Два колумниста – два финалиста

ПЕТР ПОСПЕЛОВ и БОРИС ФИЛАНОВСКИЙ о своем участии в композиторском конкурсе YouTube

Имена:  Борис Филановский · Петр Поспелов · Теодор Курентзис

Завершился первый в истории онлайн-конкурс композиторов YouTube, организованный компанией Google для российских, предположительно молодых, композиторов и стартовавший в апреле. Число финалистов, отобранных из более 300 участников, было увеличено по сравнению с заявленным с 10 до 13 в целях расширения стилевого разнообразия (в сторону, прямо скажем, большей демократичности музыкального языка).

Среди финалистов оказались и два колумниста OPENSPACE.RU — Петр Поспелов и Борис Филановский, как раз представители совершенно противоположных стилистических направлений. Это, впрочем, не помешало им занять соседние строчки в рейтинге голосования пользователей, проходившего параллельно с работой жюри, — соответственно четвертую и пятую.

Несмотря на многочисленность финалистов, победителей оказалось меньше, чем хотелось бы. Первое место не получил никто, второе разделили Наталья Прокопенко (АРХЭ) и Владимир Горлинский (Paramusic), третье досталось самому взрослому из лауреатов Кириллу Уманскому («Вечер в степи»). Победительницей пользовательского голосования стала Полина Назайкинская («Зимние колокола»). Награда победителей — исполнение их сочинений Российским национальным оркестром под управлением председателя конкурсного жюри Теодора Курентзиса, которое состоится 9 сентября в Концертном зале Чайковского.

Двум колумнистам-финалистам Екатерина Бирюкова отправила один и тот же список вопросов.


ПЕТР ПОСПЕЛОВ, руководитель ТПО «Композитор»

1. Есть ли соответствие между ожиданиями от конкурса и его результатами (имеются в виду не только конкретные призовые места, но и идея популяризировать классику в интернете)?

Результат намного превзошел мои ожидания. Более того, конкурс подвел итоги, а количество просмотров продолжает расти. На сегодняшний день ролик с исполнением триптиха «Селима и Гассан» открыли 14 тысяч человек. Конечно, это не идет в сравнение с самым популярным произведением ТПО «Композитор» — «Хором жалобщиков Санкт-Петербурга», где счет пошел уже на десятки тысяч. Но все-таки «Хор жалобщиков» — это песня, а «Селима и Гассан» — симфоническое произведение, и я никак не мог ожидать, что оно получит аудиторию, в несколько раз превышающую аудиторию Большого зала Консерватории.

2. Был ли от всего этого для тебя какой-то урок? Изменилось ли хоть сколько-нибудь твое представление о том, как, зачем и для кого нужно сочинять сегодня музыку?

Я пишу музыку для широкого слушателя, который любит классическую музыку, надеясь при этом, что к широкому слушателю незаметно для себя присоединится и слушатель более искушенный — тот, кто поначалу станет оценивать комбинации пародий, стилистические столкновения и прочие смыслообразующие игры, а затем отдастся искреннему увлечению. Но, судя по многим откликам, слушатель нуждается в том, чтобы авторская позиция была выражена более отчетливо. Слушатель не всегда воспринимает стиль «классика» как концептуально выбранный объект, вместо которого композитор — захоти он — мог бы взять любой другой. Очевидно, что для того, чтобы сочинение не воспринималось как стилизация, нужно явным образом остранять классический стиль, вводя чуждые ему приемы модернистской или популярной музыки. В других сочинениях ТПО «Композитор» такая методика как раз и применяется. Но проблема в том, что сейчас мне хочется работать тоньше. Не нарушать, не остранять выбранный стиль, а, напротив, проникать в его глубь, провоцируя слушателя на раздумья, почему я именно так поступаю. Представьте себе финал романа Сорокина, но без «топора»: в котором ничего не разрушается и идиллия сохраняется до конца. Такой подход требует объяснений. В аннотациях я, конечно, рассуждаю про «мнимый язык» (подобие эзопова) и «раскавычивание» (превращение косвенного высказывания в прямое), но хотелось бы, чтобы мысль выявлялась не в аннотациях, а в самой музыке. Мне есть что сказать, но я должен высказываться яснее, а если меня не поняли, то виноват я сам. Вот какой урок я извлек из конкурса.

3. По какому принципу отобрано тобой сочинение для конкурса: самое любимое, самое радикальное, самое доходчивое?

Признаться, я не успел написать новую партитуру специально для конкурса, поэтому просто объединил три симфонических фрагмента из оперы «Селима и Гассан», которую мы сейчас сочиняем. Я прекрасно вижу, что одна часть триптиха мало что добавляет к другой и целое не тянет на нечто большее, нежели просто сюита. Что касается всей оперы, то да, она для меня сочинение самое любимое, самое радикальное и самое доходчивое.

4. Что полезнее — поднявшаяся в интернет-сообществе буча по поводу новой музыки и новых композиторов или то, что первоклассный оркестр, приученный к Чайковскому, выучил и исполнил-таки изрядное количество новых партитур?

