Мышь для диктатора

Новые медиа не институт и не университет. Они не объединяют, а разделяют общество

Может быть, напрямую связаны слово и дело? То, что сказано убедительно, вполне может воплотиться в будущем. Вроде бы и сейчас, как много лет назад, в 1980-е годы, нарастает общественная дискуссия. Возможность опубликовать какое угодно мнение и какой угодно призыв не ограничена ничем. Возможность дать знать об этом мнении или призыве большому количеству людей ограничена только способностями автора быть убедительным.

Может ли общество, вооруженное доступом к интернету, добиваться от государства большего? Не только в России, но и во всем мире есть много энтузиастов новых медиа. Ведь это не только разговоры. Ведь теперь благодаря социальным сетям общение гораздо легче, чем раньше, может перерастать в действие. Пишешь в блоге всю правду — и все придут. Вот и бирманские монахи, вооруженные цифровыми камерами и телефонами, и филиппинские студенты, совершающие «смс-революцию».

Вот и в России: если бы не проведенная в интернете кампания по сбору подписей, не вышла бы досрочно на свободу Светлана Бахмина. Если бы не возмущение в сети, не сняли бы милицейских начальников после убийств, совершенных майором Евсюковым. Если бы не отважная деятельность хакасского журналиста и блогера Михаила Афанасьева, властям удалось бы скрыть истинные масштабы аварии на Саяно-Шушенской ГЭС. Ведь правда, что так и было?

Но ведь все это занимает очень немного людей. Те 85% населения, для которых, по опросу Левада-Центра, главным источником информации остается телевидение, ничего не знают о кампаниях протеста, которые представляются членам интернет-сообщества «бурными». «Фигуры» сетевого сообщества совсем не фигуры для большинства. Лишь малая часть многомиллионной аудитории российских социальных сетей интересуется жизнью общества хоть в каком-то смысле. Число подписей, собранных за досрочное освобождение Бахминой, не достигло 100 тысяч — а это была самая успешная интернет-акция последнего времени. На офлайновые акции протеста, проходящие на реальных улицах и площадях, собираются сотни, редко тысячи людей.

Дело не в количестве, а в качестве аудитории, говорят энтузиасты — блоги читают и пишут «все» (то есть те, кто способен хоть что-то писать, а также политологи, журналисты и сотрудники Администрации Президента). Брюс Этлинг, руководитель проекта «Интернет и демократия» в Беркмановском центре Гарвардского университета, работающий сейчас над исследованием российской блогосферы, говорит, что российская интернет-среда особенная. Лишь небольшая часть из 890 тысяч активных блогов российского интернета (для сравнения: в США около 7 млн активных блогов, в Иране — около 60 тысяч) посвящена общественно-политическим темам, но практически все они «живут» на одной платформе — на LiveJournal.com. Любопытно и то, что россияне в своем сетевом поведении объединили публичное (блоги) и частное (общение). Во всех других интернет-сообществах эти сферы разделены: блоги публикуют на открытых платформах, предназначенных только для написания и чтения блогов, а общаются люди в социальных сетях, таких как Facebook, Twitter.

С одной стороны, эта скученность создает впечатление эффективности сетевых выступлений: темы быстро попадают в сферу внимания свободной прессы, потому что журналисты и читают, и пишут блоги на одной платформе. С другой стороны, нужны усилия, чтобы проверить правдивость и качество сообщений, а эти усилия готовы предпринимать немногие. Сверх того, возникает эффект кухни: те, кто внутри, уверены, что они — это «все». Чувствуя себя инсайдерами, они не озабочены проверкой фактов, о которых слышали «на кухне», где появляется кто угодно. А те, кто снаружи, даже не знают о существовании кухни. Вот и получается два мира.

Впрочем, кухонные выступления — небезобидное занятие. Излюбленный российскими правоохранительными органами способ преследования блогеров — обвинение в возбуждении ненависти к представителям власти. Используются для этого статьи Уголовного кодекса о клевете (ч. 2 ст. 129) и об экстремизме (ч. 1 ст. 282). Подобные дела открываются, как правило, не в Москве. Один из последних характерных примеров — Ирек Муртазин, приговоренный в ноябре 2009-го к 1 году и 9 месяцам колонии за клевету и публичное возбуждение ненависти к представителям власти как к социальной группе (оставим пока в стороне тему власти как социальной группы).

Российские правоохранители, таким образом, рассматривают интернет как продолжение СМИ: с блогерами борются как с журналистами. Против тех и других применяется «экстремистская» 282-я статья. В других странах, в которых власти рассматривают интернет как угрозу, спецслужбы учатся ставить работу новых и социальных медиа себе на пользу. Об этом можно почитать в интереснейшей статье Евгения Морозова «Как диктаторы следят за нами в сети» (журнал Prospect, декабрь, 2009). У диктаторских режимов в сети гораздо больше возможностей, чем у неорганизованных энтузиастов. Интернет — это им в помощь, а не нам.

Это больно. Я когда-то думал, что новые медиа дают нам шанс на возрождение общественной дискуссии «как тогда». Но это, кажется, не так. Пресса времен перестройки была результатом уникального стечения обстоятельств. Это был старый институт, получивший благодаря Михаилу Горбачеву новых начальников. Все, кто хоть чем-нибудь интересовался, прошли через перестроечную прессу как через университет. А новые медиа не институт и не университет. Они не объединяют, а разделяют общество. Каждый находит сообщество по интересам и замыкается на своем маленьком участке сети.

Это не значит, впрочем, что на новые медиа нужно махнуть рукой. Они безусловно останутся важнейшим средством обмена фактами и мнениями. Просто важно понимать, что никакого магического решения блогосфера и социальные сети не предлагают. Сколько новых возможностей они несут, столько же и новых опасностей. Сколько новых открытий, столько же и разочарований.

Автор — редактор отдела «Комментарии» газеты «Ведомости»