«Орландо» в Зале Чайковского

В Московской филармонии наблюдается генделевский бум

В рамках филармонического абонемента «Оперные шедевры» впервые в России в концертном, конечно, виде была исполнена опера Генделя «Орландо». Событие это в какой-то степени историческое, если учесть, что опера написана в 1733 году. Официальный повод — объявленный по всему миру Год Генделя (250-летие со дня смерти). Нелишне упомянуть, что автор этого проекта, как и недавней «Мессии» (в филармонии можно констатировать генделевский бум), — тот самый Михаил Фихтенгольц, который теперь работает в Большом театре.

О том, можно ли назвать шедевром относительно раннее творение Генделя, сделанное для Лондона по калькам итальянской оперы-seria, есть разные мнения. Но очевидно, что это кусочек того огромного пласта музыкальной культуры, который у нас совершенно не освоен и при этом вызывает большую симпатию слушателей. Зал Чайковского был полон до краев, и неспешное течение растянутой на три отделения музыки, как и блистательная условность невероятно путаного либретто, эту симпатию не остудили.

Поскольку петь у нас Генделя пока не умеют, пригласили западных барочников, числом пять. Из них самой трогательной была Дебора Йорк в партии безответно влюбленной пастушки Доринды. Своим неярким и не всегда идеально точным, но очень ласковым сопрано она сумела внести что-то очень человеческое в витые конструкции барочно-оперных пространств.

Еще одно сопрано — Ингела Болин, певшая партию принцессы Анжелики, у которой, наоборот, все в порядке с личной жизнью, — была близка к совершенству, хотя немного скучному. Партии вздыхающих по ней мужчин исполнялись высокими и совсем не мужественными, по нашим понятиям, голосами, но по меркам генделевской эпохи — единственно способными донести высокие чувства. Это удивительно звучный контратенор Джеральд Томпсон в партии принца Медоро и меццо-сопрано Патрисия Бардон — решительная исполнительница заглавной партии Орландо (за три часа оперы этот бравый воин успевает сойти с ума от ревности и счастливо излечиться).

Гендерная путаница, обязательная для опер той удивительной эпохи, вроде бы уже воспринимается нашей публикой без особой истерики. Надо учесть, что партия Орландо изначально была написана для кастрата (на них тогда держалась вся оперная промышленность) — для знаменитого Сенезино. Согласно легенде, он рассорился с Генделем, услышав, какую эффектную партию тот написал для баса-баритона — единственного низкого голоса во всей этой истории (волшебник Зороастр). Однако в данном кастинге исполнитель этой партии Филипп Катлин был явно не на первом плане.

В отличие от пения, играть Генделя у нас уже пытаются, причем весьма успешно. И это, пожалуй, самый радостный результат проекта. В нем был задействован оркестр Александра Рудина Musica Viva, неуклонно двигающийся в аутентичном направлении. К основному струнному составу собрали необходимое подкрепление по всей стране и за ее пределами (новосибирский гений Аркадий Бурханов с теорбой, американский клавесинист экзотической наружности Махан Эсфахани).

Перед оркестром был поставлен невероятно увлеченно жестикулирующий английский специалист Кристофер Мулдс, который заодно сопровождал на клавесине речитативы. Благодаря ему исполнение обогатилось несколькими чарующими сокровищами — вроде ансамбля трех высоких голосов (Анжелика, Доринда, Медоро) в финале первого действия, неожиданно напомнившего финал «Кавалера розы» Рихарда Штрауса. Его же заслуга — слаженное звучание оркестра.

Наверное, можно было бы в идеале пожелать побольше огня и свободы. Но, ей-богу, если барокко — это иностранный язык, то, похоже, рудинские (и околорудинские) музыканты научаются на нем разговаривать без заметного акцента.


Другие материалы раздела:
Алексей Любимов: «Английские критики не виноваты в том, что не знают эволюцию творчества Мартынова», 06.04.2009
Петр Поспелов. Здоровый европеец, 03.04.2009
Виктория Муллова: «Я рискнула — и все окупилось», 31.03.2009