ЕГОРУ СКОВОРОДЕ удалось связаться с людьми, которые стоят за поджогами строительной техники, милицейских машин и призывных участков
© Евгений Тонконогий
Года два назад в России появилась и начала распространяться новая форма протеста — поджоги. По ночам горят милицейские автомобили, военкоматы, отделения милиции, строительная техника в местах вырубки леса или уплотнительной застройки. Судя по всему, за большинством этих акций стоят несколько групп активистов. Одна из этих групп ведет «Черный блог». По указанному на сайте адресу ЕГОР СКОВОРОДА связался с его создателями и решил выяснить, что это за люди и чего они добиваются. В ответ он получил несколько писем. Нелишним будет напомнить, что редакция не может быть солидарна с методами и взглядами авторов этой корреспонденции.
Первое письмоНам не хотелось бы говорить о конкретных акциях, организованных нами. В Москве большинство нападений проводится разными группами. Что же касается успешности этих действий, то наибольший
материальный ущерб был причинен
военной комендатуре в Ясенево и штабу «
Наших», а самыми успешными по освещению в СМИ получились мероприятия
в Останкино и
в Бутово.
Мы не вели особого учета проведенным акциям, и, чтобы составить полный список, нам бы пришлось гуглить и искать, что же мы и когда делали. Позже появился «Черный блог», там размещаются отчеты обо всех акциях, о которых нам становится известно.
Конечно, изначально нам было необходимо решиться самим. Понять, что другого пути нет. Ведь если ты не отвечаешь на насилие насилием, ты оставляешь агрессора безнаказанным, поощряешь его безнаказанность и тем самым вызываешь новое насилие с его стороны в отношении тебя и других людей. Ведь он знает, что ты не можешь ответить. Нужно было решиться пойти против закона. Причем эта проблема возникла не сразу, а уже после первой акции, когда СМИ стали писать, что милиция ведет розыск преступников. Когда ты в первый раз примерил на себя это слово — «преступник».
Читать текст полностью
Нужно время и усилия над собой, чтобы перестать думать, будто закон — это то же самое, что и справедливость, чтобы понять, что ради справедливости и блага людей приходится нарушать условности, называемые «законом». Нужно время, чтобы освоиться, свыкнуться с этим, понять, что тебя ждет в будущем после возможного задержания, и научиться с этим жить.
На наш взгляд, саботаж (или его угроза) является чуть ли не единственным способом добиться чего-то от тех, у кого власти, денег и сил заведомо больше, чем у тебя. Взять хотя бы ситуацию с Химкинским лесом — не будь атаки на администрацию, стали бы власти реагировать на митинги? Именно угроза перерастания протеста в сопротивление вынудила их заморозить на время вырубку и дать ситуации утихнуть.
А если бы она не утихла и продолжалось прямое действие (жгли бы, например, строительную технику), возможно, власти и не вернулись бы к строительству дороги через лес вообще.
Наш регион все больше превращают в бетонный ад без живого места и чистого воздуха. Химкинский лес — это лишь наиболее знаменитый случай. Подобных хищнических вырубок по всему Подмосковью — сотни. Бутовский лес, Опалиха, Балашиха, Троицк, Минское шоссе (ведутся работы по его расширению) — вот лишь некоторые адреса.
В последние годы там, где вырубают леса, часто происходит саботаж строительной техники (хотя ее правильнее было бы называть «разрушительной»). Пока мы имеем дело лишь с разрозненными и редкими актами такого рода. Мы надеемся, что эта практика постепенно будет взята на вооружение массами людей, несмотря на связанные с этим риски и затрату сил.
Второе письмо
Единственное, что мы можем сказать про состав группы, так это то, что все ее участники являются дееспособными взрослыми людьми, сами отвечают за свои поступки и сознательно выбрали подобный род деятельности.
Нельзя сказать, что мы все время ощущаем себя именно «революционерами». На самом деле самоощущение очень сильно зависит от момента. В периоды затишья между акциями жизнь идет так, как будто и нет ничего.
Мы стараемся не высказывать явно своих взглядов при общении с посторонними людьми. Все обсуждения проводятся там, где никто не может их прослушать, при выключенных телефонах. Только вживую. Никаких обсуждений по телефонам, смс, «аське» и т.д.
Пару раз в прессе проскакивали сообщения, будто милиция задержала кого-то из поджигателей, но это все были «утки». Никто ни разу не был пойман.
Пока идет подготовка к атаке, пока мы обдумываем различные варианты действий и событий (что станем делать, если вдруг мимо проедет милиция, как избежать подобных неожиданностей и т.п.) — мы полны азарта. То же самое, когда обдумываем самые стрёмные моменты, иногда еще становится страшно. Когда мы начинаем действовать, эмоции и чувства уходят. После — чувствуем радость, удовольствие от хорошо сделанного дела. Ну и когда видим отзывы людей, отчеты в СМИ, это тоже приятно.
