«Телевидение – не наша профессия»

Уже неделю в прямом эфире можно наблюдать строительство нового телепроекта «Дождь. Optimistic Channel». Откуда берется оптимизм у гендиректора «Дождя» Натальи Синдеевой и главного режиссера Веры Кричевской, выяснял ГЛЕБ МОРЕВ

Имена:  Вера Кричевская · Наталья Синдеева

    

Наталья Синдеева: «Я понимаю, что только то, во что я сама верю, у меня может получиться»


— С одной стороны, вы именуете ваш канал Optimistic Channel, с другой — явно ориентируетесь на ту аудиторию, которая от телевизора за последние десять лет ушла. Но ведь этот уход — история скорее печальная и совсем не оптимистичная, потому что за ней стоят довольно грустные общественно-политические обстоятельства нашей истории нулевых годов. С тем, что они грустны, думаю, согласитесь и вы, и ваши потенциальные зрители. В чем же ваш оптимизм? Откуда для него берутся силы и основания?

— Когда до кризиса я задумывала телеканал, все было здорово, и я думала, что это мог бы быть еще и хороший бизнес, потому что тогда было много денег на рынке, рекламный рынок был очень-очень наполненный. И вдруг случился кризис, встал вопрос вообще: «делать — не делать», как, зачем и так далее. Это длинная история моих внутренних переживаний. И в какой-то момент я поняла, что нет, я должна это сделать, останавливаться не в моих правилах.

В принципе, ситуация была совсем неоптимистичная, более того, я бы сказала, она была достаточно трагична, потому что рекламный рынок в тот момент не просто замер, он рухнул, он и сейчас еще не возродился из пепла, а только пытается. Общая ситуация, обстановка не способствовали тому, чтобы у наших потенциальных зрителей было желание вернуться к ТВ. Но я вдруг для себя поняла: ведь правда, очень многое зависит от каждого из нас, в каждой области. Я поняла, как бы громко это ни звучало, что я могу попытаться изменить что-то вокруг себя. Процесс создания канала очень важен для меня, и для меня лично он очень оптимистичен, хотя обстоятельства действительно не слишком оптимистичные. И я поняла, что если я буду анализировать и думать, то, знаете, у нас у всех первое желание — лучше, может, уехать и спокойно жить где-нибудь на Гоа. И мне стало понятно, что от процесса созидания мы напитываемся здесь оптимизмом.

Вот если бы вы вчера пришли [на открытие эфирного вещания], то вы бы поймали это ощущение драйва у людей, несмотря на то что проект идет очень сложно, очень тяжело с точки зрения запуска, технологически. Но этот процесс созидания, творчества, понимания, что от всех нас здесь что-то зависит, дает нам невероятный оптимизм. И мы хотим оттранслировать это зрителю. И если нам это удастся, то мы не будем думать про обстоятельства вокруг.

Когда мы год назад проводили здесь выставку, рассказывая о том, что мы хотим построить, Вера [Кричевская] произнесла фразу: «Очень важно послевкусие, с которым зритель выключает телевизор», — да, вот это очень для нас важно. У нас сейчас идет сложный поиск. Мы каждый день обсуждаем новости, и мы понимаем: ну, блин, тут оптимистичности нет, тут нет… Как найти, как создать правильный угол, чтобы у человека, который посмотрел телевизор, было бы желание, как и у нас, что-то делать, не отчаиваться? Вот это мы сейчас и ищем, это мы и хотим донести через себя до зрителя.

Это как в анекдоте про стакан. Для нас он всегда наполовину полон. Для меня точно — и я стараюсь передать это всему коллективу. И людей стараюсь подбирать как-то так, чтобы для них он тоже всегда был наполовину полон.

— За вами опыт успешного радио [«Серебряный Дождь»], которое на уровне бренда соотносится с вашим телеканалом. Какие детали радийного опыта вам помогли, помогают в нынешнем проекте?

— Мы строили радио интуитивно. Не понимая формата, не понимая, как должно жить радио. Интуитивно чувствовали, как мы хотим работать и что мы хотим получить. Тогда [в 1995 году] не было маркетинговых исследований, не было никаких фокус-групп, было только безумное желание делать радио, которое нравится нам самим. Вот и сейчас, в принципе, если подойти к построению бизнеса классически, то я должна была бы провести фокус-группы, заказать какие-нибудь маркетинговые исследования о том, что происходит на рынке нишевого телевидения, какая аудитория у него востребована, какой нужен формат и так далее. Но я этого ужасно не люблю, мне это не нравится, потому что я делаю, как я чувствую, и вот этот опыт я и хочу использовать. Только тогда, с радио, это было бессознательно, а сейчас я подошла к этому осознанно. Я понимаю, что только то, во что я сама верю, что я чувствую, у меня может получиться. Это, наверное, первое.

Второе: мне на радио удалось построить очень правильную систему продаж в смысле подхода к продажам рекламы. На радио я была в свое время первопроходцем, рассказывая клиентам, почему не так важен охват, но очень важно, какая аудитория. Тогда ведь не было слова «таргетинг», нужен был только охват. И я как-то открывала это рынку. Было непросто, но в итоге нам удалось сделать так, что «Серебряный Дождь» до сих пор — один из самых успешных коммерческих проектов. При этом всегда с небольшой аудиторией, но очень правильной. Но создание этой правильной аудитории было не в отрыве от создания контента.

Почему очень часто страдают проекты, которые просчитываются маркетологами? Потому что одного маркетинга недостаточно. Часто реклама создается для определенной аудитории, но при этом контент, который делается, эту аудиторию не устраивает. Мы же, я и [гендиректор «Серебряного Дождя»] Дима Савицкий, чувствовали не только, какая аудитория нужