Новая журналистика: вредоносное «хи-хи»

Не появлялось ли у вас желания поджечь газетный киоск? Не хотелось ли вам запретить людям пользоваться ЖЖ? Не собирались ли вы когда-либо заняться самиздатом?

Вы, конечно, уже усвоили первый и главный урок неожурнализма: смысл всему голова. Второй принцип, о котором сегодня пойдет речь, тоже немаловажен, хотя соблюдать его требуется не всем, а только отдельным, чересчур самонадеянным и тщеславным представителям семейства пишущих.

Сообщаю безо всяких экивоков и предисловий: самое опасное, что может поселиться в звонкой голове журналиста, — так называемое «хи-хи». Это древний и практически неизлечимый недуг, который овладевает вами в течение долгих лет, опутывает разноцветными щупальцами подозрительного юмора, мутит сознание ядовитым дымом бессмысленной сатиры, раздирает внутренности неуместным гортанным смехом и, наконец, полностью парализует вашу деятельность, что убедительно доказывают письма от разных главных редакторов и их заместителей. Суть их сводится к одному и тому же: вы пишете и ведете себя как жизнерадостный идиот, что современной журналистике для взрослых людей совершенно не пристало.

А пристало ей, отвечая на резонный встречный вопрос, собирать людей в сообщества по интересам и оперативно знакомить их с окружающим миром, обстоятельно отвечая на актуальные вопросы. Отчего в России до сих пор нет свободы? Куда уходят деньги пенсионеров? Кем приходится Кристина Орбакайте Борису Березовскому? Когда выйдет на российский рынок новый автомобиль «Фиат»? За что нас не любят англичане? Можно ли достучаться до президента в ЖЖ? И так далее. Каждый факт должен тщательно проверяться, бредовые сравнения из области зоологии оставьте при себе (для этого есть специальные газеты), пишите от первого лица, и, как уже говорилось, не более шести тысяч знаков. Да, еще — личная просьба от службы рерайта: поменьше деепричастных оборотов. А то они уже их замучились выправлять. Образы? Пожалуйста, только чтобы они не затуманивали общую картину, и главное — без вот этого вашего «хи-хи». Оно вам страшно вредит, да и не только вам.

Разумеется, и ваш покорный слуга оказался подвержен этому недугу, причем, очевидно, в терминальной стадии. Это я говорю, как видите, безо всякой дрожи в голосе, открыто, не таясь, по прошествии лет окидывая мысленным взором некоторые черты своей биографии.

Хочу предупредить: все начинается с малого. Я и сам жил себе, жил, ходил с кассетным плеером, в котором играла одна и та же пьеса ВИА «Пинк флойд» — «Atom.Heart.Mother». Потом однажды обнаружил себя в предбаннике филологического факультета с блокнотом на коленке. Я решил заделаться шибко модным журналистом, и кто-то мне шепнул, что неплохо бы начать с рецензий, раз уж я такой из себя писака.

Вняв совету, я довольно скоро накатал текст под чарующим заглавием «Борщ и принцип транзитивности» (что была за книга — убей, не помню) и отправился с ней в редакцию журнала «Итоги», где застал только поэта Льва Рубинштейна. Он аккуратно нарезал «Докторскую» колбасу — тончайшими ломтями. Я сдал рецензию, съел кусок поэтической колбасы и вернулся обратно в лоно филологии. Через два дня позвонила знакомая из «Итогов». Расстроенным голосом она сообщила, что мой «Борщ» дошел до «самой Маши Липман, и ей не понравилось». «Хотя некоторые, — добавила знакомая, видимо, чтобы меня ободрить, — очень смеялись».

Я-то, дурак, удивился. Когда смеются — это же прекрасно. В таком же удивлении, но десятью годами раньше, я писал, по заказу учительницы французского языка, объяснительную записку завучу: «Меня выгнали с урока французского, потому что мне сказали уйти, потому что я всех смешу и это мешает».

