Чучело зверя крокодила

Сказка о том, как один юный аптекарь переехал на жительство в другую страну и нашел там счастье

Сказка о том, как один юный аптекарь переехал на жительство в другую страну и нашел там счастье

Англоязычная газета Exile, выходящая в Москве, подверглась проверке сотрудниками Федеральной службы по надзору в сфере массовых коммуникаций, связи и охраны культурного наследия на предмет наличия в ней экстремизма.



1.

— Милый мой Маркус, — говорил советник Блументаль, прихлебывая дымящийся кофе из белой фаянсовой чашки с голубым профилем Лютера, — сам знаешь, что ты мне — как сын родной, да и клялся я покойному твоему батюшке на его смертном одре, что буду приглядывать за тобою. Честно скажу, не думал я, что мне придется обременять себя исполнением этого обещания: никогда не грешил ты, подобно многим твоим сверстникам, уклонением от добрых нравов и всегда радовал своих друзей успехами в учебе и рассудительностью. Вот почему, узнав о твоем замысле, я бросил все свои дела в Дортмунде и примчался в Гамбург, моля по дороге Господа, чтобы твой корабль не успел отойти прежде моего приезда. Воля твоя, Маркус, но неладное ты задумал! Подумать только: бросить все и ехать в Зоорландию!..

— Дорогой господин советник, — отвечал Маркус Айзенштайн, молодой человек с длинными черными волосами и самым меланхолическим выражением лица в Гамбурге, — мне нечего и некого бросать в Гамбурге.

— Помилуй, но отчего же Зоорландия? — воскликнул Блументаль. — Знаешь ли ты, что такое Зоорландия? Сами географические координаты ее колеблются, путая картографов и сдвигаясь то к северо-востоку, то к юго-западу! Столицу свою зоорландцы все время переименовывают, называя то Ульдаборгом, то Маашквабадом. При каждом таком переименовании в Зоорландии меняется и форма государственного устройства. Там всегда лежит снег, по улицам ходят дикие звери, а почтового сообщения не имеется. Жители Зоорландии мрачны, едят репу и не знают ни арифметики, ни изящных искусств. Их правитель также все время меняет имена, так что достоверно неизвестно даже, сколько лет он уже правит... Тамошние чиновники...

— Лучше, — перебил советника Маркус, — простота и грубость нравов, чем притворные улыбки и лживые речи. Шарлотта, — воскликнул он с чувством, — Шарлотта, которую я любил больше жизни и которая клялась любить меня, выходит за господина Мюллера. Что ж! Моих знаний, полученных в университете, достанет на то, чтобы открыть в Зоорландии аптеку и торговать безвредными порошками и микстурами к вящей пользе для зоорландских носов, желудков и прочих почтенных органов. В Гамбурге мне нечего делать.

2.

На следующее утро корабль с Маркусом Айзенштайном на борту отбыл из гамбургского порта, чтобы спустя несколько недель прибыть к месту назначения.

Как раз в этот момент рабочие меняли вывеску над деревянным зданием таможни, отдирая старые фанерные буквы и приколачивая новые, так что Маркус (ознакомившийся дорогой с местным алфавитом по учебнику, купленному перед отплытием) прочитал: «Маашкваборг».

Привезенных с собою денег хватило на то, чтобы арендовать помещение на окраине (в центре Маашквабада иностранцам было теперь селиться и работать запрещено) и заплатить за лицензию (на взятки ушло чуть больше). Маркус нанял в услужение расторопного парня из местных, бойко говорившего по-немецки — поскольку в недавно закончившийся ульдаборгский период немецкий был объявлен государственным языком, местные жители вообще владели им изрядно. Впрочем, иностранные языки теперь находились под негласным запретом, да и дел с местными жителями (кроме упомянутого Сашки) Маркус почти не имел. Его аптека обслуживала в основном маашквабадских иностранцев, иногда посещали ее высокопоставленные опричники (опричнина была объявлена формой государственного устройства Зоорландии).

Торговля шла не бойко, но на скромную жизнь хватало.

