Какая-то неприятная новизна почудилась мне в привычной вакханалии окраинного шопинга, какая-то еще не слышанная нота
Субботним утром я собралась в магазин. Надобен мне был магазин (если называть его по старинке) промтоварный, ближайший же к дому промтоварный — торговый центр «Щелковский». Вполне себе величественный храм торговли, вольно расположившийся в бывших цехах завода «Хромотрон». Пешком до него минут пятнадцать, но я сдуру села в машину.
Час сорок пять минут я добиралась до своего торгового центра в столь плотном потоке машин, что ни повернуть, ни с пути свернуть не было никакой возможности. Еще полчаса нужно было дожидаться очереди на парковку — все места на просторнейшей стоянке были заняты. Когда же удалось мне вступить в светлые магазинные залы, я уже ожидаемо обнаружила вокруг себя такое веселое оживление, такую бойкую торговлю, такую чуть ли не праздничную атмосферу, что оставалось только крутить головой в недоумении. Сама-то я в печали, приехала за электрическим шнуром, а тут почти что народное гулянье. С чего бы?
Ну хорошо, думала я, предположим, мое недоумение — придуманное, деланное. Кризис не в стране, а в головах, как тут недавно сказали мне по телевизору. Надо делать дело, мол, а не сиротские песни петь. Это значит, в моей голове кризис, а в головах моих соотечественников его еще нет. Конец ноября — предположим — вполне себе естественное время для начала предновогодних закупок (хотя, по идее, рановато). Все хорошо, все путем. Кстати, насчет пути. За ясными окнами торгового центра виднелась МКАД, и МКАД этим ноябрьским стылым утром стояла наглухо. В принципе, субботнее стояние окружной автодороги событие не сенсационное — мы, подмкадыши, давно уже приметили феномен «большого субботнего шопинга». Только схлынет поздней осенью волна автомобилистов-дачников, тотчас наплывает новая волна — покупателей-гуляк. Дачи заколочены, делать людям по выходным нечего, вот семья и садится в машину и едет за «большими» покупками. МКАД — главная торговая улица Москвы, бешеным электрическим светом горят меги, икеи и леруа-мерлены. А я еще к тому же живу на великом щёлковом пути — от трех вокзалов до Черкизовского рынка пролегла известная всякому провинциальному маленькому торговцу московская товарная дорога. Так что пробки в выходные дни дело, в общем, привычное. Но чтобы стоять часами, как в нынешнюю субботу? Какая-то неприятная новизна почудилась мне в привычной вакханалии окраинного шопинга, какая-то еще не слышанная нота. Что ни говори, у нас у всех что-то вроде кризиса, нет? Разве не предполагается, что нам приходится туже затягивать пояса?
Читать текст полностью
Я не собиралась на сей раз даже касаться этой неприятной темы, пресловутого кризиса. Во-первых, потому, что появились уже обстоятельные и чрезвычайно толковые публицистические тексты, разъясняющие печальное наше будущее. И малоинформативные стоны вроде бы ни к чему. Во-вторых, потому, что кризисной темой всерьез занялся господин телевизор. А телевидение — тяжелая барская пропагандистская машина. Заводится долго, зато потом не остановишь. Тормозной путь длинноват. Схватится за свежее (как им кажется) общественное событие, и давай его крутить без перерыва и на всех каналах. Так унянчат дитятко, чтоб и не пикнуло. Укатают до одурения. В интернетовских журналистских сообществах, где коллеги просят друг друга о какой-никакой профессиональной помощи (телефончиком поделиться, героя для очерка припомнить), еще меньше месяца назад от телевизионщиков валом шли просьбы только двух типов. «Срочно, горим, нужно пригнать на съемку кого-нибудь из селебритиз, у кого есть собачка. В крайнем случае собачку организуем сами». И: «Друзья, надо бы снять человека с двумя головами, ни у кого нет таких знакомых? Программа серьезная, аналитическая, не обидим. Только выясним: а удобно двумя головами одновременно борщ кушать?»
