Эффект бабочки

ЕВГЕНИЯ ПИЩИКОВА о причинах народной любви к Сергею Мавроди и начальственного недовольства им же

 

Сначала, как только появилась новость о «МММ-2011», все будто обрадовались. Забавная же новость, и Сергей Мавроди забавный человек — после всех этих неприятных известий начала года, тяжело провалившихся в елочную вату, первый потешный новостной повод. Безвылазно сидит полузабытый велиал (андердог, бездоля) в пустой разоренной квартире, ведет свой блог, боится выйти на улицу — плюнут в очки. Соскучился, предложил читателям (а было их у г-на Мавроди не так чтобы тьмы и тьмы): а давайте устроим финансовую социальную сеть под названием «Мы можем многое». Деньги — электронные; организация — классическая иерархия сетевого маркетинга: рядовой, десятник, сотник, тысячник. В общем, ничего ослепительно сверхнового. А взрыв-то произошел. Тонкими улыбками дело не обошлось. Десятками тысяч пошли обращения на сайт забавного нашего Сергея Пантелеевича — люди предлагают себя в соратники, записываются в сотники да тысячники.

Тотчас появились официальные комментарии, потом предупреждения ответственных товарищей, как-то необыкновенно быстро встрепенулся господин телевизор — и стало очевидно, что смешно далеко не всем.

Г-н Мавроди и сам удивился державному пылу. Покрутил головой, сообщил в прокуратуру, что блог его взломали и ответственности за него он более не несет. Записал три видеообращения. К «элите России», президенту Медведеву и «Лидеру нации В.В. Путину». Интонация видеообращений неопределенная, но достаточно осторожная: что ж это с вами, господа, что ж вы так вспылили? Да правовое ли у нас государство? Я еще и не сделал ничего, а то, что собираюсь сделать, — продуманно и неподсудно.

Впрочем, на сайте болтается и более живая реплика: «По поводу открытия Системы. Все вы видите, что творится с властями. Паника! Истерика самая настоящая. Как же их, демонов, корежит! “Вот что крест-то животворящий делает!”»

Да, взметнулась волна чиновного возмущения, и главный нерв общественной дискуссии таков: поверит опять народ Мавроди или не поверит? Понесет деньги или не понесет? Вот, например, самый что ни на есть типический разговор сложился в программе «Специальный корреспондент» с Марией Ситтель.

Сидят гости: Александр Проханов, г-н Хинштейн и (почему-то) величественнейший человек, поэт-песенник Илья Резник. Вероятно, г-н Резник должен был отвечать за высокопоставленных страдальцев — российская эстрадная элита отдала в свое время дань модному увлечению. «Да-да, — говорил Резник, — участвовали. Действительно, “Чара”, “Властилина”…». Были еще комментарии врача — Зураба Кекелидзе (и.о. руководителя Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского). К каким же выводам пришло блестящее собрание? К самым, верите ли, ожидаемым.

Г-н Кекелидзе говорил о внушаемых людях, не умеющих учиться на своих ошибках. Г-н Хинштейн рубил по-солдатски, как и положено государственному мужу: никто не допустит повторения, стоит Мавроди сделать шаг вправо или шаг влево, как тут же «появятся ангелы в форменных тужурках и поведут в холодную».

Проханов говорил о наивной вере в чудо.
Мелькали привычные словесные конструкции: «бесплатные пирожные», «халява», «любители легких денег», «процент населения, отличающийся воинствующим невежеством». Да-да, есть ведь такие, и вот они — легкая добыча. Есть ли выход? Агитация и пропаганда. «Но ведь целевая аудитория Мавроди не смотрит нашу передачу», — говорили в студии. Так ли уж и не смотрит?

Следила я за элегантными спорщиками и вспоминала лето девяносто четвертого года. Жаркий московский август, офис «МММ» на Варшавке. Тысячи людей молча стояли вдоль хлипких металлических загородок и неотрывно глядели в негаснущие окна ополоумевшей от страха чудесной конторы. Ни разу в жизни до тех дней (и после ни разу) не видела я столь странно настроенной толпы. Уже тогда казалось мне, что дело как-то не в любви к халяве и вовсе не только в дремучем невежестве. И если уж г-н Мавроди — симптом, символ и феномен (по-другому его нынче и не называют), то неплохо бы все-таки сообразить, симптом чего.

Дело в том, что стоящие на Варшавке обманутые вкладчики не чувствовали себя обманутыми. Проигравшими — безусловно, но не обманутыми. Чувство общего усилия и общей вины витало над толпой.

Это было общинное горе. Казалось, я присутствовала при крахе последней великой стройки века, последнего коллективного дела — совместного строительства башни народного благополучия.

Верили ли эти оглушенные люди Мавроди? Тут чувствовалось другое — они верили в Мавроди. Образ ботана, умного мальчика из какого-нибудь общеупотребимого кинофильма (скажем, из «Новогодних приключений Маши и Вити», — юнца, знающего, как устроен синхрофазотрон или вот как «работают деньги») — это был понятный образ. Харизматическим лидером Сергей Пантелеевич никогда не бывал. Мало кто помнит, что он вместо Ельцина поздравил россиян с Новым, 1994 годом — уж куда как больше величия, уж если это не доказательство незыблемости и победительности «МММ», то что? А в очередях за заветными билетцами г-на Мавроди осуждали. «И куда, — говорили, — наш клоун полез!» Посмеивались, однако ценили.

Сергея Пантелеевича уважали за смелость — что было, то было.

Какая такая смелость? Высоко занесся, не поделился с высокими людьми? Фрондер? Бросил вызов власти? Не-а.

Не побоялся НАЧАТЬ. Вот это усилие «начала» каждый из участников «МММ» знал по себе и ценил в себе. Практически все понимали риск этого дела.

Понятия «умный» и «смелый» входили в противоречие.

Лучше всего об этом говорил Бахыт Килибаев, автор знаменитых рекламных роликов, объясняя успех образа Лени Голубкова: «Человек сидит перед телевизором и думает: “Господи, сколько же уродов в этой стране, их обманывают, а им все мало!” Но рано или поздно он подходит к очереди в пункт и вдруг понимает: если бы я в тот раз купил акции, то сейчас бы заработал столько-то. А если бы купил тогда, когда первый раз увидел рекламу по телевизору… То есть Леня был дурачком, который вдруг начинает зарабатывать больше, чем умники».

Ценность этого усилия «начала» вполне понимал и Мавроди. Преинтересным мне показалось его рассуждение, отчего не стоит увлекаться спортом: «Излишнее увлечение единоборствами далеко не так безобидно, как кажется. Становишься физически сильнее, но слабее духом. Привыкаешь проигрывать (хотя бы и на тренировках). Познаёшь пределы своих возможностей. Опытный (“битый”) боец никогда не вступит в схватку сразу с несколькими сильными противниками. Он предпочтет — отступить». Представляете, с каким космическим безрассудством сам г-н Мавроди приступил к созданию «МММ»? Как эмоционально близки они были — Сергей Пантелеевич и каждый его акционер!

И последнее, что определяло настроение толпы: равенство несправедливости и — усталость. Особенно заметно было по женщинам — отняли даже не деньги, не только деньги, отняли новую жизнь, шанс.

Вот г-н Хинштейн говорит правильные вещи: если хотите, чтобы ваши деньги работали, идите в банк. Там вам предложат разумные проценты и гарантии безопасности. Тут же проценты цирковые, невозможные. Все подхватывают: лежать на печи, ждать чудес — вот это в характере… Йес, Александр! Золотые ваши слова.

Давайте даже забудем про то, что, когда наш феномен начинался, на дворе стоял девяносто четвертый год, впереди сиял девяносто восьмой, и какой банк в то время можно было считать добродетельным и надежным? Предположим, сейчас все по-другому. Но помнит ли г-н Хинштейн, что при ныне существующих банковских процентах «работают» только крупные суммы? А если у какого-нибудь лентяя нет крупной суммы? А тут еще то обстоятельство, что Россия вообще-то «небанковская страна» — только 24 процента домохозяйств имеют счет в банке (в Индии — 37%, а в Китае — 80%).

О какой печи можно вообще говорить, когда совершенно умственно не освоен большинством аналитиков такой, например, народный термин, как «биться»? Знаете, как говорят — «бьется одна, воспитывает детей». Вот это «бьется», это ощущение, переживание нигде не учитывается. Трудно объяснить, что это за чувство. Предположим, живет обычная семья. Есть зарплата, есть деньги — только мало. И все деньги рассчитаны, расписаны, заранее потрачены. А лишних — нет. И где их взять — менять жизнь, получать новую специальность? Не лениться? Ох. И вот разум все время мечется в поисках «лишнего». Мне однажды описывали эту умственную тесноту, только на примере предела, края. Рассказывали о голоде: «Говорят, что боль и любовь легко забываются. Было, испытывал, а что именно испытывал, память тела не сохраняет. Но голод забыть нельзя. Потому что голод — это предельное напряжение всех сил в рассуждении, чего бы еще покушать. Все время ищешь глазами еду, а голова как будто не верит, что совершенно все вокруг несъедобно. Так что голод запоминается не как переживание, а как тяжелая умственная работа». Так вот поиск «шанса» — это тоже постоянное напряжение. Интеллектуальное переживание. А у Мавроди можно было начать с малого, с самой малой копеечки. Больше таких возможностей никакая — праведная ли, неправедная — финансовая структура не предоставляла. И таких усталых лиц, как у женщин в очереди возле офиса «МММ», я, пожалуй, потом и не видела.

Так что, сдается мне, одной коллективной любовью к легкой наживе известная популярность «МММ» не описывается.

Понесут ли Мавроди свои денежки наивные, верящие в чудо горожане? Вот сейчас, в 2011-м году? Еще как понесут. То, что он предлагает, понятно обывателю — финансовая структурированная социальная сеть. Представляется, как помесь «Одноклассников» с кассой взаимопомощи. Сам механизм кажется понятным, а образ учредителя и его побудительные причины кажутся непонятными — это самое удачное сочетание. Мавроди говорит о гражданском долге, утверждает, что денег никаких брать не будет, — романтично, свежо. Сергей Пантелеевич обманщик, конечно, но всегда честно начинает с себя. Себя обманывает первым.

Поверят ли глупые в новую пирамиду? Чего ж глупым не поверить, если умные поверили, — вряд ли бы державные люди впали в такое неистовство, если бы отнеслись к планам г-на Мавроди как к пустой болтовне соскучившегося затворника.

Только, думается мне, нашему государству опять придется побыть немножко «неправовым» и снова прихлопнуть стрекозку пилоткой. В смысле прервать полет бабочки. Дело в том, что уж десять лет, как у нас принята государственная монополия на образ отца-благодетеля. И все можно простить зарвавшемуся финансисту — удачнику ли, неудачнику. Можно простить долги, понты, яхты, мздоимство, глупость, пьянство и баб. Или, напротив того, затворничество, фигу в кармане и позу.

Но вот что простить совершенно невозможно — это когда начинают бормотать про гражданский долг и пытаются играть в доброго барина. Вот этот цинизм должен немедленно пресекаться.