«Не отрывая взгляда от идущих по левой тропе (этот отряд был совсем
недалеко и пройдет мимо них первым), Рубахин завел руку назад и осторожно
коснулся тела пленного. Тот чуть дрожал, как дрожит женщина перед близким
объятьем. Рубахин тронул шею, ощупью перешел на его лицо и, мягко
коснувшись, положил пальцы и ладонь на красивые губы, на рот (который должен
был молчать); губы подрагивали».
Вот этот знаменитый рассказ Владимира Маканина «Кавказский пленный», 1994 года, экранизировал Алексей Учитель — и чего же удивляться, что задолго до премьеры злые языки окрестили фильм нашим ответом «Горбатой горе». Действительно, по сюжету рассказа русский солдат влюбляется в захваченного чеченца, и эта романтическая история тянет за собой длинный шлейф литературной «кавказской» традиции — с роковыми страстями, прекрасными очами, предательствами мирных горцев, стрельбой немирных и неизбежным трагическим исходом.
Читать текст полностью
Тем не менее режиссер пригрозил подать в суд на любого журналиста, который найдет в фильме хоть один намек на нетрадиционную love story. С помощью сценариста Дюкина, соавтора «Пленного», Учитель попытался соляной кислотой вытравить из плоти маканинского рассказа всю его гибельную эротику. Маканин, как ни странно, не сопротивлялся, а сам активно участвовал в создании сценария. Эротика исчезла, но не до конца, что ли. Вместо нее — вместе с ней? — возникла какая-то непонятная тоска. Она залила все пространство кадра — от пляшущей светотени редколесья до серой массы гор под ливнем — и обеспечила «Пленному» поразительную цельность.
«Пленный» очень русский фильм — весь на нюансах, на полутонах, и не поймешь, собственно, про что он. Типа чеховской «Степи». Ну, едут себе и едут, трава колышется. Так и в «Пленном»: идут себе и идут, ведут пленного. Разговаривают немножко. Трава колышется, спасибо титулованному оператору Клименко. Хотя отдельно отмечать его достижения здесь вроде бы и неловко, как неловко специально хвалить рифмы в хорошем стихотворении.
В отличие от своих знаменитых конкурентов, пасущихся на том же тематическом поле, — «Кавказского пленника» Бодрова и «Войны» Балабанова, — фильм Учителя не пытается ничего навязать или даже объяснить. Он просто фиксирует нормальные военные будни: здесь и захватывают в плен, и издеваются над пленными, и убивают, не без того. Русские солдаты не ангелы, чеченские и того хуже. Но за всем этим не виден указующий перст режиссера. Учитель не пытается учительствовать и давить нам на психику. Он простодушно, даже не думая сгущать краски, показывает нам, как все это бывает, позволяя зрителю самостоятельно сделать выводы — сколь угодно пессимистические.
Нарочито неброская, предельно сдержанная, осторожная — так герои фильма бережно переворачивают трупы (наш? не наш?), опасаясь нарваться на мину, — режиссерская манера требует порядочного мастерства. Из нескольких кадров, снятых в прицел снайперской винтовки, Учитель умудряется склеить целые мини-новеллы — иногда смешные, иногда душераздирающие. У него с первых же кадров темноту кузова грузовика, где дремлют солдаты, с негромким стуком прорезают косые лучи заходящего солнца — это, оказывается, пули прошили обшивку и исполосовали светом тьму. Мучительно длинный общий план, где все три героя — два русских солдата и пленный чеченец — ползут по серым глинистым склонам, расплющенные страшным серым ливнем, режиссер попроще постарался бы превратить в бронебойную метафору. Но Учитель бежит от дешевых соблазнов. Вместо этого он педантично работает со своими актерами, найденными бог знает в какой глубинке, и почти все время добивается документального эффекта. Их лицевые мускулы расслаблены, а глаза испуганы, словно из той «зеленки» по ним действительно вот-вот шарахнут автоматной очередью.
Внимание к нюансам, тихий, но упрямый гиперреализм возрождают стилистику позднесоветского кино. В этом «Пленный» напоминает «Простые вещи», только фильм Попогребского получил приз на «Кинотавре», а Учителя — нет, жюри захотелось чего-то более нетрадиционного. Чуть позже постановщик утешился призом за режиссуру в Карловых Варах.
зациклен на человеческих отношениях. Собственно, для этого Учитель и вытравлял из «Кавказского пленного» «Горбатую гору». В 1994 году герои Маканина разошлись еще не так безнадежно, как сегодня. Сейчас у них и языка-то общего почти не осталось. Какая там любовь-морковь?! Все, на что хватает героев, которые каждую секунду могут словить пулю, это просто смотреть друг на друга и пытаться увидеть не врага, не Чужого, а обычного человека. Рядовой Рубахин связывает своему пленнику руки и на секунду останавливается взглядом на его запястьях — они пухлые, полудетские, на коже ссадины от провода. И Рубахин почти машинально одергивает на них рукава. А связывает уже поверху. Это моментальное участие не помешает Рубахину профессионально задушить пленника в финале. Но оно хотя бы еще возможно. До секса тут действительно очень далеко — прав был Учитель, злясь на журналистов. Для героя пленный чеченец чисто инопланетянин. Пара секунд, когда они обмениваются взглядами, — их единственная возможность контакта.
Как случилось, что ровесники, проживающие на территории одной страны, не могут понять друг друга, Учитель не знает, и эту растерянность он щедро вкладывает в свою картину. Он считает, что раньше все было не так, но как вернуться назад, не знает тоже.
«Пленный» — глубоко ностальгическая вещь, снятая советским режиссером Учителем по рассказу советского — или антисоветского, какая теперь разница? — писателя Маканина.
