«Богема» в Михайловском

ЕКАТЕРИНА БИРЮКОВА увидела первую безупречную постановку эпохи Владимира Кехмана

Имена:  Алеш Йенис · Арно Бернар · Владимир Кехман · Джакомо Пуччини · Карла Рикотти · Мариус Манеа · Наталья Миронова · Ольга Толкмит · Петер Феранец

Новая работа Михайловского театра — первая постановка эпохи Владимира Кехмана, где придраться практически не к чему. «Богему» сделал тот же Арно Бернар, что поставил здесь в прошлом сезоне «Иудейку», совсем недавно с шиком привезенную на «Золотую маску». Но если стыдливо забытый в России шедевр Галеви как раз отпугивал ходульностью постановочной концепции про фашистов и газовые камеры, то в случае с пуччиниевским хитом ничего такого не происходит.

В принципе «Богема» — опера, которая запросто может обойтись без инновационного режиссерского прочтения. Сюжет — слезливый и простой, как из сериала, что-то экстремально-перпендикулярное на него даже глупо накручивать. Только бы надо, чтобы шестеро ее героев не выглядели равнодушными старперами, озабоченными исключительно перекрикиванием оркестра, а любовь, безденежье, дуракаваляние и смерть, перемешанные у Пуччини, не слипались бы в одну серую массу.

С этими задачами Бернар — занимавшийся в спектакле и режиссурой, и очень лаконичной сценографией, и светом, который нынче важнее всякой сценографии, — удачно справляется. Правда, серости, точнее даже сизости, на сцене более чем достаточно. Но она вполне стильная. Все действие происходит на каком-то чердаке мира, куда попадают из люка в центре сцены. Ничего похожего на человеческое жилье нет. Многочисленные напольные часы, напоминающие гробовые памятники; кровати без тюфяков и тюфяки без кроватей; появляющийся в сцене расставания Мими с Рудольфом вагончик, готовый укатиться по своим рельсам в никуда. По одежде — что-то вроде 50-х годов прошлого века, прямые юбочки по колено, пиджачки, беретики (художница по костюмам Карла Рикотти). Неореализм, черно-белое кино, детально выстроенная, веселящаяся массовка, замирающая в стоп-кадре по мановению гипнотизера-режиссера.

Даже Мюзетта выделяется на сцене не ярким пятном, а модным фасоном черного диоровского платья. Во время своего вальса она, как кошка по крыше, мягко перебирается по всем странным выступам сцены, не смешиваясь с толпой. Такую девушку сложно не заметить, и, надо признать, последующая их любовная сцена с Марселем выходит более пылкая и убедительная, чем до этого получилась у Рудольфа и Мими.

Зато уж финальный комок в горле сполна обеспечивает главная парочка. Этому способствует и такая, казалось бы, наглая банальность, как розовые лепестки, усыпающие ложе смерти, а не ложе любви — вот для чего приберегалась единственная краска в этой ч/б картине.

Зато в оркестре красок более чем достаточно с самого начала. Работа главного дирижера театра Петера Феранца доставляет настоящее, очень вкусное удовольствие. Оркестр, прямо скажем, не слишком себя сдерживает и порой перекрывает солистов. Но можно посчитать, что это он просто доигрывает за героев их чувства и страсти.

По части солистов театр в очередной раз за последний год доказал свою состоятельность. Для премьерного состава выписали крепкого тенора Мариуса Манеа (Рудольф), которому можно выразить претензию в актерской холодности, и баритона Алеша Йениса (Марсель), к которому нет никаких претензий. Но приятно, что уже надо запоминать звездочек и из постоянной труппы театра. Уверенной Мюзеттой на премьере была Наталья Миронова, запомнившаяся отличной Евдокией в «Иудейке». Мими пела Ольга Толкмит, голос которой поначалу как-то трудно, слишком сдержанно прорывался сквозь оркестр и партнеров. Но в финале как раз эти трудность, сдержанность и проникновенность оказались самыми правильными для того, чтобы не отрывать глаз и ушей от умирающей героини.​