«Сон в летнюю ночь» в Мариинке-3

Дети и акробаты сделали симпатичное чудо из оперы Бриттена

Имена:  Валерий Гергиев

Из всего бывают исключения. Из правила, что у постановщика, впервые встретившегося с оперным искусством, никогда ничего путного не получается, тоже. Под занавес общероссийского оперного сезона, в котором Валерий Гергиев со своими «Звездами белых ночей» держится до последнего, была дана премьера оперы Бриттена «Сон в летнюю ночь», имевшая очевидный успех.

Опера, либретто к которой композитор вместе со своим партнером по жизни и по искусству Питером Пирсом составил из знаменитой шекспировской комедии, попадает в бескрайний список тех названий, что у нас считаются редкими. Хотя благодаря просветительскому пылу Геннадия Рождественского, исполнившего ее еще в дремучие советские времена, мариинская постановка оперы, датированной таким недавним, по музыкантским меркам, 1960-м годом, чудесным образом не называется «российской премьерой».

Казалось бы, особенного успеха этой постановке ничто не предвещало. Опять эксперимент с любимым Гергиевым концертным залом, попытка объединить оперу с чем угодно еще, всякие непроверенные методы. Режиссер — подозрительно элегантная и молодая Клаудиа Шолти, прежде занимавшаяся кино и драматическим театром, а в музыкальном мире известная исключительно как дочь великого дирижера. Бриттеновский стиль с инструментальными голосами и тонким граненым оркестром даже после здешнего успешного «Поворота винта» еще не стал своим (хотя в преддверии приближающегося столетия Бриттена в 2013 году, конечно, необходимо его осваивать). А плохой английский, на котором надо петь Бриттена, — это даже смешнее, чем плохой немецкий, необходимый для Вагнера.

Правда, сразу были в этом проекте и бесспорные козыри. Это — волшебная акустика Мариинки-3, почти идеально, может даже, излишне эффектно высвечивающая все детали бриттеновской партитуры. Это — сам Гергиев, как известно, умеющий поколдовать, что не может не украсить оперу, полную эльфов, фей и прочей нечисти. И, наконец, это темнокожий бас-баритон по фамилии Уайт, прекрасный певец и актер-актерыч, навеки полюбившийся мариинской публике после прошлогодней постановки бартоковского «Замка герцога Синяя Борода». На премьерном вечере он в качестве специального гостя исполнил одну из своих фирменных партий — ткача Боттома, превратив этого комического ослоподобного персонажа в главную драгоценность спектакля. Непросто постановке будет дальше катиться без него (как, впрочем, и без Гергиева).

По ходу дела нашлись и другие козыри. Например, каким-то чудом возникший сильный, красивый контратенор Артема Крутько, необходимый для партии царя эльфов Оберона (Бриттен написал его для легендарного Альфреда Деллера). Или выразительная четверка молодых людей, каждые 15 минут, но с одинаковым эмоциональным накалом меняющая свои объекты любви и ненависти: Юлия Маточкина (Гермия), Ирина Матаева (Елена), Александр Тимченко (Лизандр), Владимир Мороз (Деметрий). Колоратурам упрямой супруги Оберона Титании Ольга Трифонова добавила теплоты русских оперных героинь. Помимо Уилларда Уайта в компании одержимых театральными подмостками мастеровых, всю дорогу оттеняющей своим неотесанным искусством сказочную ирреальность основного сюжета, можно порадоваться и легкому тенору Олега Лосева (починщик раздувальных мехов Флейта), и бездонному басу Владимира Миллера (столяр Снаг). В разговорно-гимнастической роли шалуна Пака обаятельно держится Алексей Солдатов. Ответственные и очень непростые партии детских голосов, без которых у Бриттена никогда не обойтись, а в этой опере особенно, назубок выучены под руководством хормейстера детского хора Дмитрия Ралко.

Но это далеко не все, что есть в постановке огромной, трехактной оперы, которую приходится называть пугающим словом «современная», почти автоматически равняющимся со словом «скучная». Мариинский «Сон» совсем не скучен. Конечно, тут немалая заслуга самого Бриттена, написавшего музыку редкой красоты, благородства и одновременно доступности. Но и постановочная работа сотворила с ней некое симпатичное чудо.

«Сон в летнюю ночь» — редчайший, особенно для ХХ века, пример оперы, где совсем не все грустно и безнадежно. Хотя сарказма там, конечно, достаточно. Но импортная постановочная команда, в основном состоящая из улыбчивых стройных женщин (Изабелла Байуотер — художник-постановщик, Дженнифер Шривер — художник по свету, Нина Данн — видеодизайнер), не стала его акцентировать. В их спектакле две стихии. Та, что поприземленнее, держится на актерских талантах Уайта со товарищи. Та, что повозвышеннее, прямо-таки парит в воздухе.

Как и в случае с недавней здешней «Аидой», в гергиевском зале по полной программе задействовано огромное и хорошо механизированное пространство над сценой. Благодаря воздушным акробатам (постановщик их номеров — Дэвид Доуни) оно очень плотно населено удивительными существами, живущими своей странной, сонной, мечтательной жизнью, то спускающимися, то поднимающимися под потолок и замирающими там надолго. К этим полуживым декорациям, к их кучковатым очертаниям, светящимся крылышкам или прикрепленным на спине древесным кронам сладко привыкаешь, они придают запутанному сюжету приятную вневременную сонливость, а спектаклю — хорошо запоминающуюся атмосферу. В общем, исключения иногда случаются. ​