Григорий Левонтин: «Нам негде репетировать»

Директор Госоркестра, пережившего легендарное позапрошлое и травматическое прошлое, рассказал ЕКАТЕРИНЕ БИРЮКОВОЙ о новых временах коллектива

Имена:  Григорий Левонтин

24 марта Госоркестр играет долгожданный концерт под руководством Владимира Юровского, фактически управляющего коллективом в режиме удаленного доступа. На месте же им занимается выбранный худруком директор Григорий Левонтин, до того проработавший в Госоркестре 15 лет скрипачом.


— Какие изменения происходят в оркестре? Кого-то увольняют? Кого-то, наоборот, берут на работу?

— Сразу скажу — никаких увольнений у нас не происходит и не планируется. У одного гобоиста закончился срок договора, и мы его не продлили.

— Год назад в связи с японской поездкой какое—то количество народа из оркестра ушло, набрали студентов…

— Да, была такая ситуация, особенно струнная группа пострадала. Да, ушли, Горенштейн в срочном порядке набрал студентов. Но они все работают, и их никто не увольняет. У нашего художественного руководителя есть такое мнение: музыкант сам должен почувствовать, что не соответствует уровню оркестра, и тогда он просто не сможет работать в коллективе.

— А те, которые ушли, не возвращаются?

— Это надо персонально смотреть. В струнные не вернулись. Дело в том, что три человека уже работают в оркестре Спивакова. И речь не идет о том, чтобы их переманивать обратно, — это чушь. Понимаете, когда ты весь покусанный и на улице, а потом тебя кто-то подбирает и гладит по голове — зачем оттуда уходить? Это лучшие музыканты, но, к сожалению, они для нас потеряны.

— А другие к вам стали проситься после назначения Юровского?

— Ну, что сказать? К нам пришел сейчас виолончелист Павловский с первого пульта оркестра Спивакова, вернулся Безносов (первый кларнет), но мы для этого не предпринимали никаких шагов. Они сами проявили инициативу. Но отказываться от них было бы неверно.

— Павловский у вас тоже на первом пульте сидит?

— Да. Потому что Владимир Михайлович хочет в некоторых группах (в том числе в виолончелях) иметь двух солистов — которые иногда будут работать вместе, иногда по очереди. У Павловского есть и сольная карьера, он имеет на следующий год несколько выездов за рубеж. У Пауля — его напарника — тоже есть несколько сольных выступлений в сезоне. Юровский сказал, что он это приветствует. Раньше это было проблемой — Горенштейн вообще никого не отпускал.

— А как осуществляется планирование новым худруком из-за рубежа?

— Я постоянно на связи с нашим художественным руководителем — в какой бы стране он ни был. Мой друг теперь вместо скрипки — монитор. Мы набираем концерты. Следующий сезон получается очень плотный и очень интересный.

— Юровский с кем-то согласовывает свои программы или просто придумывает и ставит вас перед фактом?

— Я бы рад был, если бы он нас перед фактом ставил! Но мы должны тоже искать солистов, дирижеров, договариваться — а сам он называет достаточно громкие имена. Есть еще филармония, которая с ним обсуждает программы и разговаривает на языке, скажем так, продаж. У нас будут пару раз такие полуторные программы — когда мы играем два концерта в разных залах, первое отделение меняется, а второе повторяем. Таким образом, в один приезд Юровский будет играть 2 или 3 концерта.

— А вам не кажется, что можно вообще давать подряд две одинаковые программы, как, например, в Берлине? Что в Москве достаточно для этого слушателей?

— Смотря какие программы. Я вообще с филармонией примерно так же и разговариваю. Но они опасаются. Говорю — чего боитесь? Можно смело попробовать играть две одинаковые программы в разных залах. Публика-то на самом деле не пересекается. Основная масса держателей абонементов привыкла ходить в зал у метро — в зал Чайковского. Из них немногие пойдут в БЗК.

— А в консерваторию — это те, кто на машинах?

— Ну да. Хотя около нее припарковаться сложно.

— Конфликтная ситуация в ГАСО, которая привела к смене руководства, как-то подорвала международную репутацию оркестра?

— Нет. А ее не было в последние годы, нечего было и подрывать. Сейчас уже есть зарубежные предложения. Но в ближайшее время Юровский не может с нами ездить, а на 2013 год есть проект — тур по Европе. Юровский будет искать для этого хотя бы дней 10. Нам это, конечно, необходимо — со всех точек зрения, в том числе и с финансовой. Потому что те программы, солисты и дирижеры, которые намечены на следующий год, потребуют от нас дополнительных затрат.

— Концертов у ГАСО теперь будет больше или меньше?

— Не проводил такого анализа, как-нибудь посчитаю. Но дело в том, что это нельзя сравнивать. Вот смотрите: консерватория хочет, чтобы мы сыграли им концерт. Благотворительный. Мы не против. Но выясняется, что им надо с Юровским. Он тоже не против. Только у него времени нет. И все. На этом все останавливается. Они говорят, что будут ждать. Ну, ждите. Это Горенштейн был всегда здесь и мог очень много выступать с оркестром.

— Хоть каждый день.

— Хоть каждый день, да.

— А должность второго дирижера у вас ведь есть?

— Да, Слуцкий остался, и Богорад уже в штате. Но консерватория их не хочет на этот концерт. Им нужен только Юровский. Ну, а где я его возьму? Вот он сейчас приехал на несколько дней, у нас концерт в университете и потом в зале Чайковского.

— В университете — в первый раз?

— Со Светлановым мы туда регулярно ездили, там целый абонемент был. Потом там нами Головчин дирижировал — что тоже университету подходило. Ну, а с Горенштейном все прекратилось. Горенштейн с нами ездил по Московской области — я не знаю, как они сошлись, но он много общался с губернатором Громовым, у них был проект «Музыкальное приношение». Когда Горенштейн ушел, нам пришло письмо от губернатора, что они заканчивают с нами работу. Ну, заканчивают и заканчивают. Жаль.

— Внутри оркестра все происходившее за последний год вспоминают?

— Нет, не вспоминают. Я не слышу этого. Даже люди, которые были близки с Горенштейном, и то говорят, что не хотят обратно. На самом деле есть одна настоящая, большая проблема, которой мы пока не коснулись…

— Зал.

— Конечно. Нам негде репетировать. Оркестр с 1936 года репетировал в Большом зале консерватории. Но после ремонта они нас не хотят обратно. Мы снимали помещение в МИСиСе. Большой зал консерватории и МИСиС! Вроде не о чем говорить. Но у МИСиСа масса плюсов и удобств в бытовом смысле: машину можно поставить, а можно вообще без машины — это совсем рядом с метро, можно перекусить, время для репетиций и утром, и вечером можно получить, цена аренды умеренная. Мы бы там остались. Но они тоже начали ремонт!

А у консерватории мы просили на четыре дня в неделю зал и на два дня — пристройку наверху. Нам же предложили три дня пристройки и три дня цокольного этажа — в котором мы были с Юровским и ректором Соколовым. И даже Соколов признал, что там нельзя оркестру играть. Сейчас он, правда, говорит, что все изменится, что все там будет хорошо. Но я не хочу такой договор подписывать.

Юровский обещал им и мастер-классы, и на репетиции пускать студентов, и сыграть концерт со студенческим оркестром, и Левину (дирижер студенческого оркестра. — OS) дать Госоркестр, и произведения консерваторских композиторов исполнить. Все кивали, говорили «да-да», а в итоге не дали ничего.

Я вот шел в воскресенье мимо консерватории — идут девушки со скрипками. Я спрашиваю — у вас что было? Репетиция с Левиным. А где? На сцене. Ну почему оркестр Левина может репетировать на сцене, а Госоркестр, 75 лет просидевший там, не может?

Я уверен, что до мая — а это, считайте, уже до следующего сезона — ничего не изменится. Потому что все ждут смены министра.

Мы пока репетируем в Доме звукозаписи, но там нас в любой момент тоже могут подтолкнуть. Старожилы сказали, что в 1986 году был приказ Министерства культуры СССР, в котором за Госоркестром закрепляется в качестве репетиционной базы Большой зал консерватории. Хочу этот приказ найти, но пока не получается. Однако, как мне объяснили юристы, даже если я найду, то получу только моральное удовлетворение. Впрочем, достаточно сильное. ​