Денис Мацуев в Мариинке-3

Самый яркий представитель коммерческой музыки в академической субкультуре: децибелы зашкаливают

Имена:  Денис Мацуев

Самый яркий представитель коммерческой музыки в академической субкультуре: децибелы зашкаливают

Фортепианный марафон «Звезд белых ночей» продолжился сольным концертом Дениса Мацуева. Несмотря на то, что в Петербурге пианист выступает регулярно, в полном аншлаге вкупе с полным успехом его очередного визита можно было не сомневаться. Так и вышло: все до единого кресла Мариинки-3 были заполнены, ломились даже пустующие обычно верхние галереи, а страждущие безбилетники ютились на ступеньках и в проходах.

Ничего необычного в таком фуроре нет. С тех пор, как в начале нулевых общественное мнение буквально канонизировало Мацуева, каждая его программа и каждый концерт, что в Питере, что в Москве, становится статусным событием — вне зависимости от собственно художественного результата. Странно даже представить, что когда-то мы жили без этого титана-громобойца: косая сажень в плечах, самая безупречная среди русских музыкантов шевелюра и самое безупречное телосложение — плюс, конечно, концерты от Москвы до самых до окраин и почти собственные фестивали от Парижа до Иркутска.

Но так было не всегда. Еще в конце девяностых Дениса Мацуева числили небесталанным новобранцем, вышедшим из консерваторского батальона профессора Сергея Доренского. Взлет в карьере Мацуева начался после победы на XI конкурсе Чайковского. Биография пианиста уточняет, что победа была триумфальной, хотя на самом деле в 1998 году все смотрелось более чем неоднозначно — как-то уже забылось, что победу Мацуеву в тогдашнем пианистическом соревновании обеспечило лишь устранение единогласного лидера конкурса, не допущенного к финальному туру гениального (уже покойного) Алексея Султанова. Через несколько недель после завершения конкурса у Султанова случился инсульт, от которого он так и не смог оправиться.

Со времен одиннадцатого «Чайника» минуло десять лет. Петербургский концерт дал прекрасную возможность справиться о нынешнем состоянии мацуевских дел. Представительная программа, в основном повторявшая программу недавнего сольного диска Мацуева «Неизвестный Рахманинов», включала Рахманинова ранне-раритетного (датированные 1891 годом Сюита и Фуга ре-минор), популярно-миниатюрного («Этюды-картины») и репрезентативного (Вариации на тему Корелли плюс Вторая соната).

Начисто отсутствовала работа с музыкальным временем. От монументальной Второй сонаты какая-нибудь прелюдия отличается у Мацуева лишь минутами звучания да количеством затраченных на исполнение мускульных усилий. А если нет времени — значит, нет и структуры с драматургией, и форма превращается в рассыпающуюся нитку бусинок из фальшивого стекла. Только успевай ловить: вот прогрохотала экспозиция, прогромыхала разработка, прогремела реприза.

И вот еще что: музыка — искусство логических пропусков. У Мацуева смыслосодержащие пробелы отсутствуют — между двумя музыкальными числами он всегда ставит третье.

Когда-то давно Мацуев поражал стальными нервами, крепкими пианистическими мускулами и недюжинным темпераментом. Как оказалось, со временем в негодность пришло и то, и другое, и третье. Раньше всего — слышно — сдали нервы. Таких клавиатурных истерик, как во Второй сонате или в первой части ранней Сюиты, не закатывали в Петербурге уже давно.

Потом, как выяснилось, ушел темперамент: Мацуев стал играть по большей части очень лениво. Слышно не то, что написано в нотах, а то, что хочет сыграть пианист — и это, увы, не интерпретация, а неряшливость: фактура нечиста, полифония превращается в разноголосицу.

В сухом остатке одни мускулы. Их-то за последние годы явно прибавилось: децибелы зашкаливают. И бог с ней, с публикой (хотя опасающемуся за сохранность своих барабанных перепонок корреспонденту Оpenspace.ru в антракте-таки пришлось ретироваться из первых рядов партера на балкон), но жалко замученный Steinway.

Мацуев совершенно сознательно пользуется имиджем пианиста-романтика. Наверное, хочет быть похожим на иконописный для всех клавишников лик Ференца Листа. Но выходит только сходство с его карикатурами: торчащие из дымящегося рояля струны, скромно-победоносная улыбка.

Бытует мнение, что если бы не мощная раскрутка, ничего бы этого не было. Это не так. Без нее, конечно, было бы менее прочно — но не менее успешно. Потому что исполнительству Мацуева присуще нечто, позволяющее автоматически причислить его к коммерческой музыке. Он — самый яркий ее представитель в отечественной академической субкультуре. И дело здесь не в том, что производство концертов, программ, компакт-дисков поставлено на массовый поток. А в том, что он не рефлексирует, не мудрствует лукаво. Он давит на самые примитивные рычаги и инстинкты. Мацуева можно не слушать. Достаточно слышать.