Что такое «Кавалер розы»?

Мнения об опере Штрауса и о том, нужна ли она Москве, высказывают оперный агент АЛЕКСАНДР ГУСЕВ и музыкальный критик АЛЕКСЕЙ ПАРИН

3 апреля в Большом театре пройдет премьера «Кавалера розы» — оперы Рихарда Штрауса, не ставившейся в России с 1928 года, а в австро-немецком мире по популярности являющейся чем-то вроде «Евгения Онегина».


Александр Гусев
Начнем с того, что композитор Рихард Штраус, немец, не имеет никакого отношения к Иоганну Штраусу, венцу с примесью еврейской крови. Родился он в XIX веке, но творчество его относится к XX веку, одним из самых известных композиторов которого он является. Первые свои оперы — «Саломею» и «Электру» — он написал в ярко выраженной экспрессивной манере: огромный оркестр — наследие Вагнера. Обе оперы успели прийти на русскую сцену до 1914 года. Подробнее об этом можно почитать в воспоминаниях директора Императорских театров Теляковского. Дальше в творчестве Штрауса произошли некоторые изменения, и в результате появилась опера Rosenkavalier, которую можно по-разному переводить. Общепринятый перевод — «Кавалер роз». Вообще-то правильнее — «Кавалер с розой». Но это не совсем благозвучно и вызывает поток аллюзий и хохм. В последнее время стал популярнее «Кавалер розы».

По сюжету ее герой — это молодой человек, посланец жениха, который должен явиться к названной невесте и вручить символическую серебряную розу. Замысел этого произведения родился у австрийского поэта Гофмансталя, увлеченного идеей стилизации XVIII века. Он заинтересовал своим замыслом и Штрауса, который, однако, в музыкальном плане за ним не пошел. Он не стал обращаться к музыке XVIII века, наоборот, насытил оперу музыкой конца XIX века — а именно вальсом.

Опера сразу получила большое признание. Теляковский хотел ее поставить, но не успел: в 1914 году был издан императорский декрет, запрещающий на русской сцене все произведения немецких авторов. А потом эта эстетская история, конечно, советскому зрителю совсем не подходила. Хотя никто никогда не отрицал, что музыка прелестная.

Надо сказать, что, несмотря на то что Рихард Штраус был далек от общественно-политической жизни, в конце 30-х годов он стал чем-то вроде министра культуры в правительстве Гитлера. Что очень повлияло на исполнение его музыки в последующие годы. В частности, в СССР и в Израиле.

Правда, есть мнение, что Штраус использовал свой пост, чтобы помогать евреям-музыкантам. Была у него стычка с нацистским идеологическим аппаратом по поводу его соратника, писателя Стефана Цвейга. И некоторые его произведения, написанные уже в 30-е годы, имели не очень счастливую жизнь. Так что фигура неоднозначная.

Есть любопытная зарисовка одного американского музыковеда, который входил в Германию вместе с частями американской армии. Так совпало, что его часть входила в тот городок, где, как было известно, живет уже пожилой Рихард Штраус с семьей. Американский музыковед изловчился, встретился с композитором и постарался взять у него интервью — именно с целью подтвердить аполитичность Штрауса. Или даже антинацистские настроения у него увидеть. В частности, он задал вопрос — не приходила ли композитору в голову мысль эмигрировать из нацистской Германии. Ответ был таков: «Да, вы знаете, в последнее время мы стали задумываться об этом. С продуктами стало плоховато».

Если говорить о музыке, Рихард Штраус принадлежал к числу тех людей, которые занимаются, что называется, чистым искусством. Как писалось в советских учебниках, от народа он был далек, а творил для существовавшей тогда и до сих пор еще существующей в Европе прослойки зажиточных людей, которым состояние и образ жизни позволяют наслаждаться искусством и быть вдали от насущных проблем.

В нашей стране «Кавалер розы» был совершенно неизвестен до тех пор, пока в 1971 году не приехала в Москву Венская государственная опера и не показала три раза свой выдающийся спектакль. Как ни странно, он до сих пор идет на ее сцене. Замечательный состав был, великие артисты, Леония Ризанек в роли Маршальши, Криста Людвиг — Октавиан! Произошло первое открытие. Потом люди стали ездить, диски слушать. И сейчас определенное количество, конечно, знает о существовании этой оперы.

В каком-то смысле «Кавалер розы» апеллирует к «Свадьбе Фигаро» Моцарта, тоже знаковому произведению для венской и мировой культуры. В некоторых персонажах можно узнать моцартовских предшественников. В Маршальше — Графиню. А еще в большей степени в Октавиане — Керубино. Но если Керубино — это мальчишка, мучающийся общей влюбленностью во всех женщин, то Октавиан, который практически того же возраста, — уже юноша, вкусивший прелести любви. И здесь другой, более чувственный оттенок.

Отечественные режиссеры хоть не ставили эту оперу, но о ней думали и рассуждали. И многих очень отталкивала первая сцена, в которой две женщины находятся в постели. Одна из них — травести в роли юноши. А лет 30, тем более 40 назад очень часто этих персонажей исполняли довольно крупные примадонны. И действительно, на человека, не входящего в этот эстетский мир, наблюдение за двумя немолодыми, крупными женщинами, исполняющими любовный дуэт на широкой постели, производило не самое лучшее впечатление.

Хотя на самом деле Маршальше где-то 35 лет, Октавиану — 16—17. И сейчас эти роли исполняют, конечно, более подходящие по возрасту и по физическим данным артисты. А в жизни мы теперь встречаем гораздо более разительные возрастные перепады.

В отличие от России, в мире «Кавалер розы» — одна из самых популярных опер, в творчестве Рихарда Штрауса — конечно, самая популярная и самая венская. Для венской публики не только эта опера, но и этот спектакль — культовая вещь. В нынешнем сезоне в Вене эта постановка тоже идет, в роли Октавиана выступит Элина Гаранча.

Опера пронизана лиризмом и юмором. Несмотря на то что это большое произведение, она очень легкая — для тех, у которых немецкий язык родной. Я знаю русских слушателей, которые примерно то же испытывают, когда слушают оперы Римского-Корсакова. Но они сейчас почти не идут. И людей таких весьма мало. А в Вене таких много.

Во-первых, это очень культурная публика, нельзя представить, чтобы в зале включались телефоны — не то что звонки невозможны, но и свет от телефонов. Люди понимают, что он тоже мешает восприятию. А если какие-то туристы из восточных стран пытаются это делать, то тут же появляется капельдинер, который ненавязчиво объясняет, что этого делать не надо.

Во-вторых, это публика, которая уже знает произведение и идет именно на него, может даже — именно на эту постановку и именно на этих певцов. И они не открывают для себя эту оперу, а приходят получить от нее, хорошо им известной, большее или меньшее удовольствие.

Основу этой публики составляют среднезажиточные люди среднего возраста, которые могут себе позволить билет по 60—70 евро. Хотя в Вене есть и большое количество стоячих мест. Там — не столь зажиточные опероманы, молодежь и туристы-студенты. Бывают спектакли с участием определенных солистов, когда на этих стоячих местах не протолкнешься.

Мое личное мнение, что в нашей стране в настоящее время нет публики для этого произведения. Потому что у нас среднего класса нет и вообще с оперной аудиторией серьезная проблема — особенно у Большого театра. Может, эту оперу надо было тут ставить чуть раньше или чуть позже.

{-page-}

 

Алексей Парин
Эта опера принадлежит Вене. Она в чем-то параллельна «Пиковой даме» Чайковского, которая вбирает в себя миф Петербурга. Много есть общего между этими операми. В частности, анахронизмы, которыми сознательно пользуются создатели. Вальсов никаких в XVIII веке не было. В «Пиковой даме» тоже анахронизмов уйма, и они не от незнания, а от сознательного создания мифологического текста.

«Кавалера розы» называют zeitoper. Это опера о времени. Время, движущееся в ней довольно медленно (опера длинная), — это время, которое проживают герои и которое проживается внутри героев. Главное содержание здесь находится внутри трех женских персонажей. Именно женских, я на этом настаиваю. Именно в этом состоит тайна оперы.

Кто должен петь Октавиана — певица или контртенор? Этот вопрос может возникнуть. Конечно, огромный оркестр Рихарда Штрауса не позволяет сегодня контртенору петь эту партию (контртенор — не громкий голос. — OS). Но я хочу указать на то, что в этом году на Зальцбургском фестивале в другой опере Штрауса — «Ариадна на Наксосе» впервые в истории партия Композитора будет исполнена контртенором. Так что это все начинается. Ратмиров-контртеноров («Руслан и Людмила» в Большом. — OS) мы уже видели, теперь и за Рихарда Штрауса принимаются.

Почему время в этих персонажах выражается? Это некие три женские ипостаси. Октавиан — тинейджер. А любой тинейджер, и девочка, и мальчик, когда они еще разговаривают высокими голосами, является и тем, и другим — и девочкой, и мальчиком. И психологи это знают — в определенный момент эта двойственная природа человека у тинейджера очень чувствуется. В некоторых своих проявлениях он не знает, кто он.

И это очень важно для роли Октавиана, потому что Октавиан 1910 года — это не то же самое, что моцартовский Керубино. Конечно, есть прямые аналогии: Графиня — Керубино и Маршальша — Октавиан. Но Керубино — это еще остатки предыдущей эпохи, это брючная женская роль, контртенора никогда ее на сцене не пели и, возможно, не будут петь. Это роль особая и, наверное, обязательно женская.

С Керубино не происходит таких превращений, которые происходят с Октавианом. И тогда, в Вене XVIII века, они не могли бы происходить, потому что это была бы сексуальная революция. А в Вене 1910 года, где уже есть Фрейд и где все разговаривают про либидо, должен был появиться Октавиан, который женщина, играющая юношу, который на сцене становится девушкой, за которой ухаживает мужчина. И это такая невероятная штука, она может быть главным манком в этой опере — в обществе, открывающемся сегодня для многих проблем.

Итак, эта опера — это как бы время женщины. Три стадии: Октавиан — тинейджер, Софи — барышня, условно говоря, 20-летняя женщина, которая уже осознала свою природу, а потом она превращается в Маршальшу. И они едины в своем внутреннем состоянии. И косвенным свидетельством этого единства является то, что великая певица Лотта Леман в разные периоды своей жизни пела все три партии. Она начинала с Софи, потом пела Октавиана, а потом Маршальшу. Криста Людвиг пела и Октавиана, и Маршальшу (в Октавиане мы ее видели в Москве в 1971 году). Гвинет Джонс тоже пела и то, и другое. И обе по этому поводу очень интересные вещи пишут.

Не случайно женщины начинают на эту тему очень тонко рассуждать. Все-таки у Керубино и Графини нет любовной сцены. А опера «Кавалер розы» начинается с фактически лесбийской сцены — потому что это долго идущий любовный дуэт двух женских голосов. Конечно, здесь есть парафраз Ромео и Джульетты из «Монтекки и Капулетти» Беллини (две главные партии написаны для двух женских голосов — сопрано и меццо-сопрано. — OS) — но только в вокальном смысле. Но не в смысле эротической ситуации.

И поэтому я бы сказал, что для Москвы эта опера — определенное испытание. Хотя я думаю, что для сегодняшней Москвы она исключительно подходит. Потому что, с одной стороны, тут есть проблематика, о которой общество думает. И, с другой стороны, здесь есть элемент шикарного шоу. Все будут оттягиваться: какие красивые фойе, как на сцене все красиво, и музыка какая очаровательная!

Это музыка для широкой публики. Мне вообще за Рихарда Штрауса иногда бывает стыдно — после «Электры» и «Саломеи» он написал такую музыку! Но ничего не сделаешь — написал. И если ею заниматься — она не такая плохая!

Очень строгие музыканты Рихарда Штрауса не считают великим композитором, говорят, что это такой расхожий товар. Он, конечно, больше, чем другие, зависит от того, как его исполняют. В венской Штаатсопер идет один и тот же спектакль «Кавалер розы» — дремучий, давний, 70-х годов. И когда там играют простые исполнители, невозможно выжить эти четыре часа. Но когда на сцене Гвинет Джонс, Анне Софи фон Оттер и Натали Дессей, то четыре часа превращаются в полчаса. ​

Записала Екатерина Бирюкова