал разговора, позвонить Авдею, ввести его в курс дела, договориться с ним о системе условных знаков, и потом, когда Никита заставлял меня звонить друзьям, просить денег, я звонил, и мы с Авдеем разыгрывали спектакли:

— Ну, пацаны, ну зачем же вы меня так подставляете? Ну пришлите вы эти деньги!
— Да, Вань, обязательно пришлем! Вот соберем и пришлем!
— Вы же говорили, что уже собрали!
— Да, собрали, но Сеню менты повязали с травой, пришлось его срочно выкупать.

Ну и т.д.

…Боксер — так за глаза мы зовем старшего лейтенанта Окулова — нашего заместителя командира батареи. Такая нехилая рама, ростом с меня, а весом 110 кг (это он сам сказал). Я, кстати, тут недавно узнал, что в учебке весил 58 кг. В какой-то старой своей мед. книжке подсмотрел. При росте 180. Жертва Освенцима, бля! Ну, ништяк, щас в больничке на год вперед отожрусь. Боксер, значит, при своих 110 кг подтягивается 9 раз. …Он с нами все время в караулы заступал начальником караула. Начкаром. Было ощущение, что перед каждым караулом он выкуривает косяк или жрет какие-то таблетки. Так его каждый раз перло! Юмор, конечно, военный, весьма специфичный, но по сравнению с большинством других офицеров, одинаковых, как кирпичи в стенке, с Боксером и правда смешно!

Однажды перед отправкой смены на посты он вместо стандартного текста: «Инструктирую: службу нести методом патрулирования, докладывать в караульное помещение каждые 15—20 минут» и т.д. вышел, стал перед нами совершать какие-то магические пассы руками и произносить: «О верные сыны отчизны, могучие воины, заклинаю вас: не спите на посту! Не спи на посту, Бабаев, а то получишь пизды!» Кстати, за сон на посту от него можно и правда,пизды получить. Юра Пробкин получил. А потом в трех бронежилетах бегал вокруг караулки, пока за нами машина не приехала. Он должен был бегать и на каждый круг кричать: «Первый круг!», «Второй!», «Третий!» и т.д. Ну, Юра тоже не дурак, и когда Боксер заходил в караулку, то Пробкин в трех брониках стоял под окном и измученным голосом орал: «Сорок восьмой, сорок девятый!»

Говорят, Боксера перевели к нам в полк из Наро-Фоминска. Там он зверски пиздил солдат направо и налево, ломал руки, ребра, челюсти. Но присмирел после того, как на него завели несколько уголовных дел. Но и сейчас он суров, все его боятся и предпочитают не злить. В гневе он страшен! Особенно он страшен, когда спалит какого-нибудь солдата с пьянкой. Тут сценарий примерно один: отпиздит, потом будет долго гонять в бронежилете и не давать спать.

Еще Боксер любит пиздить или заставлять работать дембелей и прочих «авторитетов» и защищать слонов и прочих «лохов». Но делает он это не из-за того, что против дедовщины и унижения одних другими, а скорее из-за того, что сам он — еще более дембель, еще более крутой, чем они. И он это всячески демонстрирует. …

А еще у Боксера крутой Renault Megan. Интересно, где он денег взял на такую тачку?

…На полигоне в Слободке возле столовой по утрам почти каждый день стояла старуха с сумкой, в которую она набирала отходы. Иногда она еще просила парочку буханок. Обычно ей не отказывали. Про нее ходили слухи, что, типа, ее сын выгнал из дома и теперь вот она побираться ходит.

Однажды я ее где-то на дороге повстречал и сам с ней поговорил. Оказалось, что сын ее давно уехал куда-то и вообще неизвестно, где он сейчас и что. А живет она со снохой. Сноха ее будит ни свет ни заря, заставляет делать всю работу по хозяйству, кормит какими-то помоями, чуть чего — орет, а может и руку поднять. Старуха эта маленькая и худенькая, а сноха — огромная жирная баба. Короче, жизнь ее до мелких подробностей похожа на нашу, солдатскую. Старуха эта — на слона, а ее сноха — на дембеля, борзого и охуевшего.

И как мы с нетерпением ждем своего увольнения из этой опостылевшей армии, так эта старуха ждет своей смерти. Каждый день молит о том, чтобы она скорее наступила. Разница только в том, что мы знаем, когда уволимся, а она когда умрет — не знает.