Элита. Финал

Анастасия Волочкова и Ксения Собчак доказывают, что настоящего социального успеха можно добиться только одним образом: отказом от любой профессии.

В Советском Союзе особым уважением пользовалось слово «номенклатура». «Номенклатурными» были жены, должности и санатории. В постсоветские времена «номенклатурное» уступило место всему «элитному». Кроме «элитной» плитки и «элитной» мебели, теми же мифическими свойствами оказалась наделенной группа людей, занявших главные места на телеэкранах и журнальных обложках, – от Ксении Собчак до Анастасии Волочковой. Историк балета ВАДИМ ГАЕВСКИЙ и балетный критик ПАВЕЛ ГЕРШЕНЗОН разговаривают об основных свойствах самозваной российской элиты новейшего времени. Эта беседа – фрагмент, а по сути – большое отступление от основной темы, выбранное редакцией OPENSPACE.RU из книги «Разговоры о русском балете: 1996–2007. Комментарии к новейшей истории», которая готовится к печати в этом году, к 80-летию Вадима Гаевского.

Отрывок из главы «Большой балет: свои и чужие»

Вадим Гаевский. По отношению к длительному периоду советской истории московского балета мы употребляли, может быть, не совсем корректно, понятие «номенклатуры», делили артистов на «номенклатурных» и «неноменклатурных» и, оперируя этими понятиями, рассуждали об их судьбах. Это понятие сегодня перестало быть актуальным, так как «номенклатуры» в том смысле, в каком она существовала в 1930-х, 40-х, 50-х годах, в нашей общественно-политической и культурной жизни больше нет. Возникло и на наших глазах приобрело чудовищные размеры понятие «элиты» как некоей таинственной прослойки, куда входят наиболее продвинутые, наиболее раскрученные персонажи, особенно те, кто становятся «медийными». Дорога в новую элиту идет через телевидение — не через газеты, не через радио. Например, «Эхо Москвы» — это не «элитная» радиостанция — она «элитарная», это остатки элитарной культуры, последний приют нашей элитарной журналистики. Венедиктов вхож в «элиту», но скорее как репортер, движимый любопытством и профессиональной необходимостью — он должен там быть, чтобы что-то узнавать. Но человек он семейный, и домашнее общение с сыном его, по-моему, волнует больше, чем пребывание на элитных тусовках. Идеальным воплощением новой элиты является Ксения Собчак. А несколько самозваной фигурой, которая то попадает в новую элиту, то оттуда изгоняется, является наша героиня Анастасия Волочкова — она «элитна» весьма условно, поскольку «элитность» не предполагает такой степени скандальности.

Павел Гершензон. Действительно, в отличие от Анастасии Волочковой, Ксения Собчак по судам не бегает. Она всего лишь невинная озорница...

В.Г. Волочкова в этом смысле шире как личность.

П.Г. Вы хотите провести параллель с Матильдой Кшесинской? Я убежден, что г-жа Волочкова — и не она одна в среде балетных дам — мечтает именно о подобном сравнении. Их манит «миф Кшесинской». Правда, из всего содержания этого мифа наибольшим успехом в общественном сознании пользуется не Кшесинская-балерина, обладавшая, похоже, действительно высочайшими профессиональными достоинствами, но та составляющая этого мифа, которую французы определяют понятием громоздким, но фонетически изящным — la femme entretenue.

В.Г. Должен сказать, что Матильда Феликсовна была la femme entretenue лишь отчасти. La femme entretenue — это та, кого выбирают. Матильда Феликсовна — женщина, которая выбирала сама, и, хотя ее познакомил с Наследником Александр III, выбрала его она, и она выбрала двух Великих Князей, один из которых стал ее мужем, а другой, возможно, был отцом ее ребенка (тут мнения расходятся), но это был ее выбор. Это особый, уникальный случай, уникальная карьера, уникальная женщина, которую язык не поворачивается называть, к примеру, содержанкой — будем говорить так, как было принято это называть тогда — фаворитка. Великая, гениальная фаворитка.

