Норман Лебрехт о Герберте фон Караяне

5 апреля исполнилось 100 лет со дня рождения Герберта фон Караяна, одной из главных музыкальных легенд ХХ века. Праздники по этому поводу проходят по всему миру. А мы предлагаем вашему вниманию нелицеприятную статью знаменитого британского журналиста Нормана Лебрехта – впервые статья была опубликована в журнале La Scena Musicale

Имена:  Герберт фон Караян

 

Чудовище и его миф

Трудно поверить, но чудовище снова среди нас. Пройдитесь по любому парижскому бульвару – оно на всех рекламных плакатах: стоит с закрытыми глазами в позе демонстративной одухотворенности – позе, которая так смущала и возмущала многих работавших с ним музыкантов. В вашем местном музыкальном магазинчике – если таковой у вас еще есть – чудовище вытесняет современных маэстро со стеллажей и полок, заполоняя их своими доселе неизданными записями и подарочными изданиями.

Мировые музыкальные фестивали и оркестры отмечают столетие Караяна. Январские концерты в Зальцбурге и Люцерне, выступления в Берлине и Вене, где караяновская гегемония была неоспоримой, праздничный лондонский концерт оркестра «Филармония» – того самого, что выгнал Караяна в середине пятидесятых за «too much of a Nazi».  Куда вы ни посмотрите в этом году, Герберт фон Караян везде на повестке дня, и вся индустрия классической музыки работает не покладая рук, чтобы удержать его на виду. «Помните! 2008 – год Караяна!»

Классическая музыка в гораздо большей степени, чем любой другой вид искусства, заложник всяческих юбилеев. Концертное расписание согласуется с датами жизни покойных композиторов – Моцарт в 2006 году, Григ и Элгар – в прошлом, Мессиан – на подходе. Но если композиторские сезоны действительно могут стимулировать возникновение новых идей и новых работ, то воскрешение дирижера из мертвых не имеет никакого смысла и не может спровоцировать ничего, кроме очередного культа личности.

Смерть – величайший уравнитель. Если не считать тех, кто умер настолько богатым, что может позволить себе купить шанс на бессмертие. Ни один классический музыкант, даже Паваротти, не умирал таким богатым, каким умер Герберт фон Караян. На момент смерти в июле 1989 года его надежно защищенное от налогов состояние превышало 300 миллионов долларов, а роялти с записей и по сей день продолжают поступать на счет его третьей, и последней, жены Эльет, бывшей модели Дома моды Диор.

Караян был самым записывающимся дирижером за всю историю. На его счету 900 альбомов, включая пять комплектов симфоний Бетховена в форматах моно, стерео, видео, супервидео и цифра. Он использовал все свое влияние, чтобы отвадить Бернстайна, Шолти, Арнонкура, Баренбойма и других возможных конкурентов от Зальцбурга и Берлина, двух цитаделей музыкального искусства. Искусства, которое он превратил в коммерческий продукт и довел до культурной деградации.

Караян презирал модерн, избегал большую часть современных композиторов и ставил оперные представления, которые выглядели устаревшими на два поколения. Его вкусы относились к эпохе нацизма – он сочетал увлеченность новыми технологиями с преклонением перед популистским и высокопарным искусством. Он был, почти во всем, дитя того времени.

Выросший в Зальцбурге во время и после Первой мировой войны, Караян отчаянно пытался сделать карьеру еще до того, как Гитлер захватил власть в Германии. С изгнанием еврейских и левых музыкантов двадцатисемилетний Караян стал музыкальным директором в Рейхе – «Чудо-Караяном», как в 1938 году озаглавил свою статью Геббельс. Караян крайне удачно вписался в контекст новой Германии – белокурый, с резкими чертами лица и пронзительным взглядом, он служил рекламным лицом нацистской культуры до тех пор, пока не перешел черту, женившись на богатой наследнице с еврейскими корнями.

После войны он был в срочном порядке вызван представителем фирмы EMI Уолтером Легге в Лондон для участия в записи с недавно сформированным оркестром «Филармония». При встрече с британскими музыкантами, которые воевали на противоположной стороне, Караян использовал все свое обаяние и мастерство – и в итоге создал ансамбль мирового уровня. Дирижер отточил на нем свой фирменный «стиль красоты» – музицирование, ставящее эстетику выше смысла.

К тому времени, когда лондонские музыканты принялись атаковывать его за высокомерие, Караян уже был на полпути к тому, чтобы стать пожизненным дирижером Берлинского филармонического оркестра, а также директором Венского государственного оперного театра и Зальцбургского фестиваля.  Ни один маэстро в мире никогда не обладал такой властью. И, даже последовательно расставаясь со своими постами и должностями, Караян до самой смерти продолжал оказывать тлетворное, реакционное, антидемократическое и абсолютно безответственное влияние на музыку – искусство, которое в каждом своем проявлении зависело теперь от финансовых вложений со стороны публики.

Это, видимо, и есть те самые отмечаемые ныне «достижения», которые сопровождаются потоком непритязательных медиапрограмм и общим помутнением рассудка и памяти. Меня удивляет, когда я вижу, как чествуют Караяна в Париже – городе, где он дирижировал «Хорстом Весселем» (нацистский партийный гимн. – Ред.) во время гитлеровской оккупации. Меня поражает, когда я слышу, как Валерий Гергиев и Саймон Рэттл – люди, сотворившие себя сами, – называют Караяна своим учителем, словно тайно завидуют его славе.

Основными вдохновителями нынешних празднеств стали две движущие силы – Фонд Герберта и Эльет фон Караян, который сам оплачивает некоторые из музыкальных событий, и группа некогда могущественных звукозаписывающих компаний, пытающихся сдвинуть непроданные горы караяновской продукции в сторону новых рынков, в особенности Китая, России и Индии. Впрочем, эта затея может оказаться их лебединой песней.

Прослушивая записи Венского филармонического оркестра, я снова поражаюсь его космической энергии в «Планетах» Хольста – но меня тут же раздражают его вялость и самолюбование в григовском «Пер Гюнте». Караян имел склонность к усреднению музыки – он подминал ее под свою «политику красоты», подавляя ее художественное разнообразие. Слушать Караяна слишком долго –    все равно что провести месяц в «Макдоналдсе». Тошнотворное и притупляющее всякие чувства времяпрепровождение. Те, кто услышат в этом году Караяна впервые, будут, я полагаю, поражены его однообразием.

Многие будут гадать, почему многонациональная индустрия решила вдруг воскресить человека, который не создал ни одной оригинальной ноты, не оставил после себя никакой четкой идеи и не представлял собой никакой человеческой ценности. Герберт фон Караян – и с моральной, и с творческой точки зрения – был пустым местом. И проверку временем его миф не выдерживает.

Перевод – Всеволод Кушнирович