Москва-Вена. Copy-paste

ЭДУАРД ДОРОЖКИН о том, как русские люди издеваются над великосветскими традициями Европы

Этот текст должен был быть совсем о другом — о кризисе и о том, как иногда смешно, нелепо мы с ним боремся, ограничивая себя в том, в чем ограничивать себя точно не нужно. Но жизнь иногда подкидывает такую, как мы в редакциях выражаемся, фактуру, что пройти мимо — просто преступление.

Итак, меня пригласили на бал. На один из самых дурацких в мире вопросов «А вы поедете на бал?» я в течение двух последних месяцев мог совершенно спокойно отвечать «да». Устраивать русский Венский бал в бывшей императорской резиденции Хофбург придумала замечательная русская женщина Наталья с какой-то нестерпимо прекрасной немецкой фамилией и манерами, которые увидишь разве что на старой кинопленке. Я вообще замечаю, что многие симпатичные вещи в Европе люди делают просто так, от хорошей, что называется, жизни. С жиру, как сказали бы у нас. Бал проходит под патронатом маэстро Валерия Гергиева, хотя причины этого патроната и его масштаб не очень ясны. Как, собственно, и то, в чем он заключается. Ну должно же на балу быть место загадке.

Кризис, который, вынужден признать, в Вене не ощущается вовсе, никак не сказался и на этой чудной затее. У Гергиева, видимо, такая мощная энергетика и имя его так много значит не только для слушателей, но и для слушателей с деньгами, что никакая экономика над тем, к чему он прикасается, не властна. Этот паровоз летит вперед сам по себе.

И вот день подготовки — там подтянуть, здесь ослабить, тут застегнуть, а вот тут как раз расстегнуть, — этот важный день позади, и консьерж отеля, носящего неблагозвучное для русского уха название «Захер» (Sacher), рукой мастера вносит последние штрихи. Наташа Ростова, то есть я, отдает ключи консьержу и собирается выйти. «Ваш лимузин справа от дверей». — «Но я не заказывал лимузин, здесь же минуты две пешком», — оправдываюсь я. «Да я и сам удивился, но кто-то точно заказал». Выяснилось, что 60-секундный трансфер ценою в триста евро заказала русская пара с шестого этажа. Мы потом встретились на балу.

Уже в фойе Хофбурга ко мне подкатило смутное нехорошее предчувствие. Интуиция не обманывала: в зале для аперитива стояли несколько мужчин в… костюмах. Для того чтобы понять, насколько такой наряд противен самой природе бала, надо, конечно, побывать на настоящем венском балу — Оперном, Гильдии продавцов цветов или Филармоническом балу (где в свое время побывал и я). Туда не приходят в костюмах, а только в смокингах и фраках. Не потому, что в пиджаке не пустят — на балах, знаете ли, нет фейсконтроля, — а потому… Потому что это невозможно, поскольку невозможно никогда. Не люблю эту формулировку, но тут она весьма кстати. Black tie не признает расширительного толкования.

Исключение — иногда — делается для кадровых военных: им дозволено являться на балы в парадном, подчеркиваю, парадном мундире, а не в кителях цвета охры, в которых на русском венском балу красовались наши военные чины.

Несколько столиков было не занято, и где-то уже через час после начала бала их оккупировали статисты, до этого изображавшие драгунов, кавалергардов и их дам сердца. Рюмочка, другая — и пошло-поехало. За дирижерским пультом стоял скрипач Максим Венгеров — ну отчего, отчего любой музыкант считает, что он может быть дирижером?.. Впрочем, великий и могучий Гергиев сказал, что Венгеров хороший дирижер, а ему, конечно, можно верить.

На этом балу, где игрались чудесные вещи русских композиторов, в том числе и Шостаковича, на венских балах ранее не звучавшего, отчаянно не хватало главного: гости не танцевали. Они менялись визитками, целовались, клялись встретиться в Москве, собирались ехать в ночной клуб и слушали рассказы некоего графа фон… ну неважно, очень похожего на цыганского барона, — о том, каким феерическим будет русский бал в Софии. Мы с графом даже пели: «А я и не зн-а-а-л, что любовь может быть жестокой, а сердце таким одиноким. Я все сказа-а-а-ал». Потом я знакомился с болгарскими застройщиками. Это был отменно длинный, длинный, длинный ужин с развлекательной программой, обеспеченной, как у Бунина в «Господине из Сан-Франциско», специально нанятыми молодыми парами, вполне бесцеремонно усаживавшимися выпивать и закусывать за наш стол.

Была, впрочем, одна пара — и одетая как следует, и танцевавшая, и получавшая удовольствие от бала. Из Франкфурта. Он пилот «Люфтганзы». Она стюардесса. На балу оказались случайно. «Какой прекрасный австрийский танец», — сказала стюардесса, когда зазвучал русский танец из «Щелкунчика».

Последнее, что помню, — дегустация одного из самых дорогих коньяков мира, «Людовика Тринадцатого». «Да я таких две бутылки за ночь прикончил, когда мне доктора дали, — сказал один из собравшихся. — Шампунем припахивает». Потом, конечно, пили пиво, лакировали, но к тому времени моя камера уже сделала «стоп».

Наутро, на волшебном завтраке в «Захере» — этом торжестве потомственной аристократии и старых денег, — в уголке, где приветливо стоит «зект» ^*, встречаю участника вчерашнего мероприятия. Мы все выглядим не очень, очень не. «Ты знаешь, после второй отпускает… Вздрогнем еще по одной». Естесссно.




^* Sekt (нем.) — шампанское.


Еще по теме:
Андрей Лошак. Москва-Гоа. Copy-paste, 28.01.2008

Другие колонки Эдуарда Дорожкина:
Дилетантизм как блюдо дня, 8.12.2008
Про хамство, 7.11.2008
Пришествие ремесленников, 9.10.2008