П.Г. Волочкову выбрали?

В.Г. Не знаю, кто кого выбирал. Эта тема сегодня уже не актуальна, потому что Настя — замужняя женщина, мать. Но она рвется в элиту, она рвется в телевизор, где присутствует в качестве театральной актрисы, актрисы сериалов, в качестве проповедницы всех мыслимых добродетелей и в качестве интеллектуальной собеседницы Татьяны Толстой и Дуни Смирновой.

П.Г. В одном из сериалов Волочкова уже не снималась — даже самым бездарным режиссерам и самым тупым продюсерам стало понятно, что «драматически» играть и произносить какой-то текст Волочкова, ну просто совершенно не в состоянии (я вообще бы на месте многих постсоветских балерин старался как можно меньше открывать рот, потому что в их случае молчание не просто золото — оно бесценно). Так вот, в этом сериале унылые сериальные актеры по ходу действия отправлялись на вечеринку, которую устраивала «балерина Волочкова». Вот это и состоялось! Ничего «играть» не надо, не надо танцевать, не надо потеть на утреннем уроке — надо просто предоставить свое имя. «Волочкова» отделилась наконец от реальной Насти и живет своей отдельной жизнью. Она — brand name. Можно печатать туристические открытки с видами Москвы: Василий Блаженный — Кремль — Анастасия Волочкова — Храм Христа Спасителя...

В.Г. Это ее предназначение, это ее роль. Правда, если она уйдет из Большого театра, что-то существенное в своем бренде она потеряет, потому что в качестве составляющей он включает в себя и понятие «Большой театр». Ей даже не надо танцевать в Большом театре, ей просто нельзя оттуда окончательно уходить (этот разговор Гаевского и Гершензона состоялся летом 2006 года. — OS). Кстати говоря, понятие бренда применительно к артисту раньше никогда не употреблялось. Никому в голову не приходило определять Качалова как бренд. Бренд — это ликер, духи, часы.

П.Г. Понятие бренда включает в качестве обязательного элемента так называемый life style. А это, собственно, и есть основное занятие Анастасии Волочковой. В интернете не публикуют записи ее балетных танцев — там выкладывают скандальные интерьеры ее апартаментов на Итальянской улице в Петербурге: жирная позолота, тяжелые драпри, гипсовые гуси, свисающие с низкого потолка (квартира расположена в антресольном этаже, который раньше предназначался для прислуги).{-page-}

В.Г. Согласитесь, это странно, когда бренд светской (или полусветской) личности в несколько раз превосходит артистическую репутацию. Репутации профессиональной танцовщицы у нее уже практически уже нет, и, хотя она продолжает выступать в Краснодаре, Москве и Петербурге со спектаклями и концертами, артистическое имя она потеряла. Приобретя бренд «Анастасия Волочкова», она потеряла престиж танцовщицы. Танцовщицы Волочковой сегодня нет.

П.Г. А раньше была?

В.Г. Была — и я это видел своими собственными глазами, когда ее, еще ученицу, привезли вместе со всей Вагановской школой в Кремлевский Дворец Съездов. Она танцевала «Пахиту» с дьявольской энергией прямой наследницы Натальи Михайловны Дудинской...

П.Г. ...у которой Волочкова недоучилась. Дудинская отказалась от нее в тот самый момент, когда Виноградов, главный балетмейстер Мариинского театра, бросил на ученицу выпускного класса масленый взгляд и заявил: она готовая балерина, она будет танцевать «Лебединое озеро»! Дудинская возмутилась — она считала, что Настя еще не готова. В Дудинской, прекрасно понимающей, что такое элита, элитность и даже медийность, восстала профессионалка. Но Виноградову было наплевать на Дудинскую и на профессионализм — и Настя дебютировала.

