Жорди Саваль, Юрий Башмет, Anima Eterna, Бетховен

Высокое искусство из простецкого материала, дальневосточная программа «Солистов Москвы» и Казус Иммерселя

Эстампи и королевские танцы (из «Королевской рукописи», ок. 1270—1320)
Hesperion XXI и Жорди Саваль
Alia Vox, 2008

Эстампи — юркие кудрявые пьесы, не то народная музыка, не то просто анонимная. Кто-то их, наверное, написал. Но кто именно, неизвестно и, кажется, уже не станет известно. Понятно только, что их танцевали. И подыгрывали себе на всем, что под руку попало.

Тогдашнее «под руку попало» сегодня оказывается предметом особой заботы любого ансамбля. Нехитрые наигрыши аранжированы Савалем для сложных сочетаний струнных, щипковых, духовых и ударных. Колесная лира, цитрина д'аморе, дульцимер, китара, псалтериум, дойра, корнамуз — прямо хрестоматия по истории инструментов. А правильно ли это все, никто не знает. Очень уж раннее оно. Еще не произведения, а просто эскиз для игры. Есть только мелодия, и нужно ее украшать, орнаментировать, вставлять свои вариации, импровизировать.

Сам Саваль играет на смычковой виуэле, предке виолы и гитары, и на ребабе. На записи можно услышать и такого корифея, как Пьер Амон, руководителя ансамбля средневековой музыки Alla Francesca. Его пригласили, чтобы он блеснул своей игрой на особой флейте с тремя отверстиями; одной рукой Амон держит ее, а другой заколачивает на тамбурине. Знатоки останутся довольны и тем, что в команду Саваля призван гобоист Альфредо Бернардини, руководитель ансамбля барочных духовых Zefiro; здесь он играет на шалмее — предке гобоя и отчасти кларнета.

Звучит это все неправдоподобно богато и чисто. Конечно, сыграть эту музыку лучше, чем Саваль со товарищи, вряд ли можно. Но вопрос: то ли это, что мы привыкли называть музыкой, с чем привыкли обращаться должным образом, то есть бережно? Уж больно материал простой, простецкий даже, а превращен в высокое искусство.


Тан Дун (1957). Концерт для пипы и струнных
Хикари Хаяши (1931). Концерт-элегия для альта и струнных
Тору Такемицу (1930—1996) «Ностальгия» для скрипки и струнных; Три фрагмента из киномузыки
Ву Ман, пипа, Юрий Башмет, скрипка и альт, «Солисты Москвы»
Onyx Classics UK, 2008

Башмет с оркестром записали очень уравновешенную дальневосточную программу, где сталкиваются музыкальные противоположности. Тандуновский Концерт для пипы (что-то вроде четырехструнной лютни, на которой играют плектром) состоит из четырех коротких частей; он написан для Ву Ман, давней сотрудницы китайского композитора, и предоставляет ей очень выигрышную виртуозную роль. Оркестровая партия полна тембровых находок, связанных прежде всего с тем, что струнные подлаживаются под пипу или имитируют ее.

Как всегда у композитора, ориентальные музыкальные слова пытаются сложиться в европейские фразы, и им это вполне удается. Однако получается Chinglish, «китайский английский», где вместо каждого выражения — его неточный синоним. Вполне попсово-минималистская упаковка: вместо надписи Made in China — пентатоника и китайские народные мотивы.

В противоположность лаково-миниатюрному Тан Дуну «Ностальгия» Тору Такемицу (памяти Тарковского) звучит как написанная европейцем. Эта музыка, как обычно у Такемицу, не сразу обнаруживает свою глубинную неевропейскую сущность — пребывание в разреженном звуковом потоке.

Посередине между этими полюсами отношения к материалу и времени находится Концерт-элегия для струнных Хикари Хаяши. Это такой японский Канчели, разбавленный музыкой средней выразительности; струнный оркестр здесь скромно отходит на второй план, тогда как солисту предоставлена возможность потянуть кантилену, попеть, повздыхать. Башмет, конечно, показывает класс, вытягивая откровенно слабую музыку Хаяши. «Солисты Москвы» демонстрируют превосходную слаженность и радуют разнообразием и культурой звука, хотя и русского струнного мяса время от времени добавляют от души.


Бетховен. Симфонии и увертюры
Анна-Кристина Кааппола, Марианна Беата Киланд, Маркус Шефер, Томас Бауэр Anima Eterna и Йос ван Иммерсель
Zig Zag Territoires, 2008

Выход новой записи полного цикла бетховенских симфоний всегда становится событием. Особенно интересно, когда их играют на исторических инструментах. Не так уж их и много было, этих циклов: Хогвуд, Норрингтон, Гардинер, Брюгген и отчасти Арнонкур. Новый релиз не похож ни на один из них.

Метод у бельгийского дирижера такой: как можно более точно воспроизвести инструментарий, взять как можно более научное издание партитуры и сыграть его как можно буквальнее. Но главное свойство и этой, и других записей Иммерселя с его оркестром Anima Eterna в том, что бельгийский аутентист не сомневается: перечисленного достаточно, чтобы, так сказать, ухватить автора за бороду.

Нет, недостаточно. В области тембра, баланса, красочности Иммерселю — и, конечно, его звукорежиссеру — действительно удается сказать пару новых слов. Роскошно звучат, именно звучат, финалы Девятой и особенно Пятой симфоний, изобилуют вкусными деталями медленные части Четвертой, Шестой, Седьмой, Восьмой. Везде идеальный ансамбль, выдающаяся культура звукоизвлечения, фантастическая точность и разнообразие артикуляции. Но везде какая-то едва ли не нарочитая бессодержательность, пустотелость этих прекрасных саунд-скульптур.

Иммерсель старается свести Бетховена к сумме технологий его времени, а тот не сводится. Ну, по определению не сводится к ним Бетховен. Он требует от исполнителя еще и личного отношения. Хотя бы в виде бонуса. Иммерсель же не намерен обсуждать своей игрой «саму музыку», ее для него словно бы не существует. Поэтому (а равно и по бедности его дирижерской техники, эти две недостачи плавно переходят друг в друга) у него почти нет колебаний даже не темпа, а скорости. А ведь только эти колебания и порождают натяжение структуры, делают исполнение живым.

Казус Иммерселя в том, что он не является крупным музыкантом, но благодаря своему положению в аутентистской тусовке организовал и удерживает на плаву оркестр, по подбору музыкантов, богатству инструментария и сыгранности не уступающий лучшим коллективам такого рода. Единственное, чего не хватает Anima Eterna, так это дирижера.