Надо вставать со стульев

Мы можем бесконечно следить за увлекательным поединком Сванидзе с Кургиняном. Это просто медиадемократия. То есть разжижение мозга телеаудитории

Имена:  Леонид Парфенов · Эдуард Лимонов

Ирония хороша до известного предела. О чем хорошо и вовремя пишет Е. Дёготь. За день до ее публикации в «Ведомостях» я как раз сидел и думал о том, что надо сменить тон у себя в блоге: настал момент, когда писать о событиях с иронической дистанции – это дурной тон. Это не значит, что нужно впасть в ложный героический пафос. Он еще менее уместен. Гротеск уместен, когда режим совершенно закоснел. Но когда ситуация становится все более и более открытой, то и глумление, и патетические крики про проклятый режим утрачивают всякое обаяние и делаются просто глупыми. Потому что – а делать-то что?

Вот Парфенов – это, собственно говоря, прямой ответ на вопрос, что делать. Сейчас уместно встать со стула и перед своей собственной средой сказать слова. Не газетной статьей, не письмом президенту, а именно у себя, в своей корпорации. Ведь уместно было бы сейчас, если вслед за Парфеновым со стула встал бы уважаемый директор школы, лауреат и лучший в своей отрасли, – встал бы на всероссийском совещании директоров и сказал: «Нельзя дальше молчать, надо называть вещи своими именами. Я не самый смелый и не боец, но нельзя дальше жить в ситуации, когда мы все вынуждены подделывать протоколы избирательных комиссий. Надо сказать “хватит!” этой системе, потому что она всех нас погружает в дерьмо».

Медведев выступил с разочаровывающим видеообращением о реформе политической системы. Так это восприняли разные люди – Белковский, Геворкян и др. В общем, оно действительно слабовато. Но, с другой-то стороны, а что Медведев может предложить «институционально»? Какой еще указ подписать? Разве что о снятии Путина с должности. Но ведь понятно, что если образованные классы скромно сидят на своих стульях, как ученики на уроке, молча и с широко открытыми глазами, то кому нужна эта жертва ферзя? Общественный процесс имеет две стороны – их и нашу. На нашей стороне – шаг Парфенова. И это неплохо. Но проблема в том, что на нашей же стороне – бесславная ежегодная конференция Российской ассоциации политических наук (РАПН). Она только что состоялась. Переизбрали правление. Несколько скучных докладов. То есть нечего сказать целой отраслевой ассоциации политологов в этот момент российской истории. Или, допустим, размазанный при Путине, как каша по тарелке, РСПП, о чем полгода назад публично скорбел Шохин. Казалось бы, разве сейчас не тот редкий момент, когда можно встать со стула и попытаться вернуть себе субъектность? Ведь РСПП, как и все мы, с интересом наблюдает десятитысячную манифестацию малого бизнеса в Киеве с протестом, к примеру, против Налогового кодекса. А где «Деловая Россия», где ОПОРА? Многие умные люди давно уже написали о том, что малый бизнес, хотя и не является экономически значимым в масштабах национальной экономики, но именно он существенно влияет на общественный климат. Потому что это резервуар самостоятельно мыслящих людей. Это домохозяйства. Это среда тех, кто заботится о себе сам; это республиканцы, отцы семейств. Они и являются неким предохранителем, балансом в общественной системе, который не дает одержать полную победу тотальной корпоративной лояльности нынешнего мегакапитализма. Получается, что сейчас самое время кому-то из этих парней вставать со стула. Как Парфенов. И тоже называть вещи своими именами.

Реформа политической системы – это не значит вернуть выборы губернаторов в следующее воскресенье. От одного или даже от целой группы институциональных решений рай тут не наступит.

Все же понимают, что наш институциональный дизайн вполне можно предъявлять на смотринах перед каким-нибудь чиновником Госдепа США в качестве демократии. И даже перед целым сообществом сочувствующих западных политологов на Ярославском форуме. Что и делает с успехом В. Сурков. А то, что «отдельные дефекты» (в виде всеобщей подделки протоколов) являются системными, об этом ведь можно умолчать. Можно не вставать со стула. И не называть вещи своими именами. Тут ведь нельзя забывать, что мы ведь уже с успехом морочили головы европейским интеллектуалам между Первой и Второй мировыми войнами. Институциональным дизайном нашей «народной демократии». И так морочили, что даже процессы над невинными профессорами Бауманки с успехом продали в качестве заслуженной кары врагам народа. Все это я к тому, что для образованных классов в России – для нас – час пробил. Мы сидим в changing society, но в отличие от 1990-х ни у кого нет иллюзий или надежд, что «нам помогут». Мы никому не интересны. Нет никакого ни «Запада», ни «Востока» – в качестве источника заботы о нас. И о наших поддельных протоколах. Никто не собирается уличать нас во вранье самим себе. Мы все понимаем, что реакция на, допустим, учебник Барсенкова – Вдовина должна быть дана самой корпорацией историков. Мы ведь хотим, чтобы эта корпорация возглавлялась большой группой «лучших в профессии». А эти лучшие занимали бы общественную позицию. Только это служило бы гарантией, что наше changing society движется в правильном направлении. А комиссия по фальсификации – это ведь просто институциональный тупик. Каким образом корпорация российских социологов больше пяти лет мирится с тем, что неофашист «профессор» Дугин сидит на факультете социологии главного вуза страны и использует этот статус для создания расползающихся по стране студенческих неофашистских ячеек?

Ну хорошо, поначалу это воспринималось как забавный курьез. Но ведь это уже не смешно, друзья. По-моему, там кому-то уже пора вставать со стула, как это сделал Парфенов.

Что качественно, а что нет, определяют образованные классы. А что, если они утратили полностью дар различения духов? Мы можем бесконечно следить за увлекательным поединком Сванидзе с Кургиняном. Но он не имеет никакого отношения к различению духов. Это просто медиадемократия. То есть разжижение мозга телеаудитории. А что, если у нас уже вообще нет никаких «корпораций лучших в профессии» и образованные классы общества сидят возле телевизоров и тоже жарко самоопределяются в отношении участников телевизионного диспута? Это же – пиздец. Русская история кончится раньше, чем нефть. Потому что нефти много, а общество убывает стремительно.

Я уважительно отношусь к признанным российским философам В. Подороге или Е. Петровской. Но вот что меня озадачивает: с 2003 года российское общество колотится о вопрос об «оскорблении» (сначала Тер-Оганьян, потом Ерофеев; с интересом ждем новых оскорблений). И вопрос-то – непростой. Он не решается просто криком: «Нас оскорбили!» Но получается так, что среди образованных классов, среди специалистов по моральной философии в наших землях нет никаких Хабермасов или Полей Рикёров. У нас тут целый академический институт философии гордится своим глубоким знанием моральной философии Канта, но – молчит. Хотя, казалось бы, а кто должен для общества в целом заново проблематизировать тематику «оскорбления» или «признания»? Может быть, к комиссии по фальсификации создать еще и комиссию по оскорблениям (при Президенте РФ), а также комиссию по изучению творчества Дугина? «Отказ от усилия» еще можно было чем-то оправдать в 2003–2008 годах. А сейчас уже, пожалуй, нет.

Отсюда и вопрос об оппозиции. Эта специальная оппозиция, с ее герметичным героизмом, с мантрой «долой проклятый режим», заслуживает, конечно, всяческого почтения. Она, несомненно, источник постановки вопросов. Она, безусловно, имеет отношение к поддержанию социальных идеалов. (Я, правда, не понимаю, каков социальный идеал у Лимонова, равно как и у группы «Война», впрочем, и не я один.) Да, большая часть этих герменевтов опирается на «нормативную демократию». В связи с чем группа авторов, пасущихся при «Русском журнале» и «Взгляде», постоянно рассказывает им, что-де теория нормативной демократии давно сдохла, кругом одна постдемократия и берлускони. Но, внимательно ознакомившись с наследием самих этих авторов, мы, конечно, к сожалению, так же мало можем узнать об их собственных социальных идеалах, как и об идеалах Лимонова. Мы у них можем только прочитать 150 или 1500 текстов о «двусмысленности и гибельности социального идеала русской интеллигенции», вот и все. Поэтому уж спасибо тем, кто по мере сил хотя бы удерживает остатки нормативности – при всей ее наивности.

Проблема оппозиции заключена в том, что она ставит вопросы, но не она их решает. Пакет институциональных требований, с которыми выступает так называемая радикальная оппозиция, не содержит в себе аргументации о рисках, вот в чем дело. А риски-то понесут все.

Поэтому, можно сказать, что политическая реформа – это не вопрос оппозиции. И не вопрос Медведева. Политическая реформа как движение за изменение социальных практик, а вслед за этим и вместе с этим институционального дизайна – это, вообще говоря, вопрос восстановления репутаций, вопрос ядра образованных классов, которые нашли в себе намерение «вступить в силу». Это вопрос профессиональных корпораций и их лидеров. Тех, кто задает тон.

Мы же не сможем прекратить безобразия в прокуратуре до тех пор, пока в ней самой кто-то из лучших в профессии не встанет со стула и не скажет: хватит! И никто не может принудить нашего Поля Рикёра задать тон в общественном обсуждении вопроса о границах публичных оскорблений. И никто, кроме социологов, сохранивших профессиональное лицо, не может встать и сказать декану Добренькову: «Знаете, это уже за гранью добра и зла. Извините!»

Потому что все другие институциональные усилия приводят только к тому, что туда-сюда переставляются стулья. С теми же самыми крепко сидящими на них.

Автор – директор Центра медиаисследований Института истории культур; ведет блог amoro1959 в LiveJournal.com