В.Г. Это драматическая судьба педагога, потому что единственной ученицей, которая, в принципе, могла в какой-то степени продолжить тип личности и балеринский тип Дудинской, была, конечно, молодая Настя Волочкова. Но главной ученицей Дудинской волею судьбы стала Лопаткина, ничего общего с Дудинской не имеющая.

П.Г. Не кажется ли вам, что новая российская элита, лицами которой вы определили пару Волочкова — Собчак (новые Эллочка-Людоедка и Фима Собак, у которых в качестве Вандербильдихи выступает Пэрис Хилтон), — это и есть новая русская аристократия? Возможно, я некорректен с исторической точки зрения, но давайте вспомним «новых русских» петровской эпохи (мне кажется, культурный индекс нашей страны сегодня совпадает с петровской эпохой) — те же первые робкие прикосновения к культуре, голая Venus над смятыми перинами и утренний огуречный рассол (что-то подобное нам показал Кончаловский в печально известном «Глянце»), та же глубочайшая культурная застенчивость, прикрываемая культурной наглостью.

В.Г. Действительно, новая российская элита пытается выдавать себя за аристократов. Но какие это аристократы? Это мещанские дети, это пена, возникшая на волне социальных потрясений 1980-х — 90-х годов, ведь только в мещанском, очень мещанском понимании профессия дворян — украшать собой общество. Но сейчас мы говорим немного о другом: я восстал против слова «номенклатура» потому, что это слово из бюрократического словаря. Номенклатура — это все-таки рождение новой бюрократии, а мы говорим об артистах.

ОТСТУПЛЕНИЕ: ЭЛИТА ОДИН

Советская артистическая элита создавалась при Сталине, в 1930-е годы, на тех самых кремлевских «ночных концертах», о которых мы уже говорили. При Сталине же была предпринята первая попытка создания советской интеллектуальной элиты, когда еще до войны возник забытый сейчас, но знаменитый тогда ИФЛИ — Институт философии, литературы и истории, в котором преподавали все лучшие педагоги, в котором учились будущие поэты (в частности, Павел Коган, еврейский мальчик, писавший о флибустьерах и погибший на фронте в 1942 году). В Советском Союзе систематически совершались попытки создания интеллектуальной элиты — чего-то подобного тому, ради чего в свое время был создан Императорский Александровский лицей в Царском Селе. Но Александровский лицей был основан в начале XIX века, когда еще помнили о XVIII веке, и был связан с идеями Просвещения. Кстати, история петербургской балетной школы на улице Росси также косвенно связана с проблемой просвещения, против которого восставал критик-балетоман Скальковский, страшный реакционер, а именно — против того, чтобы давать балетным образование. В XIX веке балетная школа пыталась приобщиться к основам гуманитарного образования. Ученики Императорской балетной школы выпускались совсем не невежественными людьми, они знали музыку, французский язык. Конечно, выпускницы балетной школы не были смолянками, но ориентация на смолянок, безусловно, имела место. Они принадлежали, вообще говоря, к высшему сословию, потому что «Артист Императорских театров» — это все-таки не крепостной артист (хотя иногда реальные факты их судьбы говорили об обратном, о чем мы знаем из мемуаров Льва Иванова).

