«Испанский час» и «Джанни Скикки» в Мариинке-3

Режиссерский хаос, царящий в этом году в Мариинском театре, дошел до кульминационной точки

Режиссерский хаос, царящий в этом году в Мариинском театре, дошел до кульминационной точки

В Концертном зале Мариинского театра (Мариинка-3) прошла премьера третьего по счету спектакля, созданного специально для этой новой площадки. Оно и понятно: как не задуматься над театральным ресурсом третьей сцены, когда на первой не протолкнуться, а вторая практически еще не начинала строиться — перспектива открыться в срок становится все более призрачной, да и сам срок отодвигается все дальше и дальше.

Новый спектакль, как и предыдущая здешняя постановка «Волшебной флейты» Алена Маратра, задумывался в расчете на хорошую посещаемость и кассовые сборы. Как и «Флейту» Моцарта, одноактные оперы Равеля и Пуччини поют здесь по-русски. Переводы специально сделали мариинские концертмейстеры Наталия Мордашова и Марина Мишук.

Опера Пуччини «Джанни Скикки» от перевода ничего не потеряла и ничего не приобрела — все равно вникать в смысл там особо не получается, а слушать приторную итальянщину можно на любом языке. А вот Равелю русский оказался явно не товарищ: шарм «Испанского часа», слишком зависимый от французской сонорики, исчез бесследно.

Но не это главное: демократичному стилю «Волшебной флейты» русский текст очень шел, но зачем он нужен был премьерному диптиху — непонятно. Возможно, чтобы компенсировать проблемы постановки — ибо внятная режиссерская концепция там и не ночевала.

Ставить дуплет одноактных опер-буфф Валерий Гергиев пригласил Александра Зелдина — вслед за Василием Бархатовым в Мариинке появился еще один режиссер-вундеркинд.

Осенью он дебютировал на мариинском фестивале современной музыки «Новые горизонты» с оперой современного британского композитора Томаса Адеса «Powder her face». Тогда было очевидно, что постановщик не смог реализовать даже малую толику драматического потенциала, которым обладает роскошный адесовский байопик. От полного фиаско его спас только формат semi-stage. Теперь 23-летний англичанин с русскими корнями вновь обосновался в Мариинке — театр все-таки обладает удивительным умением дважды наступать на одни и те же грабли.

Сценографию для нового спектакля делала бригада из пяти художников — но и с ними провала избежать не удалось. Обе оперы оказались начисто лишены буффонной атмосферы. Анилиновая палитра «Испанского часа» (сценограф Себастьян Карлье, художник по костюмам Марьон Куанто) отсылает к эстетике комиксов и мультфильмов. Отдельное достижение — мул, срисованный с одного из героев «Шрека». В здешней «Волшебной флейте» был лев, своим минутным появлением производивший в зале абсолютный фурор. У Зелдина интеллигентное животное, составленное из тел двух артистов миманса, мыкается по сцене весь спектакль, радуя зрителя лишь первые минуты. Этой находкой режиссерская работа, собственно, и ограничивается.

«Джанни Скикки» оказался чуть поживее — за счет удачной сценографии и более качественной работы солистов. Гаранс Марно облицовала выходы из кулис кованым чугуном, а на саму сцену водрузила квазиантичную платформу с трещиной посередине, доходчиво говорящую о раскалывающих итальянскую семейку распрях.

Остальное не радовало. Если в «Испанском часе» присутствовала хотя бы минимальная разводка актеров по сцене, то в «Джанни Скикки» отсутствовала и она. Единичные режиссерские проблески было не разглядеть в общей мизансценической каше, усугублявшейся царившим на сцене полумраком (привет художнику по свету Пьеру Гайярдо). «— Что ты делаешь на следующей реплике?» «— Да, что я делаю на следующей реплике?» «— Я первый спросил». Такое ощущение, что этот бородатый театральный анекдот родился как раз на репетициях последней мариинской премьеры.

Но одну задачу режиссура Зелдина все-таки выполнила: в трудных ансамблях солисты выстраивались лицом к оркестровой яме, чтобы без труда сойтись с оркестром Валерия Гергиева, игра которого была далека от привычного класса.

Если кто и радовал, то только солисты. В «Испанском часе» очень хороша была мариинская молодежь, которой, правда, еще предстоит освоиться с французской вокальной эстетикой: негоже петь Равеля с таким жирным смаком, подходящим для какого-нибудь Масканьи. А на «Джанни Скикки» стоит приходить ради превосходного комического актера Владимира Самсонова, ангелоподобной Ольги Трифоновой и умопомрачительного даже в минутном появлении на сцене Евгения Уланова.

Но успех вокалистов для мариинских постановок — явление более чем обычное. Гораздо важнее другое: премьерный диптих — кульминация того театрального беспредела, который творится в Мариинке в нынешнем сезоне. Из четырех мариинских премьер внятный (пусть и не полностью реализованный) режиссерский месседж наблюдался только лишь в «Отелло» Василия Бархатова. Мариинка постепенно становится театром без режиссера. То, что поначалу можно было объяснить случайностью или всегдашней здешней спешкой, начинает тянуть на стратегическую концепцию.