Кому жалко «Черкизон»?

ЕВГЕНИЯ ПИЩИКОВА о Черкизовском рынке и о вещах, которые, конечно же, важнее человека

Сегодня у наглухо закрытых ворот «Черкизона» оживление — бывшие продавцы (и печальные китайцы, и тихие вьетнамцы, и барчуки азербайджанцы) собирают друг у друга подписи в защиту великого рынка. «Это будет длинный-длинный подписной лист, — говорят друг другу активисты, — на него трудно будет не обратить внимания!» А вчера протестанты (человек пятьсот) добрались до самой Старой площади, до приемной президента Медведева; милиция к зданию Администрации ходоков не пустила, но к ним вышли какие-то почтенные люди, представители, и взялись передать жалобную бумагу — обращение от продавцов и субарендаторов Черкизовского рынка к президенту.

Что и говорить, началась большая «публичная политика». Уж принялись во влиятельнейших газетах осторожно писать о том, не идеей ли спасения российской легкой промышленности руководствовались те исполины, которые постановили рынок разъяснить и закрыть. Даже так.

А на прошлой неделе сто вьетнамцев вздумали перекрыть Щелковское шоссе — опять же в знак протеста против закрытия «Черкизона». У столичного обывателя никакого особенного интереса все эти происшествия не вызывают — чего уж тут протестовать. «Гнойник вскрыт», «Черкизон» разрушен, «самый страшный» рынок Москвы больше не существует и (вроде бы) существовать не будет. По телеканалу «Россия» показали партию контрабанды, из-за которой на рынок (будто бы) обращено было «пристальное внимание правоохранительных органов» — гору подмоченных тюков с каким-то хабаром, опасным для жизни россиян. В тюках, по всему заметно, лежали пуховики. Опаснейшая штука — китайский пуховик. Нападение бешеных пуховиков на группу рязанских покупательниц и т. д. Стоимость поганой горы — два миллиарда долларов. Однако.

Показали, конечно (для контраста), и только что построенный турецкий отель Тельмана Исмаилова, владельца Черкизовского рынка, стоимостью в полтора миллиарда долларов. Отель выглядел куда как побогаче контрабандной рыночной кучи — и перила золотые, и балясины хрустальные, и (на церемонии открытия) Ричард Гир, Киркоров, Моника Белуччи, Шерон Стоун. И все не за пять копеек туда приехали. Хотя Киркоров (если сравнить его гонорар с гонораром Шерон Стоун) приехал за две копейки. А еще Тельман Морданович каждое утро дарит своей супруге по бриллиантовому сувениру. То есть получается, заразил Москву плохим товаром, не уследил за рынком, разбогател на бедные наши деньги — и в Турции с золота кушает? Телевидение любит контрасты — вообще любит все прекрасное и ужасное. А пробавляться приходится морализаторством — рассказывать телезрителям, что такое хорошо, а что такое плохо.

Конечно, обывателю, приникнувшему к экрану, сразу стало понятно, что товар плохой, рынок плохой, Тельман Исмаилов плохой. Ну а вьетнамцы, вьетнамцы-то, которые пытались перекрыть Щелковское шоссе, — они какие? Хорошие? Они — жертвы? Их жалко?

Пока общее мнение таково — они смешные. Ну подумайте сами — восемь часов утра. Щелковское шоссе. Из Подмосковья потоком идут фуры. Из Балашихи и Люберец едут на работу в московский центр охранники и менеджеры, валом валит автомобильное Гольяново. Толкотня, тягомотина, фабрика ненависти. И тут робкой цепочкой на дорогу пытаются выйти сто вьетнамцев. Маленькие, в резиновых шлепках. Все у них отняли — отняли угол, работу, имущество, товар, стеклянную лапшу. Все прошлепали маленькие вьетнамцы, а теперь лезут на шоссе, во взрослую жизнь, докучают реальным пацанам. Куда им, цыплятам. Поймали, арестовали, велели паспорт показать. Теперь будут они депортированы из Москвы; по крайней мере, двадцать четыре демонстранта точно будут высланы — они уж сидят, самолета дожидаются. Ну а к президенту в гости ходить в полосатых коротких штанах и рассказывать ему, какой «Черкизон» был хороший, — это и вовсе потеха.