А теперь, воля ваша, только об одном и спрашивают: а нет ли у кого знакомого топ-менеджера, который пострадал от кризиса? Или: «Ищем героя, которому МК (мировой кризис) пошел на пользу». Так что вполне уже можно и ничего больше на эту тему не писать — коллеги приняли эстафетную палочку, вечером покажут нам кризис.
Наконец, этот самый МК подобрался слишком близко к профессии, потому и думать, и говорить о нем неохота. Первыми (по крайней мере, в столице) страдают представители специальностей самых декоративных, а журналистика (по нынешним временам) наидекоративнейшая специальность. Просто икебана, а не профессия.
Кстати, сообразуясь с многолетним опытом (все-таки и конец восьмидесятых прошли-прошагали, и 98-й пропыхтели), мы с группой товарищей недавно вычленили две самые незначительные, но и самые верные приметы грядущих корпоративных печалей. Первая — это, конечно, задержка зарплаты. Задержка — низкое, женское слово. Каждая женщина знает, что надежда, робко таящаяся в этом слове, подвижна. Она истончается, утекает. Потому что две недели задержки — это еще может быть ошибкой, случайностью, легким недугом. А, скажем, трехмесячной задержки уже не бывает. Это, воля ваша, уже трехмесячная беременность. То же самое (приблизительно) происходит и с зарплатой. И есть еще одна мелкая, но чрезвычайно верная примета.
Касается она судьбы кулера — ну, офисного самовара. Столбика чистоты, титана нового времени — в общем, аппарата для подогрева и охлаждения воды, стоящего в любом офисе.
Так вот, если кулер долго стоит обезглавленный, воду давно не подвозят — есть причины для беспокойства. Что с компанией, что с деньгами? Ох, нехорошо. Вид пересохшего кулера пугает, мучает, как издревле пугал людей пересохший колодец, возле которого уже не сделаешь привала, не возделаешь делянку, ничего не получишь. Вода ушла! Значит, быть месту пусту.
Заболталась я. Так вот — не хотела ничего писать про кризис, да вид субботнего магазина заинтересовал меня до крайности.
А тут еще встретила я в торговом зале соседей, почтенную зажиточную семью. Все в веселом возбуждении, торопятся в меховой павильон. «Только что взяли телевизор, теперь идем шубу дочке покупать! — Но Маше же тринадцать лет, не рановато? — Так мы на вырост! Как ей без шубы к окончанию школы? — А при чем тут окончание школы? — Да ты не поняла ничего, что ли? Мы деньги сбрасываем! Рубли тратим. Сбережения нулим. — А потом, без сбережений, что будете делать, если наступит лихая, так сказать, година? — В лихую годину, чтоб ты знала, деньги не помогают. На еду-то мы всегда заработаем. Мы сейчас все потратим, а потом на пять лет затаимся. Перестанем жить напоказ, вернемся в семью. В плохие годы семья — самое главное. С ней выстоишь».
Вот оно как. Соседи удивлялись: неужели для меня новость, что ВСЕ (и они, как все) сейчас покупают вещи, чтобы потратить накопления?
«А потом, — повторяли добрые люди, — мы тихо будем жить, перестанем перед друзьями выставляться, не будем ничего задумывать, ни о чем «имущественном» мечтать. Новый телевизор — на пять лет вперед; была бы больше заначка — купили бы сейчас и машину. А на еду-то мы заработаем, еда такое дело — до конца она редко когда пропадает. А вот деньги пропадают».
Соседи мои — люди интуиции удивительной. Городское мещанство вообще трудно провести или увести за собой, увлечь, воспользоваться им, опереться на него. Почти что никакому государственному устройству это еще не удавалось. А люди-то какие они интересные, мои соседи. До того у них все в хозяйстве продумано, что даже нового кота они назвали Еврик. А старый, угасший кот, звался Баксик (так они до котейки по имени Юань доживут — и ничего, будьте спокойны, доживут, не помрут). А сколько нежного ежедневного камлания «на благополучие» есть в этих именах — десять лет подряд звенело колокольчиком в квартире: «Иди ко мне, Баксик!» А теперь будет звенеть: «Ну где же ты, Еврик?! Пойди сюда, миленький!»