Короче говоря, идея интеллектуальной, гуманитарной элиты возникла в александровские времена, просуществовала на протяжении всего XIX века и время от времени возникала в сталинскую эпоху. И если до войны, как я уже говорил, это были студенты ИФЛИ, то во времена позднего Сталина и сразу после него интеллектуальную элиту стали представлять в первую очередь ученые-ядерщики. Кончилось это катастрофой — наш первый ученый, трижды Герой Социалистического труда, оказался с точки зрения властей неблагодарным человеком и пошел против системы. Он оказался внесистемным, а элита должна обязательно интегрироваться в систему, как ее часть, как ее украшение. Но главным для нас в этих академиках было не то, что они продолжали развивать теорию Бора, Эйнштейна или создавали ядерные щиты, а то, что они ходили в горы и были альпинистами. Главным для нас было то, сколько у них любовниц. Они украшали нашу жизнь, они придавали образу нашей страны некоторую поэтичность. Наша страна страшно прозаическая, а тут появились какие-то люди — и не с научными заслугами (это оплачивалось орденами и деньгами), а с поэтическими. В прессе, в легендах воспевалось их остроумие, их жизнелюбие. «Физики шутят» — тогда даже вышла такая книжка, а вот популярной книжки о теории относительности я что-то не помню. Все наши квартиры были заполнены фотографиями Эйнштейна с высунутым языком и Хемингуэя в свитере крупной вязки. Для нас Эйнштейн и Хемингуэй были носителями совсем не профессии, а образа жизни — того самого life style, который считался «элитным». То, что «Хэм» был великим писателем, знали очень немногие. Если бы вы спросили, что он написал, мало кто бы ответил, но то, что он удил рыбу и был «Хэмом великим», это знали все. А читали ли они «Хэма великого»? — вот я его читал и как был горячим поклонником некоторых его вещей, так им и остался. Для меня он никогда не был просто «Хэмом великим», а для них...{-page-}

П.Г. Для кого? Для героини фильма «Москва слезам не верит», мигрантки-лимитчицы, разглядывающей поверх ремарковского томика («Три товарища») потенциальных женихов в вагоне метро? Или для простого-золотого паренька Никиты Михалкóва (пока еще не Михáлкова), богемно шагающего по Москве?

В.Г. Для желающих шагать по Москве в ногу с золотыми пареньками. Для тех, кто рвался в эту мифическую, фантомную «элиту», кто пытался быть где-то «там», среди тех, кто ведет фантастическую «ресторанную жизнь». Эти люди не были карьеристами, они были представителями особого типа нашего сознания, который можно выразить формулой «попасть туда». Что такое «туда» — понимали все, а куда «туда» — понимали не очень. Куда? — Ну, «туда, там где...» — Где что? — Ну, там, «где самые». — Самые материально обеспеченные люди? — Нет, даже не они, а люди, которые обладают какой-то экстерриториальностью, притом, что эти люди как раз были «невыездными», вроде физиков, которых никуда не выпускали, для которых создавались специальные оазисы, где, как всем казалось, существовала «свобода». Вот они там были свободными людьми — свободными в своих предпочтениях, эстетических и прежде всего поведенческих.

П.Г. Обратите внимание: рассуждая об интеллектуальной и художественной элите XIX века, мы говорим о выдающихся писателях, художниках, философах, архитекторах, композиторах, даже о балетных артистах. Когда мы говорим о XX веке и сталинской элите, мы говорим о знаменитых инженерах, строивших московское метро, героических летчиках, летавших над Арктикой, о великих физиках, создававших атомные и водородные бомбы. И пусть нас, простых советских людей, интересовало в первую очередь то, что они показывали любовницам языки и ходили в горы в свитерах крупной вязки, — мы знали, что в первую очередь они были физиками и инженерами, то есть владели профессией. Российская элита, начиная с выпускников Александровского лицея или Училища правоведения, — всегда была элитой профессионалов. Скажите, какая профессия стоит за Ксенией Собчак?

В.Г. Никакой.

П.Г. Новая элита вне профессии (можно, конечно, сказать, что Собчак по профессии «телеведущая», но я не могу назвать профессиональной деятельностью демонстрацию на экране перипетий собственной частной жизни) и потому история с г-жой Волочковой — это нетипичный случай. Выход в заветную зону элиты ей долгое время перекрывал шлагбаум профессии: все эти утренние уроки, дневные репетиции, вечерние спектакли, необходимость ночью спать, чтобы утром снова пойти на урок...

В.Г. Волочкова все-таки вошла в элиту — когда перестала быть профессиональной балериной.

П.Г. Именно на этом я и хочу сосредоточить внимание: непременным условием попадания в новую элиту является отказ от профессиональной деятельности. В этом состоит специфика момента.

ОТСТУПЛЕНИЕ: ЭЛИТА ДВА

Кто сегодня является элитой? Новые купцы, перепродающие чужой продукт, и «телеведущие», которые задают составленные не ими вопросы купцам или продают живой товар — на манер того, как дочь покойного мэра Петербурга продает очередное поколение бессмертных Маленьких Вер из советских рабочих поселков, мечтающих вырваться из убогих хрущевок, которыми застроена наша большая страна, и попасть в ту самую фантастическую московскую «ресторанную жизнь». Недавно «резидент» знаменитого шоу Comedy Club Павел Воля, учитель русского языка по профессии, в анонсе новой программы «Смех без правил» заявил: «Хватить прозябать на стройке, довольно коптить небо газосваркой! Пора становиться людьми!». Возможно это тонкий саркастический интеллектуализм неудачливого преподавателя словесности, но для рядового обывателя это рекомендация к действию. Перепродажа и сопутствующая ей телевизионная презентация товара (живого и неживого) — вот что является профессиональной деятельностью новой элиты. Потерявшие форму артисты и подававшие надежды писатели, поэты-в-кризисе и «как бы авангардные» режиссеры, марксистско-ленинские философы, спятившие театральные критики и химики-технологи — все плюнули на свое дело и превратились в телеведущих (есть еще «политтехнологи», также из «бывших» — архитекторов, галерейщиков, журналистов, киноведов и просто из городских сумасшедших — но это другая тема). Спрашивается, надо было столько мучиться, писать, играть? Вот Ксения Собчак — умная девушка, она и не мучилась, не училась, не писала, не играла. Кстати, ее программы «Блондинка в шоколаде» или «Девушка с обложки» могли стать отменными фрик-шоу, а их героиня-ведущая — прицелиться к образу Джульетты Мазины или, по крайней мере, Жанны Агузаровой. Но, боюсь, Мазины из г-жи Собчак не выйдет. Ей не хватает трагического мироощущения (в один короткий момент оно присутствовало в ее жизни и жизни ее семьи, но она, похоже, с ним быстро рассталась), художественной свободы, таланта и Федерико Феллини (Феллини отчаянно не хватает и Жанне Агузаровой).{-page-}

На Западе существует понятие celebrity — это не только и не столько голливудские звезды, которые не существуют вне актерской профессии, это не рок-музыканты, это даже не модельеры (у всех них профессиональная деятельность занимает существенную часть жизни). Настоящие celebrity — это специфические персонажи, за которыми пустота, зеро. Они не шьют, не порют, не варят. Их единственное предназначение — продуцировать и концентрировать в себе массовые фантазии и демонстрировать способы реализации этих фантазий. Самый известный нам пример — Пэрис Хилтон, объект зависти наших сестричек-либерти Собчак & Волочковой (как же тут не завидовать: пьяные ножки Пэрис опираются на прочный фундамент семейного бизнеса, все эти гостиницы, простыни, горничные и посыльных; наши — всего лишь провинциальные питерские золушки на призрачном московском балу). Девушка Собчак совсем близко подкралась к заветной цели воплотиться в абсолютную celebrity: «Блондинка в шоколаде» почти безупречна по чистоте жанра. Какая девушка не хочет обмазаться целебной грязью и умереть молодой от удушья в spa-салоне? Я видел, как Ксения Собчак летает под куполом цирка, изнывая в цепких объятиях здоровенного воздушного гимнаста. Каждая девушка хочет воздушного гимнаста и под купол цирка — чтоб до обморока.

