Из чего сделана шинель Путина?

Социологи и медиаэксперты об анатомии путинской сетевой пропаганды

 

Анна КАЧКАЕВА. Не ролик, а диверсия какая-то
Гасан ГУСЕЙНОВ. Каша из гомеопатических пилюль
Александр БИКБОВ. Хорошо ли лечат кремлевские spin-доктора?
Борис ДУБИН. Вселенская смазь


Не ролик, а диверсия какая-то

Анна КАЧКАЕВА

В предвыборной кампании 2011—2012 годов очевидную и важнейшую роль впервые играют интернет и социальные сети. Предвыборные ролики «партии власти» и кандидата от власти — произведения вынужденные. Их заказчики уже не могут не понимать, что они нужны, но и они, и исполнители заказов по большей части не чувствуют языка сетей, их темпоритма, их «повестки дня», их часто непересекающихся аудиторий. Иногда использование тиражируемых ТВ образов («брат», реальный пацан, сетевой Пыня — несимпатичный аналог анимационно-телевизионной культовой Масяни) вроде бы адресует послание к конкретной аудитории (хотя и это не очевидно), а во всех остальных случаях ролики — скорее набор цифровых технологий, чем реальная работа со смыслом.

1.



Клиповое решение сакральной темы (царь — отец или муж) в духе Бердяева: Россия — женщина, она невестится и ищет своего мужа. Эту многонациональную «своенравную и вспыльчивую красавицу», которую не прочь увести иностранный ухажер, нельзя обвенчать ни со старым большевиком (Зюганов), ни с опасным болтуном (Жириновский), ни с умником-интеллигентом (Явлинский), ни с молодым яппи с националистическим душком (Навальный). Они ее не стоят. С ней, конечно, можно сыграть в рулетку. И, наверное, красавица потерпит. Не в первый раз (для особенно продвинутых напоминание о «Жила-была одна баба»). Царственное первенство Владимира Путина подчеркнуто его связью с Кремлем — символом державы (один из самых устойчивых визуальных рядов: Кремль—Путин—триколор—Россия). Все остальные претенденты на трон — мельче, на сероватом, зеленоватом или агрессивном фоне. С врагами и опасностью (фашики, Кавказ) может справиться только избранный. Вывод прост. «Россия без Путина» означает ее конец. Поэтому Путин незаменим. Традиционная схема, отработанная в предыдущих телевизионных кампаниях (верховный одиночка венчается с Россией). Все ритуалы — от инаугурации до прямых линий — работали именно на этот сакральный образ. Сетевой ролик с его минимализмом без телевизионной роскоши снижает образ и добавляет сказочных мотивов, впервые помещая в сюжет не врагов (как было в прошлых кампаниях), а конкурентов — никудышных, конечно, но все-таки соперников. В этом сопоставлении некоторая новизна в выстраивании образа Путина. Здесь он — не только лидер и отец нации, но и лучший муж, замены которому не найти. Страна, правда, при таком раскладе — ветреная красотка.

2. «Путин. Итоги» (три ролика — бедность / улучшение демографии и здоровья нации / повторение пройденного — про здоровье).

2.1.



Заговаривание цифрами. Один из бесспорных аргументов: видимость убедительного факта, объективной картины, запоминается. Очень наглядно. Легко использовать для контраста и сравнения. Поскольку простота и визуальность символов чрезвычайно убедительны, то именно ими легко манипулировать. Что и происходит. В этом ролике «оцифровывается» тема бедности: ее объясняют с социальной и экономической точки зрения (некоторая назидательность подводит к верности приводимых цифр и выводов). На контрасте холодных цифр и схем — фрагменты живого Путина. Причем в некоторых риторических вопросах за кадром незаметно происходит подмена понятий. После закадровой подводки — «что делает государство для того, чтобы поддержать тех, кто живет за чертой бедности» — Путин, по сути, отвечает от имени государства. Тем самым государство и Путин сливаются в единый ассоциативный ряд. Должно читаться: «государство — это я». Забавно, что благополучие в этом ролике измеряется в чизбургерах, а российская бедность сравнивается с Америкой. Из магии цифр, в частности, следует, что американцы беднее россиян в 2,5 раза и в США 50 млн платят за медицинскую помощь, а в России она бесплатная. Задумываться над очевидным передергиванием, несопоставимостью данных зрителю ролика некогда. Цифры и грубые привычные сравнения не требуют размышлений. Чем привычнее (стереотип «плохой и враждебной Америки») и грубее, тем эффективнее. Интересно было бы понять, насколько логике «холодных цифр» из этого ролика поддался сетевой зритель.