Но вот что меня бесконечно удивляет во всей ситуации вокруг Черкизовского рынка — это количество протестующих (не малое, но и, согласитесь, не оглушительно большое) и общее число маленьких торговцев, вынесенных за рыночные ворота. Где они все? Неужто Москва действительно умеет есть людей? Федерация мигрантов России (ФМР) утверждает, что после закрытия рынка без работы осталось сто тысяч человек. Сто тысяч человек — это очень много, но федерации легко поверить. Семьдесят два гектара, набитые контейнерами в три этажа, бесконечные торговые ряды, моржовый рог товарного изобилия. Одних таджиков на рынке работало семнадцать тысяч — и вовсе не навскидку, цифра вполне официальная, возле рынка долгое время располагался выездной пункт таджикистанского консульства. А таджики — всего только перевозчики, тележечники. Да и что таджики, по данным газеты Global Times, которая, между прочим, есть англоязычный орган ЦК Компартии Китая, Черкизовский рынок в той или иной степени давал работу восьмидесяти тысячам китайских граждан. {-page-}

А у ворот рынка бьются в печали самое большее полторы тысячи человек. И бьются, кстати, даже не из-за того, что надеются на возрождение рынка, а по самой разумной причине. Их кинули. Дело в том, что рынок запретили и оцепили в одночасье и большинству торговцев не дали вывезти товар. Контейнеры стоят, забитые шмотками. Вокруг торговых рядов — ОМОН, выгнанные продавцы ночуют на улице, денег у многих нет вообще — не то что домой уехать, а в квартиру съемную вернуться, купить еды. И уезжать-то многие вовсе не собираются — собираются добиваться возвращения товара. Федерация мигрантов пытается организовать полевую кухню и распространяет сухие укоризненные заявления-предупреждения: не боитесь, дорогие москвичи?

А дорогие москвичи, как обычно, тормозят. При этом, опять же по обыкновению, тормозят нравственно. Кого жалеть, чего бояться? Что вообще-то происходит? Щелковское шоссе течет как река, никем не перекрытое; никакой особенной гуманитарной катастрофы подле рынка не наблюдается. Поверьте: я хожу и езжу мимо «Черкизона» каждый день, я живу рядом. Да, некоторое атмосферное напряжение чувствуется. Сидят люди на газетах, на газоне — ходить мимо них многим добропорядочным жителям района неприятно. Неуютненько — но возле рынка всегда было неуютно жить.

На сайте Измайлова и Восточного Гольянова (не знаю, как вы, а я очень люблю посещать маленькие местные форумы) сейчас много говорят о крушении Черкизовского рынка, как раньше много говорили о его раздражающем присутствии. Довольны ли мои земляки происшедшим? Как не довольны? — довольны. Со вздохом облегчения вспоминают годы, проведенные бок о бок с «черной дырой Москвы». Мне очень понравилась фраза форумчанина под ником 666: «Я этого монстра хорошо знал».

