«Кармен» Михаила Плетнева

Вместо соплей и страстей — холодный, очищенный кристалл, которым надо любоваться чуть на расстоянии

Михаил Плетнев стал вторым после Мариса Янсонса значительным дирижером, взявшимся у нас за концертное исполнение одной из самых зрелищных опер. Впрочем, к исполнению Плетневым «Кармен» на сцене Концертного зала Чайковского прилагалось довольно активное мизансценирование Юрия Лаптева — баритона и одновременно советника президента, настойчиво осваивающего оперную режиссуру. В иных наших театрах такая разводка, если к ней прибавить пару цветастых задников, вполне бы могла сойти за полноценный спектакль.

Но в данном случае, конечно, речь не о ней. Все-таки и работа Лаптева, и довольно серьезные купюры стали данью публике (наблюдался переаншлаг), которую почему-то сочли ненадежной. Главным же смыслом мероприятия было музыкальное качество, которому следовало оказаться как минимум выше, чем в стационарных театрах. А иначе зачем такая «Кармен»?

Кастинг был большей частью импортный. В главной партии французское меццо Беатрис Урья-Монзон, для которой Кармен — родная стихия. Она уже давно считается одной из лучших исполнительниц этой роли, партия у нее и впета и выграна. Своим не очень большим, но терпким голосом певица пользуется очень умело; кроме того, и выглядит Урья-Монзон самым подходящим образом.

Мужчины ей попались попроще. У австралийского тенора Джулиана Гэвина (Хозе) голос мощнее, но пользуется он им гораздо менее виртуозно — периодически это звучит напряженно, сдавленно и низковато. Итальянский бас-баритон Симоне Альбергини, полюбившийся отечественной публике в моцартовском репертуаре с Теодором Курентзисом, здесь, в гораздо более сочной партии Эскамильо, был красив, но плохо слышен. Француженка Натали Манфрино (она спешно заменила заболевшую англичанку Кейт Ройял, от которой многого ждали) поначалу тоже вызывала сомнения, но последнюю свою арию спела блестяще.

Однако коль скоро речь идет о проекте Плетнева, им же и инициированном, то, конечно, одними певцами его музыкальный смысл не исчерпывается. Собственно, и смысл-то «Кармен», в которой также участвовали Российский национальный оркестр, хор Владимира Минина и детский хор Большого театра, оказался не столько в качестве, сколько в крайней индивидуалистичности плетневской интерпретации.

Плетнев сделал с оперой Бизе примерно то же, что в свое время с симфониями Чайковского — вместо соплей и страстей показал холодный, очищенный кристалл, который надо рассматривать чуть на расстоянии. Неспешное любование партитурой, ее тембрами и отдельными голосами — не важно, человеческими или инструментальными, — вот что его привлекает. Хабанера, которую он слушал, сложив руки, очень показательный момент.

Все, что касается истерики, ему против шерсти. Так что финальный дуэт Кармен и обезумевшего Хозе, с последующей общеизвестной развязкой, оказался не самым вдохновенным и не самым слаженным местом в опере — солисты откровенно расходились с оркестром. Но более структурные номера, вроде знаменитого своей сложностью квинтета контрабандистов, были очень четко сделаны. И это показывает, что Плетнев, несмотря на сложившийся вокруг него скепсис, неплохо обживается в оперной стихии.


Другие материалы раздела:
Екатерина Бирюкова. «Идоменей» в Мариинском театре, 19.02.2009
Дмитрий Ренанский. «Экспертиза» и «Лавка древностей» в Петербургской филармонии, 18.02.2009
Екатерина Бирюкова. «Лючия ди Ламмермур» в театре Станиславского и Немировича-Данченко, 17.02.2009