2.2.



Заговаривание цифрами-2. Про демографию и здоровье нации — с максимальными ссылками на авторитеты (аналитические отчеты, исследования, социологические службы). Все это должно столбить, затверждать конкретность и очевидность достижений. Они не могут быть опровергнуты. Они железобетонны. На этом фоне Владимир Путин — человек дела и слова. Сказал — и появился материнский капитал, а в итоге и скакнула рождаемость. Руководимые им министры правительства так заботились о здоровом образе жизни (сократилось количество убийств, смертей от алкоголя и болезней), что женщины и мужчины в России стали жить дольше. В этом заслуга технологичного управленца-премьера. Президента Медведева, который был символом и лицом всех этих когда-то национальных проектов (сколько шуму было в предыдущую кампанию), как будто и не было вовсе.

2.3.



Завораживание цифрами-3. Это не оговорка. Третий ролик сериала «Путин. Итоги», исполненный в той же стилистике мультимедийной инфографики, несколько отличается от двух первых и более ранних. В этой истории как будто учтены промахи предыдущих: есть конкретные короткие истории, цифры анимированы, в рисунках возникают персонажи (карикатурные чиновники; вещи — оборудование, машины; символические графические фигуры; компьютерные символы). Все рисованные персонажи движутся и действуют (машинки едут, на коррумпированного чиновника сваливается решетка, уникальный аппарат лечит, гроб закрашивается и пр.). Именно поэтому цифры и сравнения не выглядят по-школьному прописными, воспринимаются современнее (рисунок присущ нынешней иронично-игровой манере объяснять жизнь с помощью образов-символов). Сам Путин минимизирован до компактных и эмоциональных реплик (4 вкрапления на чуть размытом, смягченном фоне разорванного бумажного листа по 20—30 секунд на 7 минут общего хронометража). Выглядит менее навязчиво, без пафоса. Герой не заслоняет достижений, случившихся при его поддержке и мудром управлении. Но и этот ролик требует пристального и вдумчивого просмотра (если говорить о фактах), хотя надо признать, что Путин в этом мелькании цифр, схем и графиков останавливает на себе внимание. В таком приторможенном эффекте, когда стремительное повествование вдруг спотыкается (у видео другая стилистика), тоже есть резон. Невольно вслушиваешься.

3.



«За жуликов и воров». Типичный сетевой ролик — «обратка», «перевертыш». Первоначальный тезис наполняется противоположным содержанием. И как всякое «как бы», «не всерьез», этот ролик дает пищу для разнообразных трактовок. Если создателям, к примеру, кажется, что избиратель, посмотрев видео, одновременно проголосует «за 10 лет экономического роста», «за многократное увеличение зарплат и пенсий», «за строительство школ, дорог и больниц», «за тех, кто преодолел мировой экономический кризис» и даже «за тех, кто мало говорит и много делает» (перечисление и скороговорка в этом случае на руку «жуликам и ворам»), то вот наплывающие «мы/нас» (ученые, учителя, врачи, военные, студенты) и утверждение «как бы нас ни называли» звучат двусмысленно. Для большинства людей имеет значение, чтобы их не называли «жуликами и ворами», а любовь к стране уж точно никак не связана с тем, как кто-то почему-то их называет. С претензией, в общем.

4.



Сериал про Пыню. «Косит» под культовых персонажей компьютерного мира и сети. Анимация (мини-серии, сюжеты) всегда выигрышна. Пыня со своей историей школьника-одиночки, помешанного на компе и погружаемого создателями в предвыборную сетевую клоаку, «кидалтами» и ценителями «2х2» оценен вряд ли будет (много слов и мимикрии под стилистику особого юмора и сленга), а рядовой пользователь, наоборот, может не воспринять игры с актуальными смыслами. Хотя общая установка на аполитичность, бессмысленность митингов, нелюбовь к блогерам-активистам, конечно, считывается. Поэтому вполне понятно, что именно в этом цикле есть серия про Навального (песенка на фоне марширующих отрядов), а серия про Путина называется «Пыня свергает Путина». Но приманка и начинка — это разные вещи.

