ЕВГЕНИЯ ПИЩИКОВА предлагает заняться не гражданской войной, а гражданским миром
© Евгений Гурко
Во время акции «Марш миллионов»
«Марш миллионов» кончился нехорошо. С 1993 года я не видела, чтоб так били людей, вышедших на улицу по гражданской надобности. Опричники. Фашисты. Позор. «Фашисты!» и «Позор!» кричала омоновцам, рукосуйствующим на Болотной площади, та часть демонстрантов, которая осталась с другой стороны набережной. Все в государственной организации этого марша было устроено так, чтобы случилась теснота, давка и беспорядок. А где беспорядок, там, как известно, и беспорядки.
На месте сбора, в начале Якиманки, металлоискателей было установлено мало (оттого очередь в полчаса), зато в избытке они были свезены на саму Болотную площадь – и площадь была перерезана милицейским кордоном надвое. Это, надо полагать, чтоб палатки не ставили. Большой Каменный мост был перекрыт тремя рядами омоновского кордона (сзади еще резерв, позади всего поливальные машины) – это что бы к Манежу никак нельзя было пройти. Так что подготовительная работа была проведена серьезная, не в пример прошлым гуляниям. С другой стороны, оппозиционные лидеры, организаторы шествия не то чтобы с голубиной кротостью двигались себе мимо опричников к сцене. К 17 часам 6 мая ситуация выглядела следующим образом: на Малом Каменном мосту ходынская давка, колонна «Левого фронта» стоит недвижимо перед омоновским кордоном и к Болотной площади не спускается. Демонстранты, уже стоящие на площади, в некоторой растерянности: митинга нет, из выступающих имеется только группа «Рабфак». Часть растерянных (кто стоит до металлоискателей) имеет относительную свободу маневра; однако у тех, кто успел пройти к самой сцене, выхода нет в прямом смысле слова – обратно через полицейский заслон не пройдешь. Тут раздается весть – Немцова, Удальцова и Навального не пускают к сцене, они возле кинотеатра объявляют сидячую забастовку. Удальцов выдвигает требования: отмена инаугурации и допуск в прямой эфир любого из федеральных каналов. Раздосадованные демонстранты двинулись обратно (от сцены к мосту) помогать сидельцам и повалили металлоискатели. С этого все и началось.
Тут нужно сказать, что когда гром гремит и земля трясется, личное свидетельство мало чего стоит (см. фильмы «Догмы»). Когда толпа стоит стеной и видно только, как бегут омоновцы, а больше ничего не видно и только слышно, как люди кричат и охают, не много сообразишь в причинах происходящего. Вероятно, самый главный вопрос, который сегодня будут задавать – действительно ли Навального, и Удальцова, и Немцова не пустили в тот момент на площадь или они предпочли остаться возле «Ударника» по своей воле. А второй вопрос: если по своей воле, то молодцы они, удальцы или поступили с участниками марша, со «своим» народом неответственно.
Читать текст полностью
Антон Долин считает, что не удальцы и неплохо бы о человечках подумать. Запись частная, потому можно привести ее лишь малой нарезкой, пунктиром: «Звали на мирный митинг…», «там было полно народа с детьми, между прочим». А Кашин в «Коммерсанте» считает, что молодцы и богатыри: «…когда Удальцов с Навальным выйдут после своих пятнадцати суток (или не пятнадцати, или не суток – не знаю), все будут их критиковать за безответственность и за что-нибудь еще. ... Но что знаю точно – что если бы это был митинг, как в марте на Пушкинской или на Новом Арбате, мне было бы за него стыдно, хоть я к нему и не имел никакого отношения. Но Удальцов, Навальный и прочие сели на асфальт, и, благодаря этому, мне теперь стыдно за то, что меня не было рядом с ними».
Перед нами две простые, полярные позиции, которые в разном авторстве и с разной степенью словесной прелести будут бесконечно повторяться и множиться в ближайшие дни.
Ну, и третья, конечно, – побоище было заранее спланировано государственной машиной, не пускать основную массу демонстрантов на площадь было осознанной провокационной работой, никакие действия оппозиционных лидеров не спасли бы марш от разгона.
Что тут можно сказать? Удальцов не обещал, что марш будет мирным, а обещал как раз обратное – единственно, как-то думалось, что свою жертвенную чашу он прибережет исключительно и только для себя, как то и было в прошлые разы.
От Немцова давно ждали чего-то решительного – однако когда он закричал в мегафон: «Звоните близким, пускай приходят. Скажите, что здесь хорошая компания сидит, приличные люди, и можно даже устроить личную жизнь», – слушать эту светскую легкомысленную бунтарщину, стесненно стоя на мосту, где с двух сторон рядами стоят омоновцы с дубинками наперевес, было диковато. С другой стороны, все осторожные демонстранты смогли беспрепятственно отойти в сторону (почти все; по-настоящему попали только те, кто оказался у сцены). Мне, например, удалось улизнуть от гипотетической расправы без всякого труда – русские журналисты не сдаются, потому что быстро бегают. Желающих уйти с митинга полиция не трогала. До определенного времени, разумеется, – после девяти вечера, когда последних участников марша выдавливали с набережной в сторону Третьяковской галереи, полицейские отоваривали дубиной по голове даже девиц, спешащих к метро. Но это – ближе к ночи, когда «на болота выходить нельзя, потому что силы зла властвуют безраздельно». Как всегда в таких случаях, вовремя ушедшие неверяще говорили претерпевшим: «Как же так, все было так хорошо! Солнышко, духовой оркестр, такое майское настроение…»
Было и солнышко, и духовой оркестр, и – неожиданно – очень много народа. Больше, чем на Сахарова. Много. Толпа. В этой неожиданности большого прихода я вижу причину произошедшего. Ибо естественны вопросы – зачем Удальцову и пр. требовать прохода к Кремлю и отмены инаугурации, когда очевидна абсолютная декоративность, неисполнимость требований? Зачем г-ну Путину в преддверии праздника устраивать показательную резню бензопилой? Но вспомним вчерашний день. Все ждали провала акции. Никто не придет! Интересные политперсонажи разъехались на майские вакации. В Фейсбуке – вялая реакция. Практически продавались билеты на провал. Готовились дискуссии и круглые столы на тему «Прощание с массовым протестным движением: что это было и какие причины привели к тому, что это было?». Массовость протеста (взметнулась народная волна) была единственным символическим капиталом, главным сокровищем оппозиционного движения в последние несколько месяцев. И вот объявлен «Марш миллионов», а сеть пестрит заголовками: «До миллиона не хватает всего-навсего 995000». Оппозиционных лидеров обвиняют в том, что, не предоставив протестному сообществу ни идей, ни единого лидера, они профукали неожиданно свалившееся им на голову общественное доверие. Единственным способом отвлечь зоилов и отчасти доверие вернуть, вероятно, был признан способ предъявить власти символические, декоративные, адски мужественные, невыполнимые требования.
Что же касается ОМОНа, тесноты и металлоискателей, то, как мне кажется, все эти приготовления были рассчитаны не на толпу в сто тысяч человек с шариками и духовым оркестром, а на общность гораздо меньшую, но готовящуюся продемонстрировать некоторую силу духа и, по возможности, немного испортить праздничное настроение нашему дорогому инаугуранту.
Никто не ожидал шариков и ста тысяч. Опять начинаются разговоры: почему они то приходят, то уходят? От чего зависит активность креативного класса? Казалось бы, спад активности был налицо, многие тщательно измеряли общественную температуру протестного сообщества. Однако градусник совали по большей части то в Фейсбук, то в «Жан-Жак». Там было прохладно. Кстати, об этих двух главных ценностях КК: вчера ночью в Фейсбуке (кажется, Тимофея Дзядко) появилась фотография автозака у «Жан-Жака». К самому святому подбираются, супостаты.
Итак – в обоих дорогих местах было прохладно. Энтузиазм больше не приветствовался. В профессиональной революционной среде часты стали разговоры о том, что не следует (возможно) лишний раз говорить о том, что гражданская активность падает. Вдруг совсем не поднимется народ?
