Первый продвинутый

«Первый» знает, чем рискует. Он понимает – шансов мало, гарантий никаких, но готов терять рейтинги в ожидании ответа зрителей. Пока еще ничего не решено – у аудитории есть время подумать

Им и раньше бывало хорошо вместе. Ей нравились эскапады с Парфеновым, дискуссии с Гордоном, закрытые показы, ночное кино и шуточки четверки из «Прожектора». В общем, «Первый» мог провести с продвинутой аудиторией ночь, и она оставалась им довольна. Но все это эпизодически — все-таки «Первый» не ставил продвинутую аудиторию на первый план. Всегда чувствовалось, что она для него так, вот именно ночь провести, а для совместной жизни у него другая публика — пошире, попроще, не такая привередливая. Продвинутая, в общем-то, не его тип, слишком ей сложно угодить, да и пользы от нее никакой — ни рейтингов, ни постоянства. Как он с ней ни отводил иногда душу, как ни обещал, что вот возьмет и все изменит, продвинутая аудитория давно понимала, что это все слова.

Стоило ей окончательно в нем разочароваться — и на тебе. Он берет и действительно все меняет, переходя на вертикальное программирование прайма, как в Америке. Разворачивает перед ней веер сериалов нового типа — может, не таких дорогих, как в Америке, но точно получше ширпотреба для мам и бабушек. У него серьезные намерения — проводить с ней не только летние ночи, а каждый вечер после работы, не говоря уже о пятницах и выходных. Фактически он дает продвинутой аудитории понять, что теперь она для него — главная, важнее мамы с бабушкой. Он окликает ее голосом Урганта, убеждает, объясняет и терпеливо повторяет предыдущие серии.

Это уже программное решение. Давно известно, что перейти на вертикаль, ломая национальные привычки телесмотрения, мог решиться только лидер. На кону его право зваться первым и задавать планку всем остальным. На кону последний, возможно, шанс стать для продвинутой аудитории «намбер ван», как в лучшие годы, когда она смотрела на него такими глазами, какими сейчас смотрит на новый планшетник, или куда она там сейчас смотрит.

Он знает, чем рискует. Он понимает: шансов мало, гарантий никаких, но готов терять рейтинги в ожидании ее ответа. Пока еще ничего не решено — у аудитории есть время подумать.

Три из четырех премьерных сериалов нового поколения сделаны на студии «Русский проект» под продюсерским присмотром Дениса Евстигнеева и Константина Эрнста. Во всех заняли сильных актеров, а режиссуру поручили не звездам, но крепким профессионалам, знающим и сериальное дело, и большое кино.

По идее, в вертикальном сериале сквозной сюжет и герои, но каждая серия содержит законченную историю: так, считается, удобнее удерживать зрителей на долгой дистанции, от недели к неделе, и подбирать на ходу новых. Однако понедельничный «Побег» — на него «Первый» делает самую большую ставку — в такую схему не вписывается. Сюжет сквозной, как и в американском прототипе Prison Break (канал Fox): герой имитирует ограбление, чтобы сесть в тюрьму и вызволить оттуда брата, оказавшегося в результате подставы убийцей министра финансов и осужденного на смертную казнь.

Продвинутой аудитории предлагается поверить, что некто способен добровольно отправиться в ад (не в американскую тюрьму, а в нашу) и терпеть унижения и муки (от него буквально куски отрезают), имея в виду сомнительную перспективу вырваться оттуда вместе с братом-смертником и улететь за границу в голубом вертолете.

Доколе причин такой жертвенности кино толком не разъясняет, допустим, что Алексей, в исполнении Юрия Чурсина с лицом беспредельщика, мог пойти на это не столько из любви к родственнику или справедливости, сколько ради адреналиновой радости выпутываться из безнадежной западни.

Невзирая на страшный цейтнот, инженер Алексей успевает все: завести ценные связи, добыть ценную информацию, прицельно попасть в нужную тюрьму, аккурат в тот самый корпус. Там взять в оборот начальника тюрьмы и главного авторитета Кобу, обеспечить себе некоторую свободу передвижений, снискать симпатии медсестры и соседа по камере, подобраться к брату Кириллу — осталось его только уговорить, брат не верит в возможность побега. И все это такой скороговоркой, что адреналин просто не успевает выделяться ни у зрителя, ни у героя.