Второй рецидив зловредного «хи-хи» случился, когда я по заданию журнала «Огонек» съездил посмотреть, как на калужских просторах снимают сериал про честного милиционера. Репортаж приняли, но завотделом передала мне личное распоряжение от канала ОРТ: снять все «несерьезные» упоминания о режиссерах, ассистентах и прочих сотрудниках нелегкой кинематографической профессии.

— А то они у вас совсем уж какие-то долдоны вышли, — простодушно объяснила мне эта симпатичная женщина.

Мы некоторое время препирались, но потом все же пришли к компромиссу: текст оставить как есть и не трогать ни слова. Впрочем, особого ажиотажа по поводу этой заметки я что-то не припомню и теперь совершенно уверен: «хи-хи» всему виной. Не кобенился бы тогда, снял бы оскорбительные выпады — и все было бы в порядке, и взрослая журналистика ответила бы мне мозолистым рукопожатием. Я бы нравился Маше Липман, резал бы колбасу, как Рубинштейн, освещал новости фигурного катания и ездил бы на танке по Южной Осетии.

Вместо этого я совершил страшную глупость. А именно — надел желтый свитер. Это не образное выражение, типа «белый флаг» или «красный день календаря». Я действительно надел желтый, как осенний лес, свитер и, ничего не подозревая, явился в нем на одну встречу с рекламодателями. Все они были люди взрослые и прекрасно воспитанные, и никто не сказал ни слова. Они пили мелкими глотками шампанское, выигрывали призы и дружески укоряли за малое количество их полос в журнале. Все прошло чудесно. Зато через пару дней я был вызван на ковер, где в мягкой, ненавязчивой форме мне порекомендовали как-то уже вести себя посерьезнее, думать о перспективах, и, кроме того, хорошо бы я задумался о какой-нибудь легкой перемене имиджа.

Теперь-то я понимаю, что и в истории со свитером было несомненное, подлое «хи-хи». Оно застало меня врасплох, зашло, так сказать, с тыла, не давая опомниться. И самое страшное, что это «хи-хи» не имело прямого отношения к журналистике. Это были метастазы в область личной жизни, а значит, болезнь приняла практически необратимый характер.

Были после и другие случаи, но вспоминать о них нет смысла. Лучше я обращусь к вам — строителям грядущей эпохи — с последним напутствием.

Первый симптом, которому следует уделить пристальное внимание, — страстное желание заниматься журналистикой. Еще хуже, если при этом вы собираетесь «делать что-то новое, чего еще никто не делал». Ощутив в себе это намерение, вы должны немедленно бросить все дела и уехать замуж в Турцию (для девочек) или поступить на контрактную службу в Российскую армию (для мальчиков). Если же вы упустили свой шанс и все-таки взялись за это бесполезное и паскудное занятие, подвергайте свое сознание ежедневной проверке. Задавайте себе вопросы как на исповеди. Не слушали ли вы в последнее время глупых стихов или песен? Не появлялось ли у вас желания поджечь газетный киоск? Не хотелось ли вам запретить людям пользоваться ЖЖ и другими средствами интерактивного общения? Не собирались ли вы когда-либо заняться самиздатом? Не носите ли вы желтых свитеров, зеленых вельветовых пиджаков, кроссовок с Микки-Маусом? Не кажется ли вам, что премьер-министр похож на зяблика? Считаете ли вы, что обилие кавычек в тексте — признак слабоумия, а вопросительный знак в заголовке — признак импотенции (для мальчиков) или фригидности (для девочек)?

Если хоть на один вопрос вы вдруг ответили утвердительно — немедленно замуж в Турцию (для девочек) или на контрактную службу в Российскую армию (для мальчиков).

Когда же вы, против воли, все же решите идти напролом, давя в себе нелепые смешки, знайте: вы и вправду конченый человек. Отныне никто вас не погладит по голове и не предложит стать во главе взрослого журнала. Ваш удел — брезгливые реплики и редкие халтуры. Впереди — долгая зима. И все, что вам остается, — лишь одиноко и бессмысленно хихикать в сгущающихся сумерках, перематывая карандашом кассету с бессмертной пьесой «Atom. Heart. Mother».