То, что композиторам пришлось читать поучения малообразованных типчиков из интернета — плата за демократический формат проекта. Надеюсь все же, что эти «леониды королевы» — единицы среди тысяч думающих людей. В оркестре, приученном к Чайковскому, тоже сидят музыканты разной степени культуры. Одни дисциплинированны, другие расслабленно развалились, хотя их снимает камера. Обычный оркестр, играющий новую музыку, — для России это проблема. Вообще композиторы по-разному выстраивают отношения с исполнителями. Мне кажется, что писать стоит в расчете на сильные стороны исполнителя, чтобы он мог блеснуть в том, чем хорошо владеет. Вместе с тем исполнителей приходится воспитывать, сталкивая их с новыми задачами.

5. С кем сложнее нынешнему композитору иметь дело — со слушателями или с исполнителями?

Мне пока везет и с теми и с другими!

6. Объясняя на конкурсном сайте отсутствие первого места, Теодор Курентзис сказал, что Моцарта, Бетховена или Шостаковича на этот раз не нашлось. По-твоему, это правильная стратегия — равняться на такие имена?

Очень правильная! Теодор сформулировал заказ общества. Мы нуждаемся именно в появлении такой фигуры, как Шостакович. Тем более и время настало типологически похожее. Музыка Шостаковича выражала все то, что знали и чувствовали люди, но не могли этого выразить. Моцарт, Бетховен, Шостакович — больше, чем композиторы. А у нас композиторство превращено в профессиональную область. В ней происходит немало интересного, но смысл происходящего не трогает никого за ее пределами. У нас много очень хороших композиторов, а раз их много, то нет ни одного. Нужен не такой композитор, который пишет интересные, доброкачественные или оригинальные произведения, а такой, который говорит нам, как жить, и ведет за собой. Вот чтобы найти такого, и нужны громкие конкурсы, подобные конкурсу композиторов YouTube.


БОРИС ФИЛАНОВСКИЙ, композитор

1. Есть ли соответствие между ожиданиями от конкурса и его результатами (имеются в виду не только конкретные призовые места, но и идея популяризировать классику в интернете)?

Ничего такого я от этого конкурса не ждал. Просто потому, что я не слушатель, не популяризатор, не журналист (уже девять месяцев). Идея популяризировать классику в сети – это был просто такой набор слов, которым промаркировали конкурс. Надо же было как-то объяснить, зачем его устраивать – ну там, гуглоначальство, опять-таки инфоповод должен быть звонкий. Вот они так назвали, эти замечательные неизвестные мне люди, которые придумали это прекрасное и бесполезное дело. И именно потому, что оно такое бесполезное, на него пришлось налепить какую-нибудь полезную в хозяйстве наклейку.

2. Был ли от всего этого для тебя какой-то урок? Изменилось ли хоть сколько-нибудь твое представление о том, как, зачем и для кого нужно сочинять сегодня музыку?

Нисколько не изменилось. Оно меняется очень медленно и вне всякой связи с внешними событиями. А урок, как всегда, состоял в столкновении моих идей с реальностью и в наблюдении искр от него.

3. По какому принципу отобрано тобой сочинение для конкурса: самое любимое, самое радикальное, самое доходчивое?

Оно не отобрано. Оно для конкурса и написано. Точнее, конкурс был поводом собраться с мыслями и написать первую за восемь лет оркестровую вещь. И она получилась самой радикальной у меня (на сегодня). Я думаю, Seemphony сумеет соблазнить нормальные, открытые к музыке коллективы. Я ставлю на нее.

4. Что полезнее — поднявшаяся в интернет-сообществе буча по поводу новой музыки и новых композиторов или то, что первоклассный оркестр, приученный к Чайковскому, выучил и исполнил-таки изрядное количество новых партитур?

Полезнее, что оркестр сделал такое дело. Хотя с оркестром все было плохо организовано. В результате исполнением там можно было назвать далеко не все. Да, честно говоря, надо было вообще привлечь другой оркестр. Который меньше понтов кидает, зато лучше администрируется и более чуток к музыке. Нет, не знаю, что полезнее. РНО все равно ведь останется таким же. Люди там не начнут больше интересоваться новой музыкой. Это был просто эпизод в жизни крупной машины, привычно производящей заранее известное «прекрасное» или «великое». Так что, наверное, интернет-буча полезнее. Не для меня, для новой музыки вообще.

5. С кем сложнее нынешнему композитору иметь дело — со слушателями или с исполнителями?

И те и другие бывают очень разные. Но если с тупыми слушателями композитор волен не иметь дела, то столкновения с тупыми исполнителями (а иногда и просто с исполнительским саботажем) бывает трудно избежать. Как правило, это происходит в случае больших коллективов.

6. Объясняя на конкурсном сайте отсутствие первого места, Теодор Курентзис сказал, что Моцарта, Бетховена или Шостаковича на этот раз не нашлось. По-твоему, это правильная стратегия — равняться на такие имена?

Теодор гениальный музыкант, визионер, духовидец, он мыслит совершенно другими категориями. Подозреваю, что это вообще не его слова, что просто его именем с его согласия подписали (возвращаясь к вопросу №1) такую мульку для интернет-аудитории — «шоб понятно было». Эти слова, на мой взгляд, можно считать разве что продуктом некоего среднего коллективного полусознательного. Так к ним и надо относиться: как если бы они сами собой соткались из химерических ожиданий всех этих людей, которые возмущенно пишут на ютьюбе: «Это что, музыка?»