Случайная выборка на «Г»

Сотовый оператор «Любиш и Козлайн» предлагает тариф «Трансцендентальный». Колумнисту OPENSPACE.RU удалось записаться в фокус-группу в рамках бета-тестирования

Сигнал к началу был подан эсэмэской: «Открыта пробная версия новой услуги: Разговор с Адом. Желтые страницы находятся в интернете по адресу: http://... и т.д.».
На поверку желтые страницы оказались лишь одной, озаглавленной «Случайная выборка на "Г"». Недолго поизучав список, я увидел фамилию Гитлера и сразу же набрал номер.

Раздались два гудка, и мне ответил голос: «Аллё».
— Майн фюрер, — сказал я. — Здравствуйте. Это Петя из Салтыковки звонит.
— Видите ли, мне сейчас не очень удобно разговаривать, — ответил Гитлер. — Меня как раз на сковородке жарят. А-а-а! — раздался в подтверждение слов его хриплый страдальческий крик. — Уймитесь хоть ненадолго, черти, — стал просить он кого-то рядом. — Дайте с землей поговорить.
Черти оказались сговорчивы и, весело балагуря, отправились прочь.
— Пошли пропустить стаканчик, — сказал Гитлер. — Слушаю вас, Петя.

— Скажите, майн фюрер, вас что, постоянно вот так жарят? — поинтересовался я.
— Нет, конечно! — охотно отвечал Гитлер. — Жарят, пока на заднице еще остается живое место. Потом меня относят в мою пещеру, где я лежу, пока задница относительно не заживет. После чего все повторяется снова.
— Должно быть, вы уже успели привыкнуть к таким страданиям?
— Привыкнуть невозможно, Петенька! Мне всегда бывает так же больно, как и в первый раз.
— Сколько вам лет сейчас?
— Мне 56 лет — столько, сколько было, когда я умер. Я чувствую себя на свой возраст.
— Помните ли вы ваш земной путь, ваши преступления?
— До мельчайших деталей — каждый день, каждый шаг, каждый приказ. Все мы здесь, в Аду, отягощены памятью о своих злодействах. Между нами остается неравенство, ведь масштабы наших преступлений различны. Вы еще не пробовали звонить Ленину, Сталину, Троцкому? Или — кто это там орет за стеной? — Гитлер прислушался, и я сквозь помехи связи тоже смог уловить отдаленный вопль адской муки. — А, это Мао Цзэдун. Но здесь ведь мучаются и не столь знаменитые грешники, счет чьим жертвам идет не на миллионы или тысячи, а всего лишь на сотни, десятки и даже единицы, и кому вам, Петя, никогда не придет в голову позвонить — так вот, сковородка всех нас уравнивает.
— Есть ли у вас там какая-то культура? — спросил я. — Музыка, например?
— Увы, здесь нет Вагнера и моего любимого Фуртвенглера, — с грустью ответил Гитлер. — Пользуясь методом исключения, я делаю вывод, что они в Раю. — Но здесь круглыми сутками крутят радио. Представьте: света белого не видно, темные промозглые коридоры, и повсюду радио — ни подумать, ни заснуть. Репертуар ужаснейший. Даже песенку «Лили Марлен» не могут поставить. Иногда это хуже сковородки, Петя. Вот, прислушайтесь.

В самом деле, бухал какой-то ритм, и звучала мелодия, отдаленно напоминающая песню «Химкинский лес».
— Майн фюрер, — сказал я. — Говорят, что Судия всемилостив. И если ваше раскаяние наполнит чашу, которая — возможно, это произойдет не скоро! — перетянет чашу ваших злодеяний, вы будете прощены?
— Вашими бы устами да мед пить, милый Петя, — горько усмехнулся Гитлер. — Судия-то, может быть, и всемилостив, да вот только раскаянье всякий должен испытать еще в земной жизни, хоть бы даже в последний ее день. Я же в этот день думал о чем угодно, но только не об устройстве своей посмертной участи.
— Да, мы знаем. Русский режиссер Сокуров снял о ваших последних днях фильм «Молох».
— Правда? — Голос Гитлера несколько потеплел. — Все-таки кто-то вспомнил меня добрым словом! Передайте поклон русскому режиссеру, хоть он и унтерменш. Но вот возвращаются мои мучители.

И действительно, в трубке вновь послышались веселые голоса чертей, и я услышал, как на сковороде зашипело свежее масло.

Попрощавшись с интересным собеседником, я погрузился в драматические размышления. Наивный, он думал, что в «Молохе» хоть сколько-нибудь похож на себя в «Триумфе воли»!

Мои мысли прервал приход эсэмэски: «Открыта пробная версия новой услуги: Разговор с Раем. Желтые страницы находятся в интернете по адресу: http:// … и т.д.».
На поверку желтые страницы оказались лишь одной, озаглавленной «Случайная выборка на "Г"». Недолго поизучав список, я увидел фамилию Глинки и сразу же набрал номер.

Раздались два гудка, и мне ответил голос: «Аллё».

— Здравствуйте, Михаил Иванович! — сказал я. — Это Петя из Салтыковки! Вам удобно говорить?
— Здравствуйте, барин! — радостно ответил Глинка. — Конечно, удобно! Мы как раз едем с Машенькой и Дашенькой… — тут раздалось девичье хихиканье, — в Культурный центр имени Чайковского слушать Фуртвенглера. Забавник он! Сюда поворачивай, на Горького, — сказал Глинка, видимо, таксисту. — А вы, барин, как поживаете?
— Пишу колонку для OPENSPACE.RU, Михаил Иванович. Хотел спросить у вас, как вы себя чувствуете, на сколько лет?
— Словно вчера родился, барин! Как на крыльях лечу. У нас тут, знаете ли, возрастов нет.
— А годы, числа есть?
— Никоторого числа! День похож на день.
— Как же проходит ваш день, Михаил Иванович?
— Нежусь в перине, потом занимаюсь чем хочется — так, в охотку. Обедаю. Вечером в концерт. Вчера слушал, как Моцарт и Клементи состязаются — просто петухи, барин! Сегодня вот Фуртвенглер. Завтра — Георг Отс и Пина Бауш. А по вечерам в рестораны ходим. Или на шубертиады. Столько радостей для души!
— Чем же вы занимаетесь днем — в охотку, как вы говорите?
— Да тут каждый чем хочет, тем и занимается. Вот Машенька и Дашенька — старлетки. Хотят как Мордюкова стать.
— Как Ермолова! — закричала Машенька.
— Как Комиссаржевская! — залилась хохотом Дашенька.
— Ему вот нравится машину водить. Как тебя зовут, любезный? — обратился Глинка к таксисту.
— Гайто Газданов, — ответил таксист.
— А вы-то, Михаил Иванович, вы кто в раю? — с нетерпением спросил я.
— А я, барин, не поверите — композитором стал. Уже два романса написал. На слова Хармса и Олейникова. Тут мне Шостакович — способный малый, кстати! — компьютер посоветовал, так вообще красота настала, и переписчики не нужны. Ростропович просит пьесу сочинить. Что поделаешь, барин: видать, музыка — душа моя!
— Михаил Иванович, то же самое вы говорили и при жизни.
— Ай, бросьте, барин!
— Неужели вы не помните ваших земных свершений, за которые попали в Рай?
— Да кто ж тут их помнит? Машенька, за что ты попала в Рай? Наверное, ждала мужа терпеливо, вышивала…
— И при этом неплохо играла на флейте, — ехидно вставила Дашенька.
— Фу, дура, — ответила Машенька.
— Всегда они пикируются, — добродушно заметил Глинка. — Как мои Серов со Стасовым. Не могут договориться об актуальности в искусстве.
— Михаил Иванович, — продолжал я в изумлении, — неужели вы не знаете, что в памяти человечества вы великий, величайший… — Я набрал воздуху, чтобы продолжать еще патетичнее, но вдруг меня перебил из трубки уверенный женский голос:
— The subscriber is not available now.

Я чертыхнулся: все равно меня в Раю уже не слышат. С другой стороны, все правильно, подумал я. Меня оборвали вовремя. Мученику Ада информация с земли может хоть ненадолго скрасить неприятные минуты. А небожитель лишен исторической памяти. Душа инородна истории, вкушать райские наслаждения под грузом лет невозможно. Чтобы возвыситься до райского состояния души, нам необходима цензура памяти.

И на земле ведь счастлив тот, кто, подобно птице, не помнит вчерашнего дня и каждое утро заново удивляется красоте мира. Или тот, кто упивается репризой симфонии, забыв, с чего симфония началась. Тот же, кто находится в твердой памяти, претендует на владение формой, ибо форма складывается во времени. Хочет он того или нет, он претендует на владение историей, в которой сплелись добро и зло. Желая расплести их, он претендует на власть. А к чему приводят подобные желания, я узнал сегодня из разговора с моим первым собеседником.