Решение принимаем консенсусом. Если консенсуса нет, мы отказываемся от проведения акции — для нас целостность группы и дружеские отношения важнее.
Третье письмо
Основа наших действий — поджоги. Если объект находится в жилом доме, мы можем атаковать его так, чтобы нанести вред только одному помещению: закинуть внутрь дымовые шашки или другие дымящие и пахнущие предметы, чтобы нарушить работу заведения, испортить документы и технику. В дополнение можно разбить или закрасить вывеску — пусть атаку увидят не только сотрудники, но и жильцы дома.
В основном при выборе места мы ориентируемся на объекты силовиков (отделения милиции, парковки, опорные пункты и т.д.), военкоматы, офисы прокремлевских партий, офисы различных чиновников, то есть те объекты, работники которых так или иначе ущемляют свободу людей.
Мы не хотим, чтобы пострадали случайные люди. Исходя из этих соображений, мы можем отказаться от акции вообще или, например, отказаться от применения зажигательных средств.
Мы стараемся не допускать причинения вреда здоровью сотрудников милиции. Конечно, они сами выбрали этот род деятельности, выбрали власть над людьми и противопоставили себя обществу. Тем не менее мы стараемся избежать угрозы их здоровью. К слову, всех честных сотрудников мы призываем уходить из милиции.
Когда мы только начинали свою деятельность, это воспринималось как нечто невозможное для России, звучали фразы о том, что «Россия не Греция», тут так действовать нельзя. Сейчас, конечно, сохраняется скепсис. Но фразы про невозможность, фразы вроде «да вас поймают через день» и т.п. — уже не звучат.
Четвертое письмо
Нельзя сказать, что, став партизанами, мы перешли на нелегальное положение, стали скрываться, менять квартиры и личину каждый день, опасаться каждого звонка в дверь и встречи с милиционером в метро.
Однако в целом отношение к жизни стало более внимательное и осторожное. К примеру, начинаешь реагировать на милицию (особенно в первое время), замечаешь, что идет милиционер или едет патрульная машина, как именно она едет: медленно, высматривая, или быстро, мимо. Дальше это входит в привычку и уже переходит на уровень бессознательных инстинктов.
Или же другой пример: начинаешь думать, какие сайты ты читаешь и в чьем присутствии, какие убеждения высказываешь в личной беседе с друзьями и знакомыми — начинаешь контролировать, что о тебе думают или могут подумать люди, стремишься «не палиться».
Еще один момент — продумывание поведения в сложных ситуациях. Что делать, если кого-нибудь из нас взяли? Что делать, если усилится давление на среду в целом? Как вести себя при проверке документов? А если их хотят проверить, когда ты едешь к месту проведения акции? Есть шанс, что начнут шмонать и найдут «палево», и это будет означать провал. С другой стороны, возможное нападение на милиционера — это уже заведомый провал, а так всегда есть шанс «отбрехаться».
Эти вещи не то чтобы обдумываются постоянно, но все время крутятся в мозгу, чтобы успеть среагировать, если что-то случится, — а значит, тоже влияют на наше поведение.
Пятое письмо
Порой пронимает ощущение того, что даже в периоды «затишья» наша деятельность и стремления никуда не уходят. Ты понимаешь это, когда, проходя мимо здания, ловишь себя на том, что осматриваешь подходы к нему, потому что краем глаза увидел табличку «Милиция». Или же, читая новости о каких-то событиях, обдумываешь, как лучше было бы действовать демонстрантам и чего добиваться; или, смотря фильмы про «городских партизан» прошлого, примеряешь на себя события, думаешь, как ты будешь действовать в таких условиях, после ареста и угроз, пыток и т.д.
Причем именно будешь — без сослагательного наклонения. Потому что, если мы станем продолжать нашу деятельность, задержание очень и очень вероятно. А продолжать мы хотим и будем.
Надо заметить, что этот риск становится большим именно при постоянной «партизанской деятельности». Ведь случайности возможны всегда, даже когда все тщательно продумано.
{-tsr-}И еще. Мы обычные люди, мы, так же как и все, радуемся жизни, а не живем под гнетом неизбежного задержания. Просто мы реалистично смотрим на перспективы и не пытаемся забить их ложным оптимизмом.
В целом мы не чувствуем себя какими-то особенными сверхлюдьми. Да, наша деятельность — не просто хобби, не способ убить время или «угореть». Она действительно вытекает из наших убеждений и является одной их тех вещей, что составляют для нас смысл жизни.
Мы выбрали этот путь и отдаем себе отчет в том, что он может лишить нас текущего уклада жизни, привести к еще более тяжким последствиям — пыткам, тюрьме, смерти. Но если мы напишем, что мы готовы к репрессиям, это будет выглядеть пустой бравадой. Трудно сказать, насколько ты к этому готов, пока это не случится с тобой.
Поджигать машины ментов?»
В отношении тех, для кого закон – мусор. "