5.



Ролик «Единой России». Сказочка про жену (народ/Россия) и мужа (власть) о том, как непросто складывалась их жизнь, но как муж любил и воспитывал жену (Путин осмотрительно не фигурирует, потому что в финале призывают голосовать за другого мужчину). Уговорив ее не отдаваться другим претендентам (Зюганов, Жириновский, Навальный), муж поведет ее к светлому будущему, в котором именно он заасфальтировал дороги, проложил связь и интернет. До конца, я полагаю, это произведение досмотрели самые стойкие, обнаружив, что нас призывают улыбаться, голосовать за Медведева и обещают неопределенное «все будет хорошо». Текст — сусально-ходульный, не плотный, от среднего рода, среднего пола и среднего лица. Неперсонализированная картинка (серые люди, муж и жена без лиц). В конце — лик Медведева. Фотографию единственного узнаваемого человека поместили в конце бесконечных 9 минут после бессмысленного и беспощадного коллажа фантомов и цветных обоев. Прямо не ролик, а диверсия какая-то.

Автор — научный руководитель Высшей школы журналистики ГУ-ВШЭ, декан факультета медиакоммуникаций, обозреватель Радио Свобода

{-page-}

 

Каша из гомеопатических пилюль

Гасан ГУСЕЙНОВ

Когда я смотрел эти ролики, мне вспоминались попеременно две байки.

Одна — про блокадника-ленинградца, соседа моих старших друзей, который жил над гомеопатической аптекой, и когда бомбой разворотило стену, он собрал остатки пилюль и сварил их все вместе с юфтью, снятой с правила для клинковой бритвы. Поел — и остался жить. Правда, много лет не умел испытывать удовольствие при употреблении в пищу даже деликатесов.

Если бы каждый из просмотренных роликов был единственным в своем роде или, скажем, смотреть их пользователям разрешали строго дозированно, то они, возможно, оказывали бы желаемое целенаправленное воздействие даже на целые группы населения. Потому что они созданы по гомеопатическим рецептам, а распространяются в рамках партизанской вакцинации.

Мало того, эта вакцинация не разовая, а безостановочная, это целое занятие жизни, сопровождаемое обсуждениями на той же странице, где ролики и размещены.

Поэтому замысел — показать сверхчеловеческое величие Путина, лично спасшего народ от вымирания, лично защитившего лес от пожара, лично уберегшего «Газпром» от перехода в руки американского супостата, лично добившегося того, что теперь бедняков в США вдвое или вчетверо больше, чем в России, — реализовать не удается. Слишком много доказательств. Слишком ничтожны оппоненты. Слишком страшно, если все держится на нем одном.

Не удается доказать и то, что блогер Навальный — это одновременно и ничтожный сетевой хомячок, и купленный коварными жидами страшный шабес-слон.



Потому что визуальный ряд внушает такое же доверие, как напечатанное крупным шрифтом матерное ругательство. Произносимое тихо и редко может встряхнуть слушателя, выкрикиваемое громко и часто — только оглушает.

Некоторым теоретикам видеоарта кажется, что визуал воздействует на мозг непосредственно, программируя опрощенного владельца этого мозга на желаемые поступки. Ошибка состоит в том, что современная сетевая коммуникация гипервербальна (или теперь говорят «мегавербальна»?), иначе говоря, все увиденное пропускается через сложный и многослойный словесный фильтр.

Малейшая неточность — и зритель-слушатель надолго или даже навсегда потерян.

Вот пример. Выступая перед телезрителями в известном жанре «разговор с целлулоидных небес», В. Путин в тандеме с еще более красивым Эрнестом Мацкявичюсом на заднем плане переиначивает лозунг одного из роликов, в котором блогер и миноритарный акционер Навальный говорит о партии «баранов, е**ных в рот»: «Бараны, вперед!» И добавляет: «Разве можно с людьми обращаться как со скотом?!»



