Здесь будет город-ад

По заданию OPENSPACE.RU СВЕТЛАНА РЕЙТЕР съездила в Сочи

«Ничего хорошего я вам предложить не могу, — говорит стюардесса «Аэрофлота» и смотрит на меня участливо, как на больную. Нет мест ни у окна, ни у прохода, осталось шесть кресел в хвостовом отсеке. – А чего вы так удивляетесь? Вы же в Сочи летите». – «Так ведь зима на дворе, зачем же туда ехать», — вяло отвечаю я. «Вы с Луны давно? Там же строительство, там же сплошной сезон».

«Абхазцы жалуются, что к ним из Адлера пыль со строек летит, а наши люди рассказывают на улицах чернуху — узбеков на стройки завозят пачками, а домой уезжают единицы. Видели их захоронения, все такое. Узбекам же можно не платить, если они не зарегистрированы, и никуда они потом не возвращаются. Тетка на местном рынке стоит, рядом прилавок, рыбой торгуют, она лично видела эти захоронения. Она сказала, что это ямы, в которые просто закидывают мертвых людей. Я думаю, все возможно». Меня встречает преподавательница техникума, двадцатипятилетняя Вероника. Пятнадцать минут назад самолет приземлился в аэропорту поселка Адлер. В путеводителях про этот поселок пишут, что он «является столицей Адлерского района, входящего в состав Большого Сочи». Тут требуется примечание: территория Большого Сочи простирается от поселка Магри до государственной границы с Абхазией по реке Псоу и занимает общую площадь в 3502 квадратных километра.

Тридцать минут назад я летела в переполненном самолете. Сзади меня сидел громадных размеров человек в синем костюме и розовой рубашке. Усики. Котелок на макушке — как муха на арбузе. Рядом с ним, на отдельном сиденье, привольно раскинулся контрабас. Всю дорогу человек в котелке рассказывал своему контрабасу, что в Сочи настоящие артисты получают больше, чем в Москве. Я согласна с Вероникой — да, все возможно.

«Ты хочешь сказать, — переспрашиваю я Веронику, — что эта тетка, которая на рынке стоит, шла по лесу и наткнулась на братскую могилу?» — «Ну да, она так сказала».
По неофициальным данным, крупные клиенты в местном бюро ритуальных услуг — строительные фирмы.

Такие дела.

Адлер, поселок, столица, жемчужина Большого Сочи, сейчас похож на пылесборник вечно работающего пылесоса. В воздухе висит плотная занавеска белесой мути. В поле зрения только строительная техника.

Я еду в Имеретинскую бухту, которая раньше считалась заповедной зоной, а теперь превратилась в громадную строительную площадку. Олимпийская арена. Большое Хоккейное Нечто. Конькобежный Овал. Стадион, прости господи, «Фишт», издали похожий на штифт. Знаменитый прибрежный кластер.

Машина движется по дороге тошнотворными рывками: пробки в Большом Сочи — общее место. Тех, кто живет в поселке Адлер, перестали брать на работу в город Сочи, поскольку те, кто из Адлера, не в состоянии доехать до работы в городе Сочи вовремя. Мы проезжаем бурого цвета речку. «Это Мзымта, но она не должна быть такая грязная, это все из-за строительства», — поясняет Вероника. Машина проезжает мост через Мзымту, «которая не должна быть такой грязной». Из земли торчат два больших плаката: одинаковым шрифтом на одном написано «Свежее мясо», а на другом — «Цемент». Через три километра — щит с бодрой надписью «Добро пожаловать в Веселовское лесничество». Первый дом лесничества — бурого цвета, слегка прикрыт каштанами с махровыми от грязи листьями. Крыша дома заметно просела под рекламой плиточного клея. Через пару километров выезжаем на улицу Нижнюю Имеретинскую, Вероника паркует машину у входа в гостиницу «Кавказ». За гостиницей — стройка. Перед гостиницей — стройка. Рекламный проспект гостиницы обещает «общедоступный пляж Нижнеимеретинской бухты, мелкая галька и темный песок, оборудованный, с большим количеством развлечений. Прокат плавсредств, гидроциклы, гидровелосипеды, парашют, прогулки на катере и надувном банане, кафе, бары». Вместо пляжа — стройка. Вместо надувного банана — экскаватор оранжевого цвета с черным ковшом.


Здесь будет город-ад

У входа в гостиницу «Кавказ» я встречаюсь с Владимиром Кимаевым, членом совета экологической вахты по Северному Кавказу и руководителем отделения «Зеленая Россия» при партии «Яблоко». Когда я звонила Кимаеву из Москвы, то по голосу представляла себе флегматичного любителя бардовской песни в штормовке и свитере домашней вязки.

Меня ждет мужчина с внешностью и повадками Клинта Иствуда времен фильма «Хороший, плохой, злой». Добротный черный комбинезон. Высокие черные ботинки. Белый джемпер, щегольской цветной платок на шее. Мы направляемся в полуразрушенный дом, где жили рабочие местного рыбного завода. Через неделю дом снесут — из-за строящейся в двух шагах большой олимпийской арены. Обветшалый пятиэтажный дом, покрашенный голубой краской, хлопает рамами без стекол. В одну из рам вставлена газета с лозунгом: «“Единая Россия” обязана только побеждать!»