«Мы копилку сбрасываем. Как все», — сказали мне соседи. Вернулась я домой и сразу бросилась к компьютеру: действительно «как все»? Из дельного обнаружила только комментарии директора ВЦИОМ Федорова и директора Национального агентства финансовых исследований (НАФИ) Ольги Кузиной. Комментируют они последний «посткризисный» опрос населения. Цитировать комментарий я, пожалуй что, никакого права не имею, скажу лишь, что да, тема «приобретения вещей длительного пользования для сохранения сбережений» достаточно актуальна.
По мнению экспертов, «это не совсем верная стратегия». Потому что «никто не знает, как поведет себя мировой финансовый кризис дальше, поэтому разумнее иметь какой-то запас средств, которые можно будет обратить в товары повседневного спроса, а не покупать лишние мобильные телефоны или холодильники, которые потом невозможно будет продать».
Почти «в шесть раз уменьшилось число тех, кто доверяет наличной иностранной валюте — с 39 до 7 процентов, и только 13 процентов россиян считают самым безопасным способом накопление денег в рублях и хранение их в наличном виде». Зато — «51 процент россиян считает удачной стратегией сохранения сбережений покупку недвижимости, а 19 процентов отдает предпочтение приобретению золота и драгоценностей».
Окукливаются умные середнячки.
«Перестанем жить напоказ, вернемся в семью» — вот это необыкновенно интересно. Я всегда думала, что в плохие годы хорошо тому, кто одинок. Хорошо без семьи. Не за кого бояться — вот и остаются силы если не выжить, так спокойно прожить.
Первый удар по этой теории нанес один из моих давних собеседников, владелец магазина дорогой итальянской кухонной мебели. Cappellini торгует не абы чем. Он говорил, что 98-го и не заметил — продажи кухонной мебели не упали. А ведь он продает кухни по 50—70 тысяч у.е. А приятель его, торгующий «харлеями», с августа девяносто восьмого по август девяносто девятого не продал ни одного мотоцикла. Хотя у него о ту пору машины стоили по двадцать тысяч долларов.
Я была потрясена. В чем объяснение? Мебель, кухня — это дом, а в доме можно спрятаться? А мотоцикл — антидом. Это побег. Но ведь многие в тот год должны были хотеть убежать. Почему стратегия «спрятаться» лучше работала, чем стратегия «убежать»? В нашей-то стране? Мой собеседник не согласился со мной, Harley Davidson — не побег, а каникулы...
{-tsr-}Как-то все из разговора получалось, что в кризисные годы люди должны с охотой жениться, а в спокойные — уходить из семьи и заводить любовниц. А я всегда думала, что всё наоборот.
Правы, правы мои соседи: в плохое время люди «возвращаются в семью». Дом, оказывается, ценнее свободы. Не работают жизненные установки одиночки — вся эта философия личного успеха, одинокого восхождения, победительной гонки (а одинокий нищий созерцатель, равно салютующий и жертве и хищнику, — тип настолько редкий, что про него и говорить бессмысленно).
Убежище, связка, род, рой, общее дело выживания, «не переспим, так согреемся» — вот философия семьи в трудные годы. Уйти не в себя, а в семью, окуклиться. Проверенная веками стратегия. Вот только сейчас, после Нового года, он и наступит — Год Семьи.
Еще по теме:
Три вопроса о кризисе
Эдуард Дорожкин. Пришествие ремесленников
Евгения Пищикова. Тревожненько
Владимир Санин. Медиарынок и кризис: мягкая посадка почти для всех
Андрей Лошак. Аривидерчи, нулевые!
Евгения Пищикова. Первые увольнения и туманные надежды
