Будьте как в раю

ПЕТР ПОСПЕЛОВ работает над тремя оперными проектами положительного содержания

События, случившиеся на этой неделе, дают мне право опубликовать материал, долгое время пролежавший в ящике стола. Читатель не рассердится на меня, когда поймет причину, вынуждавшую меня скрывать от него информацию, которая не могла стать достоянием общественности.

История эта случилась минувшим летом. В одно прекрасное утро я проснулся на нашей даче в Салтыковке. Как помнит читатель, стояла благословенная жара. Я был один:  семья уехала к той родне. Радуясь солнечному утру, я подошел к окну и вдруг остолбенел.

Под моими окнами на улице стояла молодая женщина — всецело нагая. Отвесив челюсть, я стал вожделенно пожирать ее глазами. Лицом и телом она была само совершенство. Ее черты и формы являли собой воплощенный идеал женственности. «Какие прекрасные девушки у нас в Салтыковке! — подумал я. — Только почему я раньше никогда ее не видел?»

Пока я стоял, охваченный восторгом созерцания прекрасной незнакомки, из-за угла дома вышел молодой человек. Он тоже был всецело наг. Я стал вожделенно пожирать его глазами. Его черты и формы являли собой воплощенный идеал мужественности. «Какие у нас в Салтыковке прекрасные парни! — чуть было не вслух сказал я, преисполнившись гордостью. — Но эти двое, кажется, кого-то ждут».

Тут я догадался, что, возможно, они ждали меня. Но, боясь потревожить, не решались постучать, а прохаживались под окнами в ожидании, когда я проснусь и выйду на участок. Взволнованный, я спустился на крыльцо и отпер дверь.

— Петр Глебович! — приветливо закричали молодые люди и поспешили ко мне. Подойдя ближе, они немного засмущались и сказали: — Извините нас, пожалуйста, за наш вид.

— Все в порядке, дети мои, — ответил я. — Сейчас такая жарища! У нас пол-Салтыковки штаны только в магазин надевает. Что вам угодно?

— Видите ли, — сказали они, — нас изгнали из рая.

— Вот как? — удивился я. — Так вы, очевидно, Адам и Ева?

— Нет. Меня зовут Марина, — представилась девушка.

— А меня Сергей, — сказал молодой человек. — А кто такие Адам и Ева?

— Вы не знаете? Первые люди, жившие в раю. Их потом изгнали.

— Ну, у нас же там нет исторической памяти, — объяснил Сергей. — Мы знаем только тех, кто живет в раю сейчас.

— А почему вы пришли ко мне? — полюбопытствовал я.

— Михаил Иванович Глинка дал нам ваш мобильный телефон. Он у него во входящих остался.

— А как вы узнали мой адрес?

— Разве вам на днях не звонили и не уточняли ваш адрес?

— Ах да. Эта старая карга, Клара Арнольдовна из облсовета. Я узнал ее прокуренный бас.

— Нет, это была я, — сказала Марина. — Просто у меня от волнения с голосом что-то стряслось.

— Перемодуляция, — пояснил Сергей.

— А как вы нашли дорогу? — Мне хотелось знать все детали.

— Если вы знаете, из рая вытекают три реки — Тигр, Евфрат и Пехорка, — стали объяснять мне новые знакомые. — Мы шли по устью Пехорки, спустились на землю и пришли в Салтыковку, а потом нашли ваш дом на Добролюбова.

— И чем я могу быть вам полезен? — поинтересовался я.

— Понимаете, — робко сказали молодые люди, — нам ничего не разрешили взять с собой, даже одежды. Документов у нас нет. Если мы сейчас пойдем на станцию, в опорный пункт…

— Не продолжайте, — сказал я. — Прошу в дом. Располагайтесь. Будьте как в раю.

Марина и Сергей радостно воспользовались моим приглашением и вошли внутрь, отряхнув со ступней дорожную пыль.

Я выдал им тапочки и чистые простыни, принялся наливать воду в бассейн и готовить завтрак. Вскоре мы уже беседовали, сидя у открытого окна и любуясь чудесным видом на ЛЭП.