К нам подходит бывший машинист холодильных установок, а ныне — пенсионер, Владимир Георгиевич. Скороговоркой: «Попали под объекты, затем снос, переселение. Жили рядом с морем, а теперь нас так переселили, что от нас до моря больше двух километров. Смотрите, у меня здесь две комнаты было и еще сотка земли. Землю отобрали, дали две комнаты в пятиэтажке, верхний этаж. А у меня раньше погребок имелся, виноградничек, пристройку сделал, отдыхающих пускал. Двести рублей в день имел с отдыхающих. А на новом месте я кого пущу? Только если молодую дивчину себе под бок. Но рядом моя бабулька, она протестовать будет».

Земля и пристройки — основная ценность. Отдыхающие — основной источник дохода. Теперь нет ни того, ни другого.

«У меня тоже пристройка была, с кондиционером», — печалится водитель рыбозавода Николай Расулов. «А у меня — сайдингом обшитая», — вторит ему Ольга Городнянская.

Расулова и его дочь, Оксану, как и всех остальных, переселяют в пятиэтажку в район Веселое: до моря ехать три остановки на общественном транспорте. Раньше Николаю полагалась отдельная комната, а теперь он будет жить в одних стенах с Оксаной и ее мужем. Оксана, официантка в местном пансионате «Дельфин», говорит: «Ситуация у нас безвыходная, спорить с администрацией бесполезно, вот мы и переселяемся». Ее отец возмущается: «Мы судились неоднократно, я Путину в приемную в Бочаров Ручей возил документы, но толку никакого. А до Олимпиады мы так хорошо жили! Пристройка была, отдыхающих пускали, родственники приезжали. А теперь засунули нас в бетонную коробку, и все».

Из дома выехали все, кроме семьи Ольги Городнянской. Она объясняет: «Нам на одного человека дают всего четырнадцать квадратных метров жилой площади. Как мне в эту квартиру поселиться и как там жить?! Я буду судиться до конца, я подала жалобу в надзорную инстанцию. Если откажут, буду подавать в Верховный суд. У меня уже пакет документов собран в ООН, в ЕСПЧ. Нас с приставами выселяли, грозили вещи выкинуть». Ее сын Денис настроен решительно: «Света нет, окна я заколотил, буду сидеть до последнего. Недавно возле подъезда костер разжег, чай себе грел и все остальное. Я без боя не сдамся, мне терять нечего».

Свою землю и пристройку, сайдингом обшитую, семья Городнянских уже потеряла.

Кимаев волнуется: «Если администрация города продекларировала, что при переселении не будет обиженных, то их быть не должно! Мы понимаем, что любое строительство, особенно такое грандиозное, с таким бюджетом, — это воздействие на окружающую среду, социальные неудобства, но нужно же их минимизировать, и мы к этому призываем!»

Сам Владимир Кимаев — военный в прошлом, индивидуальный предприниматель в настоящем. Занимается транспортной логистикой, перевозкой. В том числе техники, которая работает на олимпийских объектах. То есть, живо переспрашиваю я, вы сами на Олимпиаде зарабатываете? Одной рукой с ней боретесь, а другой деньги берете? И не возникает ли у вас на этой почве внутреннего конфликта? Кимаев на минуту задумывается, и я понимаю, что начинаю его уважать: в конце концов, он мог бы не говорить об источнике своего заработка. Он мог бы, и это было бы правильно, послать меня к чертовой матери с моим вопросом о внутреннем конфликте. Взрослый мужик, двое сыновей, жена. Всех надо кормить.

Но он отвечает: «Логика очень простая: надо заработать денег в этом городе, надо на что-то жить. Это такая же работа, как любая другая, понимаете, Светлана? Олимпиаду не я придумал, но что плохого, если на этой Олимпиаде люди заработают денег? Другое дело, как они заработают: можно на участке свалку строительных отходов делать и экологию рушить. А вот я, например, технику со строек обратно отправляю: в Красноярск, в Уфу, в Москву, в Санкт-Петербург, делаю это быстро и качественно, и мне за это платят. И мне хватает, высокий заработок или низкий, я не знаю. А вот это ваше мнимое, Света, целомудрие, эти ваши “облик эколога страдает от сотрудничества…” — все это ни к чему».

Мы едем на улицу Бакинскую, расположенную на крутом склоне в районе Верхнее Веселое. На верхушке склона — свалка строительного мусора, крупных железобетонных конструкций. Отходы, утверждает Кимаев, везли на многочисленных « КамАЗах». После первого же дождя все это добро поползло вниз — вместе с почвой. Покосились дома, провисли провода между телеграфными столбами. Когда идешь по улице Бакинской, возникает неприятное ощущение, что земля едет вниз прямо под твоими ногами.