«Порги и Бесс» в Московском Доме музыки

По пути в Россию афроамериканская диковина лишилась национального колорита, а взамен ничего не приобрела

По пути в Россию афроамериканская диковина лишилась национального колорита, а взамен ничего не приобрела

Великая наука маркетинга учит: раз за разом создавать новое совершенно не обязательно. Достаточно выводить обкатанный, хорошо продающийся продукт на новые и новые рынки. Главное — не экономить на рекламе. По этому принципу и выстроен проект «Порги и Бесс», который показали на днях в Питере и Москве.

Согласно завещанию Гершвина, певцы в этой опере могут быть исключительно чернокожими. Режиссер Сьюзан Вильямс-Финч, поставившая ее тринадцать лет назад, свято следовала заветам композитора — и ее детище ожидал успех: все эти годы продюсер Питер Кляйн возит его по всему миру. Буклет к спектаклю не без гордости сообщает, что постановка демонстрировалась в 49 из 50 американских штатов, а также в 17 странах мира на всех континентах.

Теперь очередь дошла и до нас, правда, в Москве спектакль был показан в несколько урезанном виде. Если в Питере по такому случаю был арендован Михайловский театр (чье новое руководство слишком часто привечает чужие работы, вместо того чтобы готовить собственную оригинальную продукцию), то Москве пришлось довольствоваться Светлановским залом Дома музыки. Получилось что-то вроде модного ныне semi-stage: певцы и хор в костюмах актерствуют на авансцене, а оркестр позади них оказывается единственной декорацией на все время многочасового спектакля.

Судя по фотографиям, помещенным все в том же буклете, шоу сильно потеряло от отсутствия антуража, детально воспроизводящего нехитрый быт чернокожего населения американского Юга. Только на этих реалиях и могла бы держаться постановка — ни вторых планов, ни скрытых смыслов и подтекстов здесь не обнаружить при всем желании. Без привычных декораций певцам пришлось нелегко — все внимание было приковано исключительно к ним. Впрочем, учитывая богатую прокатную практику спектакля, им, видимо, не привыкать к экстремальным условиям.



Темнокожие актеры прекрасно чувствовали себя в родном музыкальном материале. У кого-то из них полноценные оперные голоса (в частности, это сами Порги и Бесс — Ричард Хобсон и Джеррис Кейтс). Кто-то скорее родом из мюзик-холла (Спортинг Лайф — Реджинальд Уайтхед, Мария — Стефани Бидл). Но публике не до тонкостей: она самозабвенно получает то, за чем пришла, — экспрессию, сценическую свободу, отличный свинг и тот самый колорит, какой ни одна белая труппа воспроизвести не способна.

Оркестр «Русская филармония», ведомый дирижером Пасьеном Маццагатти, поначалу вялый и анемичный, постепенно заразился чернокожим драйвом. Что было откровенно плохо —  так это подзвучка акустически неудобного зала ММДМ. Ею почему-то снабдили только хор, который частенько приходилось перекрикивать лишенным микрофонов солистам, чьи голоса, скажем прямо, и без того не вагнеровские.

Россия видела оригинальную постановку «Порги и Бесс» лишь однажды — более полувека назад в исполнении негритянской труппы «Эвримен опера». Поэтому нынешняя афроамериканская диковина была, безусловно, и занятна, и небесполезна. Но событием, да еще и выходящим из ряда вон, как утверждала рекламная кампания, ее, конечно, не назовешь. Прямолинейных, иллюстративных постановок у нас и в родном оперном театре хватает.