Сахар и лимон

Сказка о том, как один губернатор пил чай, и что из этого вышло

Сказка о том, как один губернатор пил чай, и что из этого вышло

Президент Медведев подверг критике принятые в первом чтении Думой поправки к закону о СМИ, предложенные бывшим пресс-секретарем движения «Наши», а ныне - самым молодым депутатом-единороссом Робертом Шлегелем.


1.

Один губернатор (не из нынешних губернаторов, которые в однотонных пиджаках и с мобильными, а из настоящих, старых, которые в бакенбардах, вицмундирах и звездах) однажды утром пил чай (не современный, который в нечерноземных губерниях заваривается в пакетиках, а в нефтедобывающих регионах обычно куплен за бешеные деньги в столичном бутике, хотя состоит преимущественно из листьев лопуха и другой дряни, но настоящий, старый, что привозили купцы в цыбиках из Хивы) в своем кабинете (не в теперешнем, где имеются портрет премьер-президента, пыльная оргтехника на десять тысяч баксов и уныло жужжащий кондиционер, а в настоящем, старом, где мебель наводила на мысли о вечности, а в стекло уже двадцать лет билась усталая муха зеленоватого отлива).

Чай был с сахаром и лимоном.

Губернатор этот был в некотором роде философ. В нежной молодости он декламировал дамам по-английски Байрона и знал наизусть балладу Жуковского «Граф Гапсбургский». В юности выписывал «Отечественные записки» и проникся даже на время страстной проповедью Белинского. Служа впоследствии на разных должностях, оставался администратором умственным и тонким.

«Сахар, — размышлял губернатор, — сладок, а лимон — кисл. Как говорили гегельянцы — единство и борьба противоположностей».

Открылась дверь, и без стука, как обычно, в кабинет вошел чиновник по особым поручениям Иван Гаврилович Аронзон, человек картавый, ученый и всегда больной. Высморкавшись в клетчатый платок, Аронзон положил на губернаторский стол свежий нумер «Колокола».

Лицо чиновника по особым поручениям было бесстрастно, но одновременно выражало напряжение, как бы намекая на то, какою ценой дается эта мнимая бесстрастность.

Поглядев на губернатора поверх очков и еще раз мучительно высморкавшись, Иван Гаврилович сказал:

— Пишут, ваше высокопревосходительство. Третий месяц подряд пишут, сукины дети.

Губернатор взял в руки лондонский листок, участливо потрогал черные колонки на тонкой иностранной бумаге и промолвил:

— Сахар, Иван Гаврилович, сладок. А лимон — кисл. Не изволите ли чайку, друг мой?

Подали чай Аронзону, который шумно пил его теперь, страдальчески морщась от изжоги и смешно сжав стакан двумя маленькими красными ручками, как обезьянка у итальянца-шарманщика. Между тем губернатор, который не зря был философом в некотором роде, излагал свой план:

— ... немца. Главное — чтобы немца какого найти. Вы уж не обижайтесь, Иван Гаврилович, но это — первое дело.

2.

Прошло полгода.

Губернатор, который был в некотором роде философом, вновь пил чай с сахаром и лимоном. Отворилась, как обычно, без стука дверь, и неслышными шагами в кабинет вошел Иван Гаврилович Аронзон: левая рука его была в лубке, а горло перевязано фланелевым платком.

На устах чиновника по особым поручениям сияла улыбка. Он извлек из папочки свежее изделие г-на Искандера и компании, перелистнул и рапортовал:

— Гениально, ваше высокопревосходительство! Без лести: гениально. Сработало. Два месяца назад напечатали. И больше не пишут, сукины дети.

Губернатор мудро и печально усмехнулся и велел:

— Читайте, Иван Гаврилович.

И Аронзон прочитал:

— «Как сообщают из N-ской губернии, тамошний служащий, коллежский асессор Август Шеллинг (конечно, потомок варягов, с древних лет «наставляющих» нас, неотесанных славян) вошел в администрацию с предложением о повсеместном узаконении человекоядения и даже готов был представить соответствующие соображения на высочайшее имя. Однако тщаниями N-ского губернатора (давно известного своими гуманными взглядами) и благодаря расторопности чиновника по особым поручениям г-на И.Г.А*** чудовищный проект г-на Шеллинга был остановлен, а сам автор неслыханной записки уволен от службы. Что ни говори, новое время выдвигает новых людей! In hoc signo vinces! — Правдин». Так я подписался, — неожиданно застенчивым голосом сказал чиновник по особым поручениям.

3.

Муха зеленоватого отлива продолжала биться в стекло.

Молодой человек с бутылочными бараньими глазами стоял перед губернаторским креслом навытяжку. Кадык его ходил от волнения, как поршень.

— Господин Шеллинг? — спросил губернатор. — Август Николаевич? Не изволите ли чайку, мой друг?

Чай был с сахаром и лимоном.

Автор — преподаватель Тартуского университета, Эстония