С одной стороны, Навальный говорит что-то еще более «ужасное». А с другой, перепроверка обвинения в один клик ставит зрителя в тупик: черт побери, никому нельзя верить — ни Навальному, ни Путину. И усредненный комментарий выходит такой: «А мы и есть блеять бараны, с нами иначе нельзя блеять».

Каша из гомеопатических пилюль дает обратный ожидаемому эффект. Вместо вакцинации от влияния конкретного политического противника получается диффузия рыгучего недоверия и возгонка теории заговора.



Неизбежность природного катаклизма становится в этом ролике основанием для ультимативного объяснения теории заговора всех против России: перед всемирным потопом 2012 года нужно успеть занять Сибирскую платформу. Ужас «нашего» положения, однако, еще и в том, что «природный катаклизм» может оказаться надувательством. Побросав нажитое в европейской России и с трудом обустроившись на Сибирской платформе с ее холодами и комарами, «мы» можем в очередной раз оказаться жертвами разводки, а на наше место явятся «жиды» и «пиндосы». Как писал Менделе Мойхер-Сфорим, «на свете не обойтись без обмана, и ангелы, посетившие праотца Авраама, были вынуждены вести себя по земным обычаям: как сказано, “и они ели”, то есть были вынуждены сделать вид, что едят...»

Отчеты об интеллектуальном коротком замыкании от просмотра этих роликов можно собирать в сети сотнями комментов.

«Как обычно — поливают грязью Народ и подсовывают жидов для перехвата инициативы в свои руки. Сейчас идет же информационная война, вот и разгоняют народ не пушками, как когда-то, а информационной “стрельбой”».

Виновниками, заказчиками и организаторами заговора становятся буквально все (точнее — фсе) фигуранты текущего политического процесса:
«Русские НАЦИОНАЛИСТЫ, вы совсем дураки, что поддерживаете жидов, которые на сцене??? Если они въедут на ваших спинах в Кремль, ВЫ БУДЕТЕ ПРОКЛЯТЫ ПОТОМКАМИ НАВСЕГДА!!!»
«Всем разумным Русским людям мы Русское Сопротивление советуем прочитать книгу Бориса Сулевого «СПЕЦНАЗ ЗЛА». Тот кто её прочтёт не будет обманут теми кто является жидом и шабес-гоем, а именно Явлинский, Каспаров, Навальный, Немцов, ТОР, Путин, Медведев, Прохоров, Сергей­ Миронов, Зюганов трусливый лидер КПРФ» (орфография и пунктуация подлинника сохранены).

В одном отношении визуально-акустический пропагандистский продукт сильнее вербального: видеоклип требует меньше внимания и меньше работы не только от сознания вообще, но и от такой его важной составляющей, как воображение. Поэтому потребитель видеопродукции жаден до наслаждений. Эта жадность увидеть еще и еще характеризует, кстати, и киноманов. Технология отшибает воображение.

Отсюда — вторая байка, из еврейского фольклора. Коммивояжер Кон обедает у скуповатой хозяйки. В бульоне, сваренном из курицы средней упитанности, плавают два-три кружочка жира. Кон обещает хозяйке по грошу за каждый такой кружок. Хозяйка вычерпывает весь жир из горшка в тарелку Кона, но в итоге на поверхности бульона плавает один большой жировой круг. Ровно на грош.

Так и с вирусными роликами. Когда показываешь один — пугаешь не на шутку. Но всем им вместе — грош цена.

Автор — профессор МГУ им. Ломоносова, директор Центра гуманитарных исследований РАНХиГС

{-page-}

 

Хорошо ли лечат кремлевские spin-доктора?

Александр БИКБОВ

Spin-доктор — это специалист по «вылечиванию» плохих для заказчика новостей в СМИ путем переноса внимания на позитив. До недавнего времени spin-доктора в российской политической пропаганде больше походили на рыб-прилипал, которые перемещались в непосредственной близости от тела VIP-персон и «включали» телекамеру в тот момент, когда можно было продемонстрировать их благие деяния. Клонированные образцы такой терапии: Владимир Путин в истребителе, Владимир Путин на охоте, Владимир Путин в подводной лодке, Владимир Путин на байке... Неординарное общественное движение декабря потребовало столь же неординарного ответа, обращенного к новой аудитории, очевидно не готовой с почтением выслушивать грубоватые фантазии про себя самих и американские деньги. Пытающиеся вращать сетевые настроения spin-доктора, по видимости, принадлежат к новому поколению и явно не привержены до дрожи партийной ортодоксии. Их взгляд на Кремль и, вероятно, собственные аполитические предпочтения позволяют точнее оперировать настроениями оппонентов Кремля. Но эта же дистанция превращает их работу в палку о двух концах.

Целый ряд вдохновленных ими видеороликов, где обыгрывается образ партии власти и лично Путина, выстроен как видеозаменитель того диалога, в котором Кремль вживую отказывает протестующим даже в тот момент, когда премьер-министр выходит перед телекамерами для «общения с народом». В этом отношении они представляют собой новый штамм российской политической пропаганды: не воззвание к послушной пастве и не изобличение оппонентов-марионеток, а обращение к «позитивному» компетентному потребителю, склонному к саморефлексии и самоиронии, но также безжалостному к «тупой школоте», будто бы наводняющей социальные сети.

Если сравнивать две риторики — роликов и пресс-конференции Владимира Путина 15 декабря 2012 года, первое, что обращает на себя внимание, — это различие интонаций: утвердительно-неколебимая премьера и вопросительно-колеблющаяся видео, которая перерастает в торжествующую. Ролики с наиболее ясным и детализированным посланием работают на маховике внутреннего диалога: вопрос (себе) — так, посмотрим — ответ (себе). Не всегда вопросы и сомнения сформулированы явно; они могут присутствовать в виде немого допущения: «но ведь стало-то хуже!» Развернутый в череде анимированных аргументов ответ неизменно гласит: сейчас, возможно, далеко не райский момент (видите, мы честны с собой и с вами), но раньше было гораздо хуже и беспроглядней.

Второе ключевое отличие роликов о Путине от самого Путина — это признание полноценности оппонента со всеми его — возможно, ошибочными — идеями и мнениями. Ролики не оскорбляют и не унижают зрителя, будучи обращены при этом не к сторонникам Кремля, а к его противникам. В этом их радикальное отличие от выступления премьера в прямом эфире 15 декабря, когда тот вольно или невольно соскальзывал в жесткую «мужскую» издевку над «неполноценными» участниками митингов. В отличие от уничижительного «пацанского» стеба прототипа видео о Путине начинаются с воспроизведения ключевой характеристики любого мирного диалога — допущения состоятельности аргументов собеседника и частичного или полного принятия его стороны.

Готовность отчасти занять позицию оппонента, передача первого хода ему призваны обезоружить, выбить из колеи, пользуясь его собственным агрессивным настроем. Ровно на этом строилась, например, стратегия Николя Саркози в финальных предвыборных дебатах 2007 года против Сеголен Руаяль. По его предыдущим выступлениям многие, включая Руаяль, ожидали от главы МВД позы жесткого мачо, едва ли не агрессивного солдафона. В противоположность ожиданиям он предстал разве что не в амплуа смиренного старшеклассника: вы правы, мадам; но как же, простите, мадам!.. Руаяль была порядком растеряна и по инерции, на взводе наговорила немало лишнего, вызвав сочувственные ухмылки даже у своих симпатизантов. В отличие от более гибкого Саркози российский премьер, похоже, не способен демонстрировать смирение и даже имитировать слабину. За него это делают spin-доктора — более профессиональные, но, очевидно, не столь убедительные в своей анонимности косметологи лица власти. В иных случаях неутихающее крещендо произведенного ими позитива вырождается в курьез: «В Иванове мобильный интернет — спасибо партии за это!»

В зазоре двух тактик — видеосимуляции вдумчивого или самоироничного диалога с информированным потребителем и привычной ригидности властных поз, где грубый иерархический окрик призван магически отменить сложные маневры и изобретательные ходы, — просматривается смена власти, еще не вполне очевидная для самих ее «вечных» носителей. Одной из ключевых новаций хрущевской реформы госаппарата было формирование вокруг ранее авторитарных министерств пояса экспертных советов, в консультации с которыми начали вырабатываться политические решения. Даже в большей мере, чем перетряска партийных структур, характер советской власти изменило это замещение прямой политической воли механикой экспертных советов. Они же стали одним из политических рычагов для «коллегиального» снятия Хрущева с его постов. Привлечение подвижных и сверхадаптивных spin-докторов к производству публичного образа Кремля, очевидно, имеет неоднозначный результат, как и десталинизация госаппарата с привлечением внешних экспертов. При относительно скромной эффективности этого хода (400—500 тысяч просмотров у наиболее популярных видеороликов) правительство делегирует наемным профессионалам право полемизировать с оппонентами. И в этом незначительном, казалось бы, жесте раскрывается целый новый политический мир. Не слишком лояльные профессионалы, которым нужно достаточно хорошо владеть аргументами (и коллективной эмоцией) оппонента, чтобы их использовать, при этом социально близкие образованной и высокопрофессиональной части протестующих, вступают в техническое состязание с подобными себе по социальному классу.

Если заказ Кремля к компетентным посредникам сохранится и расширится, правительственным специалистам вскоре придется отвечать уже не за свои высказывания, а за работу тех, кому они передали лицензию на производство позитивного образа власти. Если заказ, а следовательно, компромисс с представителями сегодняшних протестов, классом образованной буржуазии, не будет расти, «одиночество Путина», заявленное в начале 2000-х как непостижимо метафизическое, в начале 2010-х превратится в банально политическое. Грубоватая полковничья шинель, ворс которой по-прежнему явственно топорщится из-под дорогих голубых костюмов, не перестанет придавать комичный оттенок всем попыткам прямой отповеди образованным насмешникам с Болотной и Сахарова. В обоих случаях это проигрыш для нынешних глуховатых кремлевских обитателей. Spin-доктора, которые адресуют свои видео прежде всего социально близкому себе электоральному «болоту», вряд ли способны «вылечить» недоверие последнего к институциональной политике. Зато они становятся частью того защитного пояса, который сам начинает тянуть власти к следующему шагу.

Автор — заместитель директора Центра современной философии и социальных наук философского факультета МГУ, ассоциированный сотрудник Центра Мориса Хальбвакса (Париж)

{-page-}

 

Вселенская смазь

Борис ДУБИН

В самом грубом виде собрание этих видеороликов можно разделить на две части: прямая предвыборная агитация и ее пародийное (или, если угодно, карнавальное) переворачивание.

Устойчивые, повторяющиеся элементы агитации (путинской и отчасти медведевской, включая единороссовскую):

— субъект действия — страна (огромная, великая и др., так или иначе — особая, экстраординарная, выходящая за любые пределы — по величине, богатствам, острым проблемам, далее по списку); Россия везде и всегда противопоставлена всему остальному миру, предмет риторического интереса, государственной забот и опеки — только она;

— единственный источник порядка — государство, то есть власть, то есть кремлевская власть, то есть «Я, Верховный», как назывался когда-то антидиктаторский роман эмигранта-парагвайца Аугусто Роа Бастоса (смысловое уравнение, спародированное в агитационном ролике КПРФ «Путин vs Медведев», где чередуются реплики Путина и Медведева в их претензии на главную роль: «Я — Я» и т.д.);

— фигура Путина как единственного, самодостаточного и вездесущего спасителя — от бедности, вымирания, алкоголизма и всего-всего дурного (сложившийся «порядок» — идет горячая вода, асфальтируются дороги, убирается мусор, пенсии выплачивают, «скорая помощь» приезжает — все воспринимают как разумеющийся «сам собой, а ведь кто-то развернул, обеспечил, создал условия…» — «Предвыборный ролик Единой России»), собственно говоря, самодостаточен в такой картине социального мира может быть и есть только один, Он;

— обращение к населению сугубо популистское («цена надежд и ожиданий миллионов граждан России» — ролик «Путин. Итоги»), а потому внутренне, по сути — совершенно презрительное и циничное («Подзабыли, кто вас имеет и кормит…» — «Предвыборный ролик Единой России»);

— давление на тему женского (исключительно как прокреативного — способного рожать детей, и обязательно не одного) и тему детского, включая детскую нищету, наркоманию, государственно обеспеченное детское здравоохранение и др., — то есть, обобщенно говоря, тему национального здоровья и соответственно вырождения, порчи генофонда и т.д. — ср. пропаганду насчет «здоровья нации» и «вирусоносителей», ему угрожающих, в Германии 1930-х годов;

— соответствующие представления о политике: это практически исключительно сфера благодеяний власти; понятно, что для образно-символической презентации политики, политического выбора, действий и т.д. чаще других используются общедоступные метафоры эротических отношений (голосование юной парочки в одном из предвыборных агитационных роликов ЕР — «Несправедливо»), модель традиционной семьи, резко разделенной по осям гендера, власти, ролей, ресурсов — на одной стороне (мужской) их предельная концентрация, на другой (женской) — минимум, его символы — безделье, потребительство, сидение в интернете и проч. Вообще говоря, интернет в этих роликах подается двузначно: как потребительское благо, особенно для молодежи, и как пустое, а то и вредное занятие, которому противопоставлена настоящая работа — физическая, тяжелая, «до кровавого пота», необходимость «пахать», «вламывать» (тоже ведь довольно цинические оценки, не правда ли?) на стороне населения и «настоящее», «реальное» дело на стороне власти: «Мало говорит, но много делает» (по опросам Левада-Центра, массовые негативные оценки власти, в том числе — партии «Единая Россия», а в значительной мере и Путина с Медведевым, как раз обратные: «Много говорят, мало делают»);

— с фигурой спасителя и образами угрожающей катастрофы, общей беды, конца коррелируют фигуры врагов: «иностранный ухажер», который вот-вот сманит «русскую красавицу» и «продаст ее в ближайший зарубежный бордель» («Путин ушел в отставку?»); понятно, Америка, а также североафриканские революции, демонстрации, поджоги, погромы, трупы в Египте, Ливии, Италии, Греции, Сирии, мировой экономический кризис и т.п. Даже антисемитизм, вроде бы переставший сколько-нибудь активно и широко использоваться в новейшей российской политической пропаганде и агитации, по крайней мере — в основных, огосударствленных СМИ, теперь опять идет в ход (так, Жириновский в ролике «Путин ушел в отставку?» демонстративно картавит и проч.);

— точки отсчета (всегда отдельные и выгодные для сопоставлений в пользу нынешней власти) — позднесоветский период, в частности, Афганская война, а потом — «горбачевские рекорды конца восьмидесятых» (ролик «Россия больше не вымирает»), но прежде всего 90-е, а конкретно — 1990-й, 1992-й, «начало 90-х», вторая половина 90-х, 1999-й и т.п. (кстати, 1997 год, когда начали сказываться результаты гайдаровских реформ, был в экономическом плане, по данным опросов Левада-Центра, как раз весьма благополучным, и тенденция наперед складывалась достаточно обнадеживающая, но ведь нужно представить 90-е как целое и — в целом — как гибельный провал, поэтому вперед, заслоняя остальное, выдвигается дефолт 1998-го).

Относительно новые моменты:

— частичное признание изъянов, просчетов, острых проблем (та же тенденция — в новейших официозных учебниках истории). Логика такая: да, проблемы есть, «нужно еще много работать» (ролик «Путин. Итоги — борьба с бедностью»), но мы, я это и делаем — перед нами фактически своеобразная форма тотального контроля власти над ситуацией, относительно новая управленческая тактика: не отгораживаться от неприятных реалий, а, напротив, включать всё в одно, превращая в общую кашу, вселенскую смазь, главное же — демонстрировать этот контроль надо всем и тем самым утверждать его наличие, а в конечном счете — и его эффективность, тем более что никаких партнеров у так представленной власти и никаких альтернатив ей практически нет. Фигуры Зюганова, Жириновского, Явлинского и — новинка! — Навального репрезентируются в заведомо негативном ключе как не имеющие власти, ничего реально не делающие, а потому угрожающие России как единой и могучей стране, как — еще один навязчивый риторический ход — единому целому. Метафорика целостности как источника мощи («Да, брат, вместе мы сила» — ролик «Единая Россия — Выборы») — отличительная черта мифологизированного и идеологизированного сознания, равно как всегдашнее воображаемое противостояние «нас» и «их», «своих», «наших» и «чужаков», кто бы в их роли ни оказывался — от США до Китая и от Балтии до Кавказа (вопрос о Явлинском: «Удержит ли он Кавказ или Кавказ нам уже не нужен?» — ролик «Путин ушел в отставку?»);

— приводимые в агитационных роликах статистические, социологические и другие эмпирические данные — цифры, графики, диаграммы — либо относятся к единичным случаям (Тамбов, Челябинск, Саранск, Оклахома, Ханты-Мансийский округ, Иваново…), либо ко всему мифологизированному целому, будь то Россия, будь то Америка или весь «Запад», так что факты всегда вырваны из системы, упрощены и подобраны под немедленное суггестивное воздействие на большую, неструктурированную и не слишком подготовленную к такому напору аудиторию, а ведь все дело именно в системе, ее динамике или отсутствии, затормаживании, придерживании таковой. О фальсификации результатов, вырванных из проблемного контекста («…у нас никто не потерял работу в 2008 году..» — «Предвыборный ролик Единой России», «за период с 1990-го по 2001 год жертвами злоупотребления спиртным стали около одного миллиона…» — ролик «Россия больше не вымирает»), наряду с их односторонним «направленным», выгодным для власти использованием сейчас не говорю. Скажем, пресловутый индекс бигмака (ролик «Путин. Итоги — борьба с бедностью»), вообще говоря, применяется прежде всего не для оценки богатства/бедности населения, а для межстранового сопоставления курсов валют, и обеспечивается возможность этого сравнения как раз тем, что цена бигмака в разные времена в одной стране и в разных странах в один фиксированный момент разная, — и это лишь один, не самый важный пример пропагандистской обработки информации создателями и заказчиками роликов;

— наряду с апелляцией к укрепившемуся за нулевые годы зависимому от власти, адаптирующемуся и признающему свою маломощность большинству теперь все чаще властью практикуется обращение к молодежи, ее — в общем достаточно трафаретным — символам и ориентирам (компьютер, «чистая» работа, хороший заработок, интересный досуг, поездки за рубеж и т.д.);

— использование «антиструктурных» моментов (Виктор Тернер), символического («карнавального») переворачивания, насмешки, стеба, прикола — как способ укрепления образа и статуса единой и безальтернативной авторитарной власти, т.е. еще один элемент стратегии тотального поглощения властью практически всего остального и средство контроля над этим остальным. В этом плане опускающий заглавного персонажа «Гимн Навальному» — «Не надо работать, не надо пахать… жежежечка — Библия наша» — стоит рядом с песней «Путин мудак» (файл, похоже, уже удален), они работают на одну функцию и одну инстанцию; больше того, можно теперь, как в ролике, заказанном Р. Шлегелем, признать ЕР «партией жуликов и воров», но тут же «на голубом глазу» (нахальство — второе счастье и черта эпохи, равно как и небрезгливость) продолжить ее характеристики типовыми «партия тех, кто мало говорит и много делает» и т.п. («Р. Шлегель запустил очередной вирусный ролик «Единой России»);

— вообще использование самых современных коммуникативных технологий (плазменного ТВ, 3D-кино, клиповой поэтики, популярнейших и доходнейших фильмов-блокбастеров, скажем, в ролик про «Сибирскую платформу» — останется ли эта территория Россией? — вмонтированы кадры из ленты Р. Эммериха «2012»), да и вообще для ряда роликов характерно самое активное применение штампов ходовых фильмов-катастроф, равно как антиутопических конструкций в новейшей российской прозе и кинопродукции, возможностей телевидения и интернета и др. (например, в ролике «Время пришло»). И все это техническое совершенство используется, замечу, для пропаганды «самых пещерных идей» — наблюдение над стратегией тоталитарной пропаганды, сделанное в свое время прозорливым Оруэллом.

Автор — руководитель отдела социально-политических исследований «Левада-Центра», заместитель главного редактора журнала «Вестник общественного мнения»​