Символисты и новаторы

Генри Мур в компании бывших однокурсников, лондонских эксцентриков и парижских символистов

Имена:  Генри Мур

Скульптура с фривольностями
К началу двадцатого века в английской скульптуре сложилась компания эксцентриков, рядом с которыми Мур выглядит образцом здравого смысла и высоких моральных качеств. Собственно, они мало чем отличались от дореволюционных декадентов императорской России, разве что были более открыты новому. Возьмем, к примеру, американца Джейкоба Эпстайна, перебравшегося в Лондон в возрасте 46 лет. Эпстайн всю жизнь занимался тем, что раздавал пощечины общественному вкусу, успел недолгое время побыть футуристом и оскорбить публику в лучших чувствах слишком фривольным изображением Христа. Памятник великому декаденту Оскару Уайльду на парижском кладбище Пер-Лашез тоже вызвал скандал. Французские власти потребовали скрыть гениталии летящего сфинкса, но окончательный вариант был еще более сдержанным: изначально Эпстайн собирался сделать на памятнике фриз с откровенным изображением смертных грехов. Как и Мур, Эпстайн искал вдохновения в Британском музее и идею для монумента почерпнул в зале с крылатыми ассирийскими быками.


Не без фанатизма
Жена Эпстайна пыталась застрелить его молодую любовницу, но не достигла цели, попав юной Кэтлин в плечо. Впрочем, это еще цветочки на фоне эротической биографии скульптора и гравера Эрика Гилла, наиболее известного сегодня как разработчика одноименного шрифта. Благодаря вышедшей в 1989 году биографии Гилла стали известны чудовищные подробности его жизненного пути. Оказалось, что ревностный католик Гилл вступил в инцестуальную связь с сестрой и развращал собственных дочерей. Художественным осмыслением сочетания крайнего разврата и религиозного фанатизма являются его рисунки и гравюры. Как и Эпстайн, Гилл считается модернистом, хотя его интересовали не новые, а выразительные формы, мистический экстаз, а не аналитика.


Читать текст полностью

©  Леон Андервуд

Леон Андервуд. Раб разума. 1934

Рисунок и ремесло
Леон Андервуд был одним из любимых преподавателей Мура в Королевском колледже искусств. «Он настаивал на том, что рисунок — это ужасно важно, — вспоминал Мур позже. — Нужно знать законы падения света на твердые тела и работать с двумерным пространством». На тот момент, в 1920-е, Андервуд занимался живописью, позже он экспериментировал со скульптурой и написал несколько работ об искусстве Западной Африки. Андервуд научил Мура ценить ремесленную сторону искусства.








В формате 3D

©  Succession Picasso / Courtesy Tate

Пабло Пикассо. Три танцора. 1925

Мур оказался в Париже в 1931 году, на пике активности многочисленных сюрреалистических групп. До этого он следовал в фарватере символистов, искавших вдохновения в залах Британского музея. Общение с Альберто Джакометти, Константином Бранкузи, Андре Бретоном, искавшими ответ на вопрос, «как тьма подсознания становится формой», заставило Мура свободнее относиться к форме. Под влиянием «Гитары» Пикассо Мур стал делать скульптуры со струнами. В самых агрессивных вариациях на мирные темы у Мура можно увидеть попытки перевести героев сюрреалистического периода Пикассо в формат 3D.


Застегнутые на все пуговицы

©  wikimedia.org

Сальвадор Дали. Великий мастурбатор. 1929

Мур многому научился в Париже. Он не только следил за тем, что делают старшие скульпторы, но и копировал «Торсы» фотографа Брассаи в сюрреалистическом журнале «Минотавр». Муру довелось участвовать в Международной сюрреалистической выставке 1936 года с семью скульптурами. Там он познакомился с мутациями эротических импульсов в работах Дали и многое перенял у пионера биоморфных форм. Правда, Мур — пуританин, но в какой-то момент два художника сравнялись в популярности: Мур делал скульптуры для застегнутых на все пуговицы буржуа, а Дали предлагал им отдаться рисковым фантазиям в своем музее-театре в Фигерасе.


Парадокс Мура

©  ProLitteris, Zürich

Альберто Джакометти. Композиция (мужчина и женщина). 1927

Среди первых модернистов в Великобритании много людей с интересной биографией, но по сравнению с континентальными художниками они были скорее традиционалистами. В ранних работах Джакометти (теперь он известен в первую очередь сотнями почти одинаковых «шагающих людей», созданных после Второй мировой и геноцида евреев) больше эксперимента с формой и пространством, чем во всех работах Мура, вместе взятых. И отсюда следует еще один парадокс Мура: выходец из эстетической провинции сумел обойти всех ветеранов авангарда. Понимание послевоенного человека у Джакометти оказалось слишком трагическим для мейнстрима.


Невыносимая чистота

©  Philadelphia Museum of Art: The Louis and Walter Arensberg Collection 

Константин Бранкузи. Новорожденный. 1915

«Со времен готики европейская скульптура поросла мхом, сорняками и прочими внешними наростами, полностью скрывшими форму, — говорил Мур в тридцатые годы. — Миссия Бранкузи состояла в том, чтобы избавиться от этих наростов и снова обратить наше сознание на форму. Чтобы достичь этого, ему приходилось заниматься очень простыми, прямолинейными формами, обрабатывать и полировать работу до почти невыносимой чистоты. Теперь уже не надо ограничиваться одной деталью». В 1960-е новации и отсылки Мура к классике стали, в свою очередь, восприниматься как «мох и сорняки» новым поколением скульпторов-минималистов, вернувшихся к пониманию скульптуры как идеи, а не формы.


Гонка освоений

©  Барбара Хепворт

Барбара Хепуорт. Форма с отверстием. 1932(?)

Подчас скульптуры Мура и Барбары Хепуорт неотличимы друг от друга, как близнецы. И это неудивительно: вверх по лестнице художественной карьеры они двигались ноздря в ноздрю. Оба родились в Йоркшире. В один год поступили в художественную школу Лидса, с разницей в несколько месяцев получили грант на обучение в Королевском колледже искусств, а в 1925 году отправились, хоть и по отдельности, в оплаченную колледжем поездку по Италии. В целом скульптуры Хепуорт более обтекаемы и стабильны: у Мура все-таки были работы с острыми углами, отсылавшие к опыту войны и сюрреалистического формотворчества. Зато Хепуорт, как считается, раньше Мура стала делать скульптуры с отверстиями — вроде той, что на нашей картинке. Так или иначе, часто работы Мура можно мысленно заменить на работы Хепуорт, и бог знает, кто вырвался бы вперед в гонке освоения пространства, если бы она не родила в 1934 году тройню — от известного английского абстракциониста Бена Николсона.


Свистульки свистулькам рознь

©  The Joan Miró Foundation

Жоан Миро. Лунная птица. 1946–1949

Если в распоряжении Мура был Британский музей, сюрреалисты и декаденты старшего поколения, то у Жоана Миро в редкой для него роли скульптора была одна, но пламенная страсть: свистульки особой формы, продающиеся в качестве сувениров на острове Майорка. Там Миро с семилетнего возраста проводил школьные каникулы. Свистульками была заставлена его парижская мастерская, и Миро числил их среди высших достижений человеческой культуры. «Разве они не столь же прекрасны, как архаика Средиземноморья?» — спрашивал он знакомых. Фиксация на этих формах дала Сальвадору Дали повод обозвать Миро «художником свистулек с Майорки».


Против учителя

©  Энтони Каро, Barford Sculptures Ltd / Courtesy Tate

Энтони Каро. Однажды рано утром. 1961

Через мастерскую Мура прошло множество скульпторов, позже заработавших себе имя, но только Энтони Каро называют равновеликим преемником йоркширца. Каро работал у Мура в начале 1950-х и всегда отзывался об учителе с уважением. Еще бы: работы Каро настолько противоположны духу и букве однообразной продукции позднего Мура, что комментарии излишни. Уже в ранней самостоятельной работе Каро предпочитает радикальную абстракцию намекам на антропоморфизм, избавляется от пьедестала и попыток воплотить к скульптуре вечные архетипы. Скульптура Каро считается в Англии «высоколобой», но в кругах ценителей его авторитет много выше, чем у его учителя.