Кстати, полеты в цирке Ксении Собчак демонстрируют еще одну заветную мечту представительниц нашей элиты — стать новой Идой Львовной Рубинштейн, миллионершей-дилетанткой, берущей неутомительные уроки танцев у Михаила Фокина и блистающей в полуголом виде на парижской сцене в дягилевских «Русских сезонах» в окружении профессиональных артистов императорских театров. Но есть и движение навстречу: «Танцы со звездами», «Звезды на льду», «Под звездами», «Звезды в цирке», «Цирк зажигает суперзвезду» — все эти телевизионные птицефабрики, в которых профессиональные артисты, в кровь разбивая лица и с хрустом вывихивая тазобедренные суставы, рвут с профессией исключительно ради того, чтобы подтвердить свой элитный статус. Только что Анастасия Волочкова сбросила пуанты и встала на коньки, что вступает в категорическое противоречие с профессиональными запретами, предъявляемыми к балетной танцовщице. И все для того, чтобы быть рядом с ними — со «звездами», такими же «фигуристами», как она сама. Вся эта феерическая апологетика дилетантизма вкупе с ориентальными куршевельскими оргиями, — это и есть наши новые «Les Saisons Russes» ¹. А «Dяgilev» — это модный московский клуб.

Итак, советский тип номенклатурного профессионала (артиста или физика) сегодня мутирует в сторону «медийного персонажа». А в медиа происходит слияние капиталов и взаимозачет: ТВ дает персонажу элиты эфир — этот важнейший инструмент запоминания, напоминания и извещения о его (персонажа) существовании; в ответ медийный персонаж дает ТВ средства к существованию, потому что своей элитностью и медийностью приманивает спонсоров и рекламодателей. Я как-то раз участвовал в переговорах по поводу производства документального исторического фильма про балет — надо было придумать концепцию, найти материал и написать текст. Обязательным условием продюсера было участие в качестве ведущей кого-то типа Собчак, потому что только «под нее» дадут деньги на производство фильма. Круг замкнулся.

Нам могут задать вопрос: какое отношение все это имеет к разговорам о балете и Большом театре? Балетная сцена изо всех сил пытается сохранить профессиональную экстерриториальность. Международный статус русских балетных артистов несопоставим с нулевой репутацией наших «элитных» фигуристов и воздушных гимнастов. За представления Большого балета публика Парижа и Нью-Йорка выкладывает деньги, но кто там будет платить за воздушную гимнастику г-жи Собчак или фигурное катание Насти Волочковой? Но культурная экстерриториальность балета одновременно делает некогда государственное зрелище все более и более маргинальным. К счастью для него, балет пока размещается в медийной резервации канала «Культура». Но его непременная эротическая составляющая (хотя плоская дряблая грудь балетной солистки и аппетитные силиконовые полушария Анфисы Чеховой различаются так же, как яблоки в экологически чистом магазине «Живая еда» и в гипермаркете «О кэй») и та главная загадка, которую балет задает нашей широкой публике (другие загадки публика не в силах считывать) ²: отгадайте как это мы умудряемся на цыпочках стоять? — эта составляющая и эта загадка обязательно заставят какого-нибудь телепродюсера устроить мега-проект «Звезды на балетной сцене», в котором вся наша страна будет дружно голосовать по мобильникам за jeté en tournant Димы Билана или pas de bourrée suivi на пуантах Оксаны Робски. После этого махровый балетный китч (профессиональный), о котором мы столько сказали, покажется нам благородным Парнасом.

21—23 июня 2006 года, Москва — август 2007, Петербург


¹ По иронии судьбы как раз в момент пика популярности шоу «Звезды на льду», в котором снимались наши знаменитые фигуристы и их знаменитые тренеры, мы позорно проиграли все мыслимые международные турниры по профессиональному фигурному катанию во всех номинациях.

² Недавно coведущая «Школы злословия» пытала хореографа Алексея Ратманского вопросом: «За что вы любите балет? Я вот оперу люблю. А балет меня потрясает своей тупостью». Это говорила кинорежиссер, профессией и искусством которой вообще-то должно являться создание пластической материи, движения кадра.