Маркус выписывал местную газету «Зоорландише Ауслендер», время от времени размещавшую объявления о его аптеке и редактируемую здешним пастором Глюком, человеком апоплексическим, ученым, проницательным и очень смешливым. Обширная библиотека пастора доставляла пищу уму молодого Айзенштайна, а сердце его, которое почитал он прежде окончательно разбитым, начинало подозрительно трепетать, когда младшая дочь Глюка Минна бросала взгляд своих небесно-голубых глаз на молодого, ученого и весьма недурного собой аптекаря.

3.

— Колдуны. Колдуны, растопырь их в бодягу!

Так начал свою речь перед Высшим Опричным Советом Харитон IV, царь Маашквабадский и Главпастырь Зоорландии. Еще совсем недавно, во времена Ульдаборгской Демократической Республики, когда правитель назывался президентом Леопольдом XII, он выражался на витиеватом немецком, произнося даже некоторые слова в нос на французский манер. Тем более теперь, когда с Ульдаборгом было покончено, он считал необходимым говорить рублеными фразами, уснащая их живописными крепкими оборотами.

— Сливки, ять твою ферт, скисли. Все сливки в одночасье. Это что, это как? Это, в пузырь-голенище, опрично? Чай пить сели с маманей. Сливки подают — кислые. Казнил ключаря самолично. Послал в город на базар. Кислые. Все кислые, распропасть мне в помидоре. Казнил всех молочников самолично. И мясников. Но это колдуны, говорю. Колдуют. Кто с лицензией, кто так — неизвестно. Проверить колдунов, тех, что без лицензии — в резеду на дрезине в двадцать четыре часа и без права переписки. Остальных — выборочно. Тоже. Чаю уже с родной маманей не попить! Дожили! Об исполнении доложить телефонограммами в двадцать четыре часа. Кто не доложит — того, шило за воротник, казню. Самолично. Исполнять!

На этом заседание Высшего Опричного Совета было закрыто.

4.

«Семен Лопухин, старший помощник среднего опричника князя Бурятинского, в рамках выборочной проверки лицензированных колдунов на предмет противоправных деяний, обнаружил в аптеке, принадлежащей иностранцу Эйзенштейну М., следующие подозрительные доказательства незаконной колдовской деятельности:
1) чучело зверя крокодила;
2) книгу на немецком языке «Критика чистого рассудка»;
3) многочисленные записи на бумажках с формулировками, которые могут иметь магически-колдовской характер, например: Ampicillinum, Drotaverine hydrochloride, Natrium benzoicum, Cito! и др. приборы непонятного назначения из стекла и металла, которые также могут служить источником государственной безопасности в отношении молочных продуктов.

Указанные доказательства изъяты и направлены специалистам для проведения лингвистической экспертизы. Аптека опечатана, с иностранца Эйзенштейна М. взята подписка о невыезде до вынесения решения».

5.

Эта история, которая могла бы закончиться для нашего героя очень плохо, закончилась для него хорошо.

То есть сперва все как раз шло довольно неважно. Аптека стояла опечатанной. Маркус тратил последние деньги на взятки и жил впроголодь. Но мир не без добрых людей, как гласит зоорландская поговорка. У Сашки нашлись в Институте Опричного Языкознания влиятельные родственники, которые совершенно нечаянно утеряли главную улику — чучело зверя крокодила; это сильно замедлило работу экспертов. Добрый пастор Глюк попросил Айзенштайна давать уроки по точным и естественным предметам своему младшему сыну Генриху, предложив в обмен кров и пищу. Под одной крышей с прекрасной Минной дела пошли еще быстрее: взгляды, записочки, вздохи, рукопожатия, чувствительные стихи... и вскоре Маркус и Минна стояли перед пастором, давно готовым к такому повороту событий и старающимся не расхохотаться в голос при виде двух краснеющих голубков.

А тут и Маашквабад снова стал Ульдаборгом, и Халиф Еремей VII ввел в стране арабскую письменность и хиджаб, а также распорядился о высылке всех неверных по месту предыдущего жительства.

Расстроенный разлукой Сашка приволок в порт чучело зверя крокодила, завернутое в байковое одеяло.

Чучело это теперь украшает дом потомка Маркуса и Минны Фридриха Айзенштайна, сотрудника гамбургского представительства «Зоорландгаза».

Автор — преподаватель Тартуского университета, Эстония