Ну, прямо скажем, наши измайловские арии этого монстра знали плохо — рынок был абсолютно закрытой системой. Я все пыталась обнаружить преемственность, все тщилась выстроить цепочку Сухаревка — Тишинка — «Черкизон», но ничего у меня не получалось. Да, живописная бедность товара, имущественное равенство покупателя и продавца, сложные и разветвленные собственные обычаи, культура и уклад, признанная территория беззакония — но все же не сухаревские персонажи населяли Черкизовский рынок. Они были непонятными. Я знала, например, что вьетнамский врач, вправляющий рыночным продавцам вывихи, не отказывающий в помощи даже неприкасаемым таджикам, а московским оригиналам из богемы ставящий иголки и пиявки, врач, принимающий в грязнейшем закутке крытой галереи, во вьетнамской парикмахерской, — доктор наук, но не ведала, зачем он сидит на «Черкизоне». Бедняк он или посылает домой бешеные московские деньги? На дне он или на взлете? Или он вьетнамский доктор Гааз и занимается делом милосердия? Понять доктора березовым русским умом было невозможно, ибо его разум родом из дельты великого желтого Меконга. А информации — всегда — было слишком мало. И сейчас, когда жителями окрестных домов решается животрепещущий вопрос — жалеть или не жалеть маленьких людей на газетах, — даже самые добродушные дамы затрудняются с ответом. «Они же молчат, — говорили мне дамы, — бегают под ногами и молчат. Мы их не понимаем». Когда не понимаешь — не жалко?

Вот моя знакомая, жительница пятиэтажки на Сиреневом бульваре, рассказывает, как из ее дома депортировали двадцать китайцев «с черкизовского рынка». Случилось это в прошлые выходные. «— Снимали двадцать китайцев у нас в доме две квартиры, однокомнатную и двухкомнатную. Жили лет пять, но не могу сказать, одни и те же или разные. Забирать их приехали не то чтобы ночью, — говорит она, — но поздним-поздним вечером. Пригнали автобус. Вывели их — вроде бы без вещей. Они тихо вышли, и все. Только в автобусе, как сели, вроде бы как перекличку устроили. Двери закрылись, их и увезли. — Жалко не было? — Ну, они же молчали! Правда, наутро, когда я поехала на дачу, я чего-то расстроилась. Села в дачный автобус, впереди, а сзади тетка орет кому-то высоким голосом: «Суй наверх! Суй наверх!» И я сдуру слов русских не узнала, мне показалась, глупая баба зовет какого-то китайца!»

Глупая баба зовет маленького Сунь На Верх — а того уж в другом автобусе увезли, прошлой ночью, незнамо куда.

Зато историю с арестом товара на местных сайтах обсуждают с бесконечным сочувствием. Ладно, людей арестовывают — а вещи-то за что? Сочувственная интонация возрождает в памяти анекдоты начала девяностых, в которых новый русский, увидав в кабаке табличку «стол заказан», жалостливо цокает языком: «Бедный столик! Ты-то кому не угодил!»

Завязывается дискуссия. «— Значит, вещи были плохие. — Что такое плохая вещь? Изначально плохая или испорченная? — Вещи не могут быть плохие, они могут быть дорогие и недорогие. Недорогие вещи, наоборот, хорошие. Они — доступные. — А что хорошего в доступности? Это обидное слово. — Нет, необидное. Доступная женщина — обидно, а доступная машина — необидно. — Вы все нищеебы, доступная машина — это тоже обидно. — Ага, мечтать о «лексусе», а ездить на «Жигулях», так с ума сойдешь. — Но ты же живешь со своей женой, а мечтаешь о Дженнифер Лопес, и ничего, не сходишь. — 666, ты ушлепок. — Боцман, сам ты ушлепок». Длится и длится бесконечный треп гольяновских гипербореев, уже совершенно запутавшихся в плохом и хорошем. На плохом рынке арестованными лежат в контейнерах хорошие вещи. Их жалко. Жалко пуховиков, беретов из стриженой норки, дешевых колготок и кожаных жакетов.

История вещей — понятная, история Тельмана Исмаилова, у которого золотой самолет и Дженнифер Лопес в гостях на именины, — тоже понятная. А вот все эти узбеки, китайцы и вьетнамцы — непонятные. О чем мечтают? Неужели тоже о машине и о блондинке? В Измайлово в это не верят.

Пишут друг другу: «— Представляешь, я видел одного бандерлога — он плевал на товар! — Как так? — А так, товар запылился. Он плюнул и растер тряпочкой! Ну, звери они и есть звери!»

Простить невозможно — плевал на товар! Не будет им жалости.