Если герой вообще способен его выделять, а то кажется, что все эти зигзаги эмоционально задевают его не больше, чем компьютерная игра, когда в запасе еще девять жизней. Странно, что этот супермен сразу не прилетел за братом в голубом вертолете.

Впрочем, нас же предупредили: «Все факты вымышлены. Кроме стремления человека к свободе». И в первом же кадре сообщили, что герой — юный гений. Видимо, гений без страха, упрека, болевого порога и рефлексий.

Сделаем скидку на усушку-утруску образа в ходе адаптации американского сценария — переводить чужие замыслы на язык родных осин, конечно, непросто. Но что мешает сценаристам (в титрах их четверо, не считая главного автора Юрия Короткова) хотя бы слова героям написать человеческие? «Ума не приложу, как ты сюда попал». — «Это не важно. Важно то, что два года назад наша компания меняла тут коммуникации». — «То есть у тебя были чертежи тюрьмы?» — «Ну почему были? Они у меня с собой» — и оп-па, герой эффектно обнажает спину, предъявляя затейливую татуировку. Ни беседе, ни стриптизу совершенно не мешает, что дело происходит в тюремном дворе, где один зек таскает кирпичи, а другой, смертник, дышит воздухом в особой клетке, под особой охраной. И почему бы хоть немного не прояснить отношения главных героев? А то трудно с ходу верить в возможность романа (пусть и бывшего) между полууголовным Кириллом и хорошенькой адвокатессой Светой, из хорошей семьи и с хорошим офисом. В жизни всякое бывает, но в кино это надо доказать.

Кирилл пока тоже не очень внятен; тем более этот образ путается с другим, тоже незадачливым преступником в исполнении того же Владимира Епифанцева — Алексеем из «Банд», которые, согласно расписанию, идут по четвергам. Там дело тоже частично происходит в тюрьме, куда герой первый раз тоже попадает из-за подставы, довольно анекдотической: идет на собственную свадьбу, случайно становится свидетелем ограбления, хочет обезвредить преступника — и получает пять лет как главный фигурант.

Продюсер «Банд» Алексей Пиманов утверждает, что сценарий опирается на реальную биографию знаменитого киллера Леши Солдата и у персонажей есть реальные прототипы. Это, наверное, должно повышать остроту и достоверность — по крайней мере, дальше все выглядит несколько правдоподобнее, чем в «Побеге». Можно считать, что перед нами жизненная история про «лихие 90-е», если не замечать слишком фактурных декораций (вроде зловещего логова братьев-разбойников, оснащенного дыбой), слишком красочных персонажей (типа злодея Бульдозера) и не спрашивать, почему киллер Леша в своих рассказах о «лихих 90-х» так горазд на газетную риторику. Ну и если удастся абстрагироваться от романтической подоплеки сюжета: благородный разбойник — жертва обстоятельств, коварный злодей-шериф (пардон, юрист) и прекрасная дама (возлюбленная первого и, увы, жена второго) — все трое дружат с детства. В жизни, допустим, такое бывает, но в кино может несколько смущать.

Сериал «Голоса» позиционируется как триллер, а главная героиня здесь — психотерапевт с экстрасенсорными способностями. Это смело: мистика для нашего ТВ — неразработанная жила, и будет особым шиком, если «Первый» именно так заставит продвинутую аудиторию затаить дух и прильнуть к его широкому экрану.

Говорить о правдоподобии тут ни к чему — экстраспособности психотерапевта Лизы и ее дочки Даши заявлены сразу как правила игры. Авторы (идея и сценарий Зои Кудри), конечно, вольны устанавливать любые правила, но зачем тогда их сразу нарушать? Если только что выяснилось (хоть бы кто из героев при этом удивился), что Лиза читает мысли, когда они окрашены яркой эмоцией и люди подходят к ней близко, — почему она уже через слово преспокойно слышит, что думают за стенкой? Отчего ей ведома всякая бытовая обрывочная мыслишка приятеля-следователя?

Этот следователь, мужик вроде без шестых чувств (все время подчеркивается, что он любит поесть, не в пример возвышенной героине, у которой вечно пустой холодильник), хватает не знакомых с ним Лизу и Дашу прямо на улице, увлекая в кафе, и там угощает фортепианным исполнением «К Элизе». И никто, опять же, не удивляется ни такому способу опрашивать свидетелей, ни тому, что уже в следующем эпизоде он в квартире у Лизы как дома и с ней запанибрата. Такой он эксцентричный — а что, Шерлоку Холмсу можно, а нам нет?