Это удивительно женские, интонационно узнаваемые разговоры: так подруги обсуждают мужчин с некоторыми необъяснимыми слабостями. Дают советы друг другу: ты лишнего ничего не говори, очень нежно там все в душе устроено. Что не так, и ничего не поднимется. Активность спадет.
Мы живем, под собою не чуя страны. Общество настолько социально не структурировано, что умные, умнейшие даже люди (например, Сапрыкин и Латынина) всерьез обсуждают, что за чудо такое – путинское большинство со Светой из Иваново во главе. И креативный (бесконечно уже тошнит от этого названия) класс – такая же загадка, и подъем или спад его гражданских настроений кажется почти случайным, чудесным делом. Это такой класс, у которого все очень нежно в душе. Душа болит – заболела после выборов от лжи и несправедливости, а потом страдание немного приелось господам хорошим. Потому что трудно держать благополучных, по сути, людей в постоянном политическом возбуждении.
За день до марша я разговаривала с Григорием Охотиным, одним из инициаторов и организаторов сайта Оvdinfo.org ( хроника и статистика политических задержаний; вон у него сегодня ночью работы-то было), и мне показался удивительно разумным его взгляд на наше креативное сообщество. Мы говорили вот о чем: ну хорошо, надоело державное вранье, вся эта пескоструйная машина глухой лощеной пропаганды, надоели прочие широко известные особенности государственного устройства. Но если посмотреть на вещи без гражданской поэзии и ущемленного общественного нерва: есть ли в России прослойки, сословия, профессиональные или социальные страты, которые в последние годы стали реально хуже жить? Да, есть.
Это журналисты, которые практически потеряли профессию, ибо хотели бы иметь коммерчески выгодную свободу слова. То есть свобода слова в принципе есть – но за бесплатно. А то еще и приплатить придется. Это бизнесмены. Каждый шестой предприниматель в России побывал за последние пятнадцать лет под следствием. Тут – прямые финансовые потери.
Есть эмоциональные потери. Так, Григорий считает (и я уже от третьего человека слышу это мнение за последние дни), что часть общества испытала этой осенью стресс от краха иллюзии. Путинское большинство («простой народ») никакими иллюзиями не живет. Всякий рабочий человек прекрасно понимает, чем и как живет страна, но его устраивает действующий общественный договор. Ему понятен несправедливый, но уже привычный порядок. Иллюзиями живут только обеспеченные горожане. И обеспеченные горожане пережили крах надежд – но не в дни выборов, как принято считать, а раньше, в день рокировки. На Медведева возлагались большие надежды (как общегуманитарные, так, у части элиты, и вполне практические). Одним известным днем иллюзии пошли прахом. И, наконец, студенчество – страдающая социальная страта. Нет работающего социального лифта, нет внятного пути наверх. Оцепенелая чиновничья верхушка, закрытые госкорпорации и силовые структуры. Полная невозможность заняться одобряемой общественной или политической деятельностью. Официально признанная жизненная стратегия только одна – ты можешь зарабатывать деньги и ты можешь тратить деньги. И все. И если сложить вместе всех реально обиженных жизнью за последнее десятилетие, то это и получится наш креативный класс. Журналисты, бизнесмены, студенты и обеспеченные горожане. Это достаточно крепкая платформа, на которую может опереться новый лидер – без того, чтобы бояться, что у некоего эфемерного сообщества душа переболит и оно на улицу не выйдет.
{-tsr-}Не выйдет, и слава Богу. Походили, и будет. Системные противоречия все равно останутся. Останутся попытки строительства горизонтальной общественной жизни. Останутся граждане-наблюдатели. Останется возможность замены неработающих государственных институций общественными институциями, самодеятельными. Останется правовая взаимопомощь. В общем, все то, что входит в понятие «жить по себе». Гражданским миром можно заниматься с таким же разрушительным эффектом, как и гражданской войной. Единственно, чего больше не надо делать, – это ходить по улицам, кричать «Путин – вор» и подставляться под милицейские дубинки. Мы уже показали свой креативный кукиш. Ну и марш домой.
