Телеман в Поленово

Сочинения старых мастеров отдалены от нас не более, чем те партитуры, премьеры которых состоялись вчера

Лето тоже дарит музыкальные впечатления: мне вот случилось побывать на концерте оркестра Pratum integrum в Поленово. Казалось бы, немного общего между немецким барокко XVIII века и русской усадьбой, как мы ее ощущаем. Но Телеман звучал так, словно его слушал сам Поленов в большом кругу семьи и гостей — благо, концерт проходил в фамильной гостиной поленовского дома.

Была жара, слушатели, только что искупавшиеся в Оке, сидели в шортах, а музыкантов, одетых в черные костюмы, овевали холодные бесшумные струи из вентиляторов. Жильные струны резонировали со старинным потолком. Прилежно отлакированные картины глядели со стен на завезенную к ним диковинку — настоящий клавесин. Глава семьи, внучка Поленова Елена Анатольевна, слушала музыку с веранды, а чьи-то дети молча ходили под ногами и пюпитрами.

Музыканты оркестра Pratum integrum — из лучших в Москве, кто владеет аутентичным исполнительством. Один из них, скрипач Дмитрий Синьковский, прилетел в Поленово прямо из Брюгге, где занял первое место на международном конкурсе. Дирижера, по правилам эпохи, в оркестре нет, но все ловят инициативу концертмейстера Сергея Фильченко, а то и обмениваются ею, ко взаимному удовольствию. Свежесть музыки Телемана превосходит воображение. Блеск, упругость, радость, иногда легкая печаль — и немыслимое количество изобретательных каверз: в каждом такте жди сюрприза, но возникает он где-нибудь не там.

Некоторые вещи Телемана Pratum integrum раскопал и играл впервые. Что-то найдено даже в Ленинской библиотеке. Мировые архивы так расшвыряло по свету, что Баха находят в Калининграде (это еще куда ни шло), а Маттезона — в Ереване. Телеман, как и другие композиторы XVIII века, строчившие сюиты, увертюры и кончерто гроссо в немыслимых количествах, вынимаются из архивов целыми пачками. Мировые премьеры следуют одна за другой. Композиторы XVIII века обгоняют по количеству премьер композиторов XXI века.




Композиторы XXI века присутствовали среди публики. Один — молодой Иван Великанов, друг семьи Поленовых, одновременно начинающий дирижер, увлекающийся «исторически информированным» исполнительством. Другой — более опытный Павел Карманов, приехавший с женой, скрипачкой оркестра. Его называют минималистом, а на майке у него написано «Вежливый отказ», потому что он одновременно клавишник этой группы. Тот и другой с оркестром Pratum integrum — эстетические единомышленники, как будто бы оркестр специализируется не на аллемандах и ритурнелях, а на паттернах и модальных транспозициях. Был также профессор (преподает в какой-то консерватории за границей), мужчина в летах, чью фамилию я не спросил. О концерте оркестра он отозвался сдержанно, покритиковав за фальшь.

Согласен, пару-тройку раз и я ее услышал — не сомневаюсь, к следующим выступлениям все будет исправлено. Но природа несогласия профессора с услышанным была глубже. Профессор стал вспоминать былые времена. «Помню, — сказал он, — в Большом зале Консерватории после премьеры выходил поклониться Дмитрий Дмитриевич Шостакович. Или Арам Ильич Хачатурян».

Снова согласен, времена были значительные, хотя ту эпоху я не застал, но чувствую ее по своим родителям. «Или Святослав Теофилович Рихтер, — продолжал профессор. — Помню его концерт в Афинах, он играл фантазию Шуберта «Скиталец». Это уже были его поздние годы. Хотя он играл по нотам, но забыл, заплутал и остановился. Помолчал, потом сказал публике по-немецки: Noch einmal («Еще раз сначала»). И сыграл эту длинную, довольную нудную вещь так, что рассказал обо всем — о жизни, о времени, о нас самих, о ГУЛАГе, обо всем».

Рихтера в поздние годы я уже застал. Слушая его, о ГУЛАГе никогда, правда, не думал. Да и профессор, возможно, просто находился под впечатлением недавней смерти Солженицына. Но доля истины в его словах была. Мама мне говорила, что, когда Рихтер исполнил на бис Революционный этюд Шопена, это восприняли как гражданский поступок: те годы как раз были сложными для польской «Солидарности». Поэтому я понимал, о чем говорил профессор: истинный артист тот, кто поднимает слушателя над его же трагическим опытом. А этого опыта на долю тех поколений выпало достаточно.

Однако Елена Анатольевна Поленова, ей за 80, приняла лучезарную музыку Телемана с восторгом — она светилась от счастья. И в ее согласии с лишенным пафоса выступлением оркестра Pratum integrum тоже была глубина. В эту глубину мне всмотреться труднее. Догадываюсь вот о чем: усадьбе, которую построил дед Елены Анатольевны, и ее жителям за истекшее столетие тоже выпало немало испытаний, но замысел деда выстоял. Не только его картины, но и спроектированный им дом, придуманный им парк с просеками, открывающими виды на Оку, выращенные им растения, созданный им народный театр — все это свидетельствует о трудолюбивом прекраснодушии, об ощущении единства природы, рода и народа; все это символизирует иной тип искусства. Не трагический, а радостный, неискоренимо молодой, полный любви к важным и неважным мелочам. В этот день Поленов дождался в гости равного по духу — Телемана.

Рассказала ли музыка на этой встрече «о жизни, о времени, о нас самих»? Мне кажется, что да. Наше сегодня — светлое безвременье, длинный «день без числа», сменивший темное безвременье минувшего «мартобря». Лето тоже дарит музыкальные впечатления: и вот уже нынешние композиторы-минималисты не соглашаются со своими коллегами-авангардистами, приписывая им установку на болезненное и не веря в подлинность их трагического мироощущения. Когда выходил кланяться Дмитрий Дмитриевич Шостакович, все верили безраздельно (знаю, впрочем, что все-таки не все). Другие нынешние композиторы, как, например, возражавший профессору Иван Великанов, настолько исторически информированы и настолько избирательны в общении с нашей эпохой, что понятие современного опыта для них вообще отступает по сравнению с объективностью искусства, а посему музыку XVIII или, хуже того, XIII века они ощущают абсолютно как свою — без культурно-исторических барьеров. Но ведь и слушатель не глядит на дату сочинения, ему все равно, кто был раньше, Бах или Бузони. Вот и мне кажется, что сочинения старых мастеров отдалены от нас не более, чем те партитуры, премьеры которых вчера состоялись на фестивалях в Дармштадте или Амстердаме. Премьеры Телемана в Поленово это подтвердили.

Автор – редактор отдела культуры газеты «Ведомости»