Правда, у эксцентричного «Шерлока» за спиной вековые традиции британского абсурда, а под рукой доктор Ватсон, который воплощает норму и обыденность. В «Голосах» обыденность воплощать некому, тут все эксцентричные и необычные, включая зловещих работников школы с демоническими женами, клоунскую пару ассистентов следователя и Лизиного друга-психолога, с его психотронными опытами над ее юной дочерью, которую, кстати, ученый муж характеризует так: «Она — конгениальна!»

Впрочем, к концу первого эпизода все это уже не важно: медиум Лиза идет служить в участок, триллер оборачивается дежурным детективом без особого саспенса. С чего тут захватит дух, если ясно, что все проблемы следствия и сценаристов разрешит ее волшебный дар (хотя волшебными сюжетными приемами вроде случайно не запертой входной двери или подслушивания тут тоже не брезгуют). Уже в первой серии, выследив опасного маньяка, героиня быстренько погрузит его в сон, вытянув руку и поглядев в глаза. Подоспевшей милиции остается только упаковать негодяя в «воронок».

«Гаражи» — единственная в обойме комедия, радикально вертикальная: в каждой серии новый сюжет и новые герои, общий только рассказчик, сторож гаражного кооператива. Роль, говорят, писали специально на Романа Мадянова, она по преимуществу сводится к тому, чтобы самым симпатичным, душевным и житейски мудрым образом извлечь из каждой истории симпатичную мораль, если вдруг зритель сам не смог.

Все в лучших традициях: когда очерк нравов с лирикой — похоже на фильмы Рязанова, когда с налетом социальной сатиры — на киножурнал «Фитиль». Бойкие сюжеты и диалоги (сценарий писателя Алексея Слаповского), хеппи-энд гарантируется, каждая серия содержит пару реплик, предназначенных пойти в народ. Безупречный кастинг, отличные актеры отлично изображают типических героев советской комедии в типически комедийных обстоятельствах. Местами так хорошо, что отвлекаешься от кокетливых стараний комедии выглядеть как можно простодушнее.

И все же у этого проекта, самого внятного в жанровом отношении, самая неочевидная судьба. Удержатся ли эти ровные, идеально закругленные потешки на одном формально общем персонаже — и чем удержат зрительское внимание? Что, собственно, теряешь, пропуская хоть пять недель подряд? Все равно на шестой тебя будут ждать новый сюжет, новые герои и старая добрая ностальгия. И потом, не все любят ретро и рязановские комедии так, как любит их К. Эрнст.

Никто не рассчитывает, что наше ТВ с ходу замахнется на проект с режиссером Скорсезе и бюджетом по 20 млн долларов за серию. Но, имея представление о качественном сериале, продвинутая аудитория резонно ждет чего-то не совсем стандартного. Пусть будет нетривиальный герой, как в «Докторе Хаусе», неординарная композиция, как в Lost, точная стилизация, как в Mad Man, или точная интонация, как в «Школе», — в общем, хоть какой-то признак не только холодного продюсерского расчета, но и живого авторского участия.

А то как-то неуютно. То есть на свидании с продвинутой «Первый» вроде делает что надо — за руку берет, в глаза заглядывает, слова говорит. Но сам как будто не сильно увлечен. Будто имеет заднюю мысль и торопится поскорее вынудить заветное «да». Или это просто от волнения?

Еще, конечно, ничего не решено. Еще есть время. Вертикалка оставляет возможность для маневра: пока очередные серии в производстве, можно что-то менять. Как ни малы шансы удержать продвинутую аудиторию, у «Первого» их больше, чем у кого-либо из массовых каналов. К «Культуре» продвинутая относится как к почтенной двоюродной тете — уважительно, но без особого интереса, ТНТ для нее слишком юн и легкомыслен, да и вообще большинство каналов традиционно обходятся без нее. «Первый», кажется, первым ощутил, что лишиться этой неуловимой, непостоянной, непонятно чего желающей аудитории — значит лишиться будущего. Что без нее пусто. Даже если кругом полно другой публики.

Автор — руководитель Службы развития телеканала «Россия»