— Спасибо, завтрак был очень вкусным, — сказала Марина. — Вот эти ломтики мне очень понравились.

— Выпейте еще гриб, — предложил я.

— Нет-нет, спасибо, — отказались гости.

— Можно ли мне спросить вас, друзья, — наконец решился я, — что послужило причиной вашего изгнания?

— Мы согрешили, Петр Глебович, — ответила Марина.

— Понимаю, — сказал я.

— Нет, вы не о том подумали, — сказала Марина, слегка покраснев. — Это, кстати, у нас там грехом не считается. А мы оказались действительно грешны. Мы исполнили в концерте невеселое произведение.

— Так вы артисты?

— Да, я певица, лирическое сопрано, — объяснила Марина. — А Сергей мой аккомпаниатор.

— И что же вы исполняли в концерте?

— Мы исполняли вокальный цикл. Поначалу все шло хорошо. Я пела песни о людях разных занятий — про сеятеля, про факира. Все песни очень радостные. И черт же меня дернул спеть про ямщика, который замерз.

— Ах, это так печально! — воскликнул я.

— Вот именно, — подхватил рассказ Сергей. — Нет, концерт, конечно, не остановили. Мы довели его до конца. Но потом нас вызвали на ковер и сказали, что песня про ямщика многих слушателей расстроила. И всё, на выход.

— Хоть бы первое предупреждение для начала сделали, — с досадой вымолвила Марина.

— Так, значит, в раю не приветствуется искусство печального содержания? — удивился я.

— Именно так! — наперебой заговорили Марина и Сергей. — Все неприятное и трагическое у нас отсутствует. Потому и музыка считается у нас высшим искусством, что если роман или кинокартину практически невозможно создать без отрицательных персонажей, совершающих злые поступки, то в музыке можно превосходно обойтись одними только прекрасными созвучиями и мелодиями пленительной красоты.

— Но в музыке тоже бывает минор, — возразил я.

— У нас в раю в миноре практически не пишут. Возьмите Глинку. Он написал уже два романса, оба в мажоре. Сейчас пишет фортепианный концерт для Глена Гульда — в тональности фа-диез мажор. Минор существует только как способ оттенить мажор.

— Удивительно! — всплеснул руками я.

— Минорные трезвучия, — четко сказала Марина, — встречаются на второй, третьей и шестой ступенях мажорного лада. Иногда, в редких случаях, на четвертой.

— Тогда это называется гармонический мажор, — пояснил Сергей.

Слушая гостей, я задумался о том, не применить ли нам райские критерии оценки искусства здесь, на земле. Вот заседаю я периодически в разных жюри, например фестиваля «Золотая маска». Что, если, выбирая спектакли, заслуживающие наград, смотреть не только на их профессиональный уровень, но и на наличие в них оптимистического содержания? Смотреть внимательно, чтобы в спектаклях никто не замерзал. Или вдруг тогда и выбирать будет не из чего?

— Хорошо, друзья, — сказал я. — Что же нам теперь делать? Есть какое-то средство вернуть вас в рай?

Марина и Сергей переглянулись.

— Вот именно об этом мы и хотели с вами поговорить, — с надеждой сказали они. — Нам обещали, что возьмут назад, если мы придумаем три оперных проекта положительного содержания. Помогите нам, пожалуйста, Петр Глебович.

— Что ж, я охотно вам помог бы, — задумался я. — Но… как их придумать?

— Надо с чего-то начать, — неуверенно сказал Сергей.

И тут меня осенило:

— С конца!

Я бросился к книжной полке и схватил томик «100 опер».

— Так-так, полистаем… Вот эта опера — чем она кончается? В руках у папы римского расцвел посох. Пусть начнется с грустного — в руках у папы римского увял посох. Рыцарь Гейтанзер попадает с небес на землю. Общение с земной подругой он находит несколько пресноватым и ищет потрясающих страстей. В финале оперы герой оказывается в объятиях Венеры, посреди необузданной оргии.

— Почти как у нас в раю! — засмеялись Марина и Сергей, захлопав в ладоши.

Работа закипела. Несколько дней мы провели в трудах, обложившись либретто и старательно переписывая их от конца к началу.

В одном из наших оперных проектов испанский дворянин мучился в аду, а над ним, на земле, пели секстет, чьи звуки из преисподней казались ему особенно погаными. Вдруг являлась статуя, каменной рукой доставала героя из геенны и отправляла в жизнь, где его ждали встречи с многочисленными красавицами. Любовь к одной из них привела его к ней в дом, где на смертном ложе проводил последние минуты ее отец. Однако идальго возвратил его к жизни искусственным дыханием, и зазвучал ре мажор.

Труднее дался нам сценарий, где в выходной арии заглавный персонаж жаловался на жалкий жребий. Старый генерал рекомендовал ему не обращать внимания на возраст. Вняв совету, герой пускался в забавы молодости, дрался на дуэлях, после чего молодая жена генерала писала ему любовное письмо. Заключительная сцена являла героя в кругу своей новой семьи, в контексте крестьянских плясок и идиллического домашнего пения. Вдобавок ко всему приходило радостное известие — умер дядя героя, оставив ему наследство. Девушки интриговали героя, сообщая ему эту новость в дуэте «Слыхали ль вы?».

— Этот финальный дуэт мне особенно нравится, — говорила Марина. — Я буду петь верхний голос, а Маша Малибран — нижний. У нас в раю это примут на ура.

Когда все три либретто были готовы в деталях, мои друзья пустились в обратный путь. Я проводил их до Пехорки. Мы расцеловались. Нагие, как пришли, они вошли в воду, где им было по колено, и побрели вверх по течению. Когда они проходили мимо Акатова, вся деревня вылезла на берег. Вскоре они скрылись за излучиной. Я пошел домой.

По моим расчетам, путь их должен был занять несколько недель: вверх по течению идти трудно. Но уже на следующий день после нашего прощания жара спала, и в воздухе почувствовалось наступление осенней прохлады. Семья вернулась. Мы прожили в Салтыковке до конца ноября, когда выпал первый снег. Меня снова пригласили в жюри фестиваля «Золотая маска». От Марины и Сергея у меня не было никаких вестей. Наконец я позвонил Глинке. «Никто не приходил», — ответил он.

Они не дошли до рая. Холод настиг их. Они замерзли посередине Пехорки. Они превратились в ледяные изваяния, мои Сергей и Марина. Это трагическая колонка. Она повествует об ужасном. У нее плохой, очень невеселый конец.

Здесь кончается текст, написанный мной в декабре и с тех пор пролежавший в ящике стола. Теперь вы понимаете: верный заветам нашей эстетики — ничего о печальном! — я не мог его публиковать. Три дня назад я позвонил в облсовет.

— Клара Арнольдовна, красавица вы моя! — сказал я. — Поздравляю вас с праздником Восьмое марта.

— Ах, спасибо, Петр Глебович, — ответила Клара Арнольдовна. — И вашу супругу поздравьте. С потепленьицем вас! Кстати, хотела вам звонить. Новость знаете?

— Какую новость, Клара Арнольдовна?

— Плюс на термометре, Петр Глебович. Отмерзли эти двое, на Пехорке-то. Дальше пошли.

Отмерзли! Весна принесла радость и освобождение. Я бросил взгляд на монитор. В «Яндексе» висели свежие новости. У папы Бенедикта Шестнадцатого пропал голос и расцвел посох. Гейтанзер и Гринулэн стали сомалийскими пиратами. Националисты нагадили на могилу Владимира Ленского. В Севилье на 114-м году жизни скончался командор Шишкопулос. Все то, что мы так усердно поворачивали задом наперед, отмерзло и вновь приняло естественное направление. Это значит, что земля освободилась от неестественной мерзлоты, прозрачные струи Пехорки изливаются вновь, впереди весна и лето!

А мои Сергей и Марина завершили свой поход и достучались до райских врат. Они, должно быть, принесли в рай три невозможно прекрасных оптимистических оперных сюжета. Недавно звонили, родные. Нет, говорят, всё забыли по дороге. Сочиняют новые — примерно такие же, как в Салтыковке.