ТВ перед выборами: никакого Эзопа

Картозия – один из сочинителей той системы знаков, посредством которой ТВ объяснялось со своей аудиторией, с тех пор как говорить прямо стало невозможно

Имена:  Николай Картозия · Павел Лобков

Еще вчера тут намечался текст про будущее ТВ — мультиплатформенность, японский мобильный телеканал, наши веб-сериалы, все такое. Начать я, конечно, думала с ближайшего будущего, после выборов, — два варианта развития событий казались вполне предсказуемыми. Мягкий, но противный мы наблюдали последний месяц, когда ТВ осваивало тему протеста, училось не замалчивать ее, а вписывать мелкими порциями в нужный ему контекст, заодно имея в виду некоторую с этого выгоду. Жесткий — по аналогии с тем, что было в начале второго президентского срока Путина, когда с телеэкрана откровенно убрали сперва альтернативную официальной картину мира, потом дискуссию, а следом журналистику. Имея последние лет семь дело с тем, что от ТВ после всего этого осталось, трудно сразу согласиться с Ксенией Собчак, что может стать хуже. Куда хуже, за счет каких ресурсов?

Но тут пришло известие об уходе с канала НТВ Николая Картозии, и пришлось пересмотреть позиции: в самом деле, ресурсы еще есть. Время такое — все так быстро меняется, что рискуешь попасть со своими прогнозами в неловкую ситуацию.

Картозия пришел на НТВ в начале путинской эры. На его глазах оттуда уходили сначала Киселев, Сорокина, «Итоги» и «Глас народа», потом — Парфенов, Шустер, «Куклы» и «Свобода слова». Каждый раз — люди и передачи, составлявшие, что называется, лицо канала. Николай Картозия придумывал и запускал другие передачи, о достоинствах которых можно долго спорить, но нельзя отрицать, что они тоже стали лицом канала — после того как кончилось одно НТВ и началось другое, а потом и третье.

Наблюдавшие за всеми этими сменами вех сто раз говорили, что это предел, дальше некуда, невозможно смотреть на экран, где когда-то было «Намедни», а сегодня «Программа максимум» и прочее в том же роде — среди прочего были и передачи, к которым приложил руку Картозия. Но завтра на НТВ выходило что-нибудь такое, про что все говорили: «Нет, все-таки могут они, все-таки живо еще НТВ», — и это касалось передач, к которым тоже приложил руку Картозия. В нем это как-то уживалось, как на НТВ его времени уживались две редакции, ну или как во многих из нас уживаются противоречия — при сохранении облика и почерка.

Картозия — один из главных сочинителей той системы знаков, посредством которой возглавляемая им редакция (пусть это называлось Дирекцией праймового вещания) на пальцах объяснялась со своей аудиторией с тех пор, как говорить прямо стало невозможно. Особенно выразительной эта коммуникация сделалась в последние года два, с появлением программ «Центральное телевидение» и «НТВшники», о качестве которых уже мало кто отзывался неуважительно — публику они во всяком случае привлекали вполне качественную и в довольно впечатляющих количествах. Эта публика и эта редакция понимали друг друга буквально с полужеста — стоит вспомнить, как ведущий «ЦТ» Вадим Такменев в одном из последних выпусков 2011-го создал образ носителя белой ленточки одним щелчком пальцев по лацкану.

Не важно, что именно случилось и кто первый устал: Николай Картозия — изобретать эти красноречивые жесты, его руководство — загораживать их от своего руководства или самое верхнее руководство — их все-таки замечать. То, что плодовитый продюсер, без которого НТВ еще вчера невозможно было представить, оказался в данный момент каналу не нужен, красноречиво говорит о моменте.

Все, никакого Эзопа, подмигиваний и двусмысленностей. Россия сосредотачивается. На финишной прямой, перед решающим выбором, все должно стать серьезно, просто, однозначно. И без помех, даже мелких. Явлинского вон из списка кандидатов — незачем путаться под ногами. Ассоциацию «Голос» вон из арендуемого помещения — нечего голосить под руку. Экивоки вон из эфира. Вторая редакция НТВ — та, что превращает в «Чрезвычайное происшествие» рождественские каникулы Навального за границей, — становится основной и, видимо, единственной. Нет, «ЦТ» и «НТВшники», заверяют представители канала, продолжат выходить. Но никто не удивится, если теперь в них будут так же истово и серьезно, как в соседнем «Честном понедельнике», выяснять, что же такое этот визит оппозиционеров к Макфолу — измена родине или предательство народа?

На место хитрой сурковскойпропаганды заступает столбовая володинскаяидеология. Мастерам культуры предлагается быстро и четко отвечать, с кем они: в предвыборный штаб вступаем или как? Эфирных работников от ответа тоже не освобождали. Если кто еще не ответил. А такие, что бы мы ни говорили про давно зачищенное ТВ, есть — ну и выбор пока еще есть, даже если вчера эту развилку уже проходили. В ближайшее время есть шанс все изменить — некоторым предстоит решить, оставаться в эфире, уходить в глухой закадр или вообще уходить.

Как-то, похоже, уже не получится, как вчера, уживаться с усекновением сюжетов, конструировать иносказания, снимать что-то в стол или выкладывать что-то в сеть. И настаивать на выдаче в эфир своей версии очередного митинга тоже уже не получится: начальству, при всем сочувствии к подчиненным и даже к митингам, придется занять более жесткую позицию.

Это не значит, что и увольнять будут жестко — никому не хочется выглядеть сатрапом, и никто не позволит создавать поводы для нездоровых сенсаций. Все можно обставить как взаимно-вежливое расставание сторон, вызванное исключительно отсутствием совместных творческих планов. Но, собственно, какая разница? Стоишь ты, такой вежливый и полный своих отдельных творческих планов, на выходе из «Останкино», имея в руках букет и благодарственный адрес от начальства, и думаешь, куда податься, если всюду примерно одно и то же.

Нет, в принципе у телеканала «Дождь» появляется возможность увеличить впятеро не только свою аудиторию, но и свой штат. Но и он не резиновый.

Заметно, что уволенным П. Лобкову и Н. Картозии несколько неуютно выступать в качестве героических защитников свободы слова — они ничего такого не делали, затыкать собой амбразуры не собирались, просто время такое: то, что вчера было нормально, сегодня стало как-то слишком. И наоборот. Вчера ты себе делал что обычно; спорил, как обычно, с начальством; до чего-то, как обычно, договаривался; чем-то поступался. А сегодня это уже слишком. Или вот слова Ольги Романовой о том, что некоторые на телевидении работают в режиме подвига, сегодня кажутся слишком громкими — люди там, в общем, просто свое дело делают, — но завтра уже не покажутся. Всё на данный момент вполне свое, простое, нормальное, включая честное выполнение должностных обязанностей или частное решение (пойти — не пойти на, скажем, митинг) — завтра может стать слишком, и от этого все время делается неловко.

Телевизионному начальству тоже можно посочувствовать — оно теряет не только людей и передачи, которые составляют лицо телевидения, но и собственное лицо тоже. Понятно, что ему это не впервой, но каждый раз потери выглядят все менее восполнимыми, несмотря на богатые вроде бы возможности косметологии. Смотреть на руководителей федеральных каналов во время очередной встречи с верхним руководством тоже очень неловко.

А им-то как неловко. Вроде бы взрослые, успешные, состоявшиеся солидные дядьки. Кое-что умеют, и многое у них могло бы получаться еще лучше — но получается какая-то сплошная неловкость.

Но у них-то тоже есть выбор. И даже не один. Что бы ни было вчера на этой развилке — сегодня можно все изменить. Не говорите, что они ничего менять не хотят и уже никогда не изменятся. Время такое — все может измениться. Сегодня мне хочется верить, что завтра Владимир Кулистиков, Константин Эрнст и Олег Добродеев могут взять и сделать что-то непредсказуемое.

А о более предсказуемом будущем ТВ я в другой раз расскажу.​