Славянские премьеры в Бастилии и Гарнье

Вы думаете, если постановки так слабы, то на первое место выходит музыка? Ошибаетесь

Интендант Парижской оперы Жерар Мортье посвятил большую часть сезона славянским операм. «Евгением Онегиным» в постановке Большого театра открылся сезон в Гранд-опера, зимой сыграют взятую напрокат в Амстердаме «Леди Макбет Мценского уезда» главного современного «пугальщика» Мартина Кушея, а ближе к лету можно будет увидеть чешское «Средство Макропулоса» и польского «Короля Рогера» (режиссер Кшиштоф Варликовский).

Пока же в виде легкой интермедии на сценах Дворца Гарнье (Гранд-опера) и Бастилии практически одновременно увидели свет «Проданная невеста» Сметаны и «Лисичка-плутовка» Яначека. Такие непохожие произведения двух чешских классиков неожиданно оказались причесанными под одну гребенку.

«Проданная невеста» — разухабистая сельская комедия об удалом, но бедном рубахе-парне, который благодаря ловкой махинации обманывает богатого жениха-дурака и продает свою прекрасную невесту самому себе. Берджих Сметана — страстный обожатель Моцарта и Оффенбаха — умело сплавляет в яркую музыкальную массу опереточные скороговорки, чешскую народную мелодику, листовскую романтику и неожиданные в этом пестром одеяле прорывы к сладостной грусти.

«Лисичка» Яначека — меланхоличная притча о мире несчастных людей, которые друг друга не слышат, не понимают, убивают время и жизнь в бестолковой суете; которым никогда не понять прекрасный мир зверей, где все существует по вечным и справедливым законам природы. Пусть Лисичка в конце концов будет убита, но после нее остается Лис и вся ее рыжая малышня, и их удивительный мир будет продолжать счастливо жить, как и прежде.

Обе премьеры превратились в броские и репрезентативные зрелища, где нет речи о вслушивании в музыку и поисках внутреннего смысла. Во время «Проданной невесты» одолевает мучительный вопрос: неужели это новый спектакль, а не подновленная рухлядь столетней давности? Жильбер Дефло поставил ее как балаганную комедию, где о правдоподобной жизни на сцене можно забыть. Жирная игра актеров напоминает, скорее, балетную пантомиму: говоря о любви, руки полагается прикладывать к сердцу, а описывая красоту любимой, нужно непременно поднести ладони к лицу.

Развлекают здесь кавээнным юмором, гогоча, гримасничая и тараща глаза. Впрочем, никто не запрещает певцам при первой возможности выстраиваться вдоль рампы и не сводить очей с дирижера — как в заправской третьесортной оперетке. Как бешеные ходят колесом по сцене танцоры, скачут не хуже солистов ансамбля Моисеева, зажигают гирлянды и катаются на машине, которая пыхает настоящим дымом.

Конечно, это комедия, но хорошая комедия всегда грустна. Здесь же на сцене нет ни следа сомнений, страданий, разочарований, страха, который есть в музыке. В итоге и финальное счастье оказывается подозрительно наигранным — не лопнет ли оно мыльным пузырем, не рассыплется ли горсткой конфетти?

Андре Энгель пошел более тонким путем и поставил «Лисичку» как диснеевский мультфильм. Здесь лесные жители похожи на людей и ходят на двух ногах. Курочки-модницы в цветных перьях красят губки и перышками старательно подметают двор; лисички в коричневой замше расчесывают рыжие косы; енот в чудной шубе поглаживает седую бороду; спеленутая девочка-бабочка (вернее, гусеница) тащит за собой воздушного змея. Все веселятся и играют на музыкальных инструментах.

Место действия выбрано блестяще: железнодорожное полотно, отсекающее лес от цивилизации, — индустриальный пятачок, окруженный со всех сторон дикой стихией. Человек редко отваживается спускаться с полотна в чащу. И наоборот, для зверей здесь опаснее всего: именно здесь люди ставят капканы, именно здесь убьют Лисичку.

Как всегда, Энгель по полной использует все технические чудеса Бастилии: занавес закрывается на считаные секунды — за это время поле подсолнухов успевает смениться гигантской куриной фермой или заснеженной долиной.

Все это эффектно и ярко. Вот только, кажется, музыка не слишком интересовала и Энгеля: недаром все тончайшие яначековские интерлюдии тонут в грохоте перестановок, спешно происходящих за сценой. Режиссер всерьез ставит эту взрослую историю как исключительно детский спектакль и снимает только верхний слой сюжета: Лисичку поймали, она сбежала, люди несчастны и грустны, в то время как Лисичка влюбилась и вышла замуж.

Как в заправском тюзе настоящие живые дети играют всевозможных улиток, лягушек, комаров и кузнечиков. И не важно, что от неточной детской игры отдает унылой самодеятельностью. И что вся публика весело умиляется, в то время как музыка совсем не заигрывает и не веселит, но звучит так угрожающе, так тревожно, что ее масштаб в разы перерастает все мультяшные трюки, происходящие на сцене.

Вы думаете, если постановки так слабы, то на первое место выходит музыка? Ошибаетесь. В обоих спектаклях дирижеры оказываются зачинщиками музыкальной скуки. Увертюра к «Проданной невесте» — знаменитый тест на беглость пальцев для любого оркестранта — сверкает в руках маэстро Иржи Белохлавека. Зато остальные сотни страниц партитуры звучат просто и бесхитростно.

Деннис Рассел Дэвис, знаменитый интерпретатор симфонической музыки ХХ века, тоже демонстрирует полную беспомощность в борьбе с нравными парижскими оркестрантами. Его оркестр часто перекрывает певцов, но при этом сам звучит плоско и неслаженно, а о красотах многослойного симфонического полотна Яначека можно только догадываться.

В такой ситуации певцам приходится выкручиваться самим — и тут побеждает личное обаяние и индивидуальность. В «Невесте», среди серого и посредственного состава, незабываем маклер Кецал в исполнении австрийского баса Франца Хавлаты. С ним на сцену приходит неподдельная живость, пробивная сила личности, барская вальяжность манер и пения. Хавлата играючи одолевает предельные верхи и низы сложнейшей партии. Ошибки и срывы проходят незаметно, как ни в чем не бывало. А роскошный тембр певца — настоящий бальзам.

Слушая Елену Цаллагову в главной роли «Лисички», просто не веришь своим ушам. Для этой юной красавицы, совсем еще девочки, просто не существует законов природы: ее егозливая Быструшка бегает на четвереньках, скачет как угорелая, может петь хоть лежа, хоть вниз головой — и чистейшее высокое сопрано не испытывает ни малейших трудностей в огромном зале Бастилии.

У нее свой, узнаваемый сразу вокальный жест настоящей артистки — как будто петь ей так же естественно и легко, как дышать. Обаятельный, теплый, глянцевый тембр голоса как нельзя лучше подходит к роли. Ни тени наигранности; в изящном рисунке роли сочетаются кокетливость, застенчивость и яркий темперамент. Остается пожалеть, что «Лисичка» такая короткая опера, ее героиню хочется слушать и слушать. Кажется, теперь за Цаллаговой придется ездить по всей Европе: она уже спела на Зальцбургском фестивале, а теперь переезжает в кузницу звезд — труппу Баварской оперы.