«Разлука»: Алексей Гориболь – Михаилу Ходорковскому

Человечность в российском музыкальном пейзаже – явление едва ли не более исключительное, чем в пейзаже общественно-политическом, считает ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ

Имена:  Алексей Гориболь · Михаил Ходорковский

Пианист Алексей Гориболь записал компакт-диск, посвященный Михаилу Ходорковскому. Альбом называется «Разлука», его тираж — четыре тысячи не предназначенных для продажи экземпляров, три тысячи из которых уже получили подписчики The New Times. «Издание», как указано, «осуществлено на средства близких друзей и единомышленников», сопродюсером проекта выступила директор компании «Интерсинема» Раиса Фомина.

Программа, как всегда у Гориболя, изысканно-изощренная. Под стать ей и исполнители: Олеся Петрова, Юлия Корпачева, Петр Мигунов, Назар Кожухарь, Рустам Комачков. Семнадцать треков, авторы — с именами Михаил: Глинка, Лермонтов, Гнесин, Гайдн (Михаэль), Таривердиев (Микаэл). Имеются редкости вроде романсов Михаила Яковлева и Михаила Виельгорского — и абсолютные шедевры вроде мировой премьеры «Хождения Богородицы по мукам» Михаила Кузмина.

В той социокультурной акустике, что наблюдается сегодня в России, любая попытка высказывания звучит громом среди ясного неба, даже если высказывающийся и не предполагал ничего такого. «Разлука», конечно же, никакая не политическая манифестация – пусть в контексте окружающих реалий даже частное лирическое высказывание художника, обращенное к Ходорковскому, воспринимается как политическое. Особенно если этот художник — музыкант: российские служители Эвтерпы, «как божества, горят светлей в эфире чистом и незримом». При этом «под собою не чуя страны».

Исключения общеизвестны: осенью 2009 года пианист Алексей Любимов провел российскую премьеру посвященной Ходорковскому Четвертой симфонии Арво Пярта, прошлой осенью Гидон Кремер выпустил на лейбле Nonesuch адресованный МБХ альбом De Profundis. Оба проекта вышли из рук известных музыкальных диссидентов и преисполнены ощутимым политическим пафосом: у Любимова — читавшимся между строк, у размышлявшего о нефти и демократии Кремера — выговоренного открытым текстом.

Алексей Гориболь, напротив, отказывается от любых комментариев к «Разлуке» и вообще, судя по всему, был бы только рад, если бы его инициатива избежала какого-либо общественного резонанса. Потому что запись «Разлуки» — жест не политический, но гуманистический. Другое дело, что окружающий контекст вновь расставляет акценты по-своему: человечность в нынешнем российском музыкальном пейзаже — явление едва ли не более исключительное, чем в пейзаже общественно-политическом. Потому попытка протянуть руку моральной помощи будет, вероятно, повсеместно воспринята не художественным актом сострадания и поддержки, но вызовом.

Жанр этого альбома — письмо, и то, что в графе «отправитель» значатся имена лучшего камерного музыканта страны и артистов его круга — не случайность. Камерное исполнительство — не только сфера личного и частного, но еще и территория свободы. Но не свободы-самоутверждения, а свободы-рефлексии, свободы-аскезы, свободы-смирения. Той свободы, что помнит о ближнем и озабочена судьбой целого. Той свободы, символом которой стал Михаил Ходорковский.

Размышляя об идеологии камерного музицирования, Теодор Адорно сравнивал его суть с fair play — кодексом чести английских спортсменов, основанном на внутреннем главенстве благородства и справедливости. То есть ровно того, чего не хватает современной России — и олицетворением чего стал Михаил Ходорковский.

«Разлука», вышедшая из печати за неделю до пятидесятилетия Алексея Гориболя, (совпавшего с сорокавосьмилетием самого Михаила Ходорковского), в значительной мере является еще и автопортретом выдающегося музыканта. А точнее — confession художника, из года в год последовательно разрабатывающего в своих концертных и студийных программах тему privacy.

Русское искусство вообще и музыка в частности всегда тяготели к обобщенной проблематике, забывая о конкретном человеке. Разглядев в нем вселенную, Гориболь сжимает до конкретно человеческого весь мир. Его героем, конечно, не могла не стать личность, которую вмиг лишили частной реальности; личность, у которой выбили из-под ног территорию повседневности и которая в конечном счете сумела превратить собственный опыт в общечеловеческое обобщение. «Разлука» — именно об этом.

Один знакомый рассказывал мне о поразившей его сцене, невольным свидетелем которой он стал несколько лет назад в берлинском детском саду. Один маленький немецкий мальчик занес руку, чтобы ударить по лицу другого, но тот, вместо того чтобы попытаться остановить обидчика проклятьем или ответным ударом, лишь произнес: «Ich bin ein Mensch» («Я — человек»), — после чего драка прекратилась, так и не начавшись. «Я почему-то изумленно подумал тогда, — писал в письме мой корреспондент, — что русский человек никогда не повел бы себя в аналогичной ситуации подобным образом, да и просто произнести такое на языке родных осин было бы практически невозможно».

Ich bin ein Mensch — именно эту фразу Алексей Гориболь артикулирует «Разлукой» с максимальной степенью художественной выразительности, радикально порывая с привычками и нравами отечественного сознания, для которого существует либо маленький человек, либо сверхчеловек — а третьего, промежуточного и главного, не дано.

«Разлука» — обращение не к бывшему олигарху и не к сегодняшнему диссиденту, не к политику и не к общественному деятелю. Истинный адресат посвящения — Человек: личность, обреченная (а точнее, добровольно обрекшая себя) на страстотерпие.

Про «Разлуку» многое понимаешь, сравнив ее трек-лист с программой De Profundis: у Кремера — Адажио из «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича и «Пассакалья» Пярта, у Гориболя — «Слышу ли голос твой» и «Не искушай» Глинки, «В углу» Мусоргского и Прелюдия Таривердиева из кинофильма «До свидания, мальчики…». Там — философская гражданская лирика и патетические монологи, здесь — интимная лирика, частные переживания и горестные заметы сердца. Штрихи к живущему в сознании либеральной интеллигенции образу Михаила Ходорковского как романтического героя — «Песнь странствующего рыцаря», белеющий «Парус», «Последний романтик» — присутствуют, но даются скорее вскользь, намеком.

Мария Степанова заметила, что лишенный частной реальности Ходорковский существует ныне исключительно на территории символического. «Разлука» объединяет эти пространства, наследуя открывающему программу одноименному ноктюрну Михаила Глинки — умершего на чужбине и распрощавшегося с родиной легендарным плевком на петербургскую мостовую и историческим «Когда бы мне никогда более этой гадкой страны не видать».

Тоска по России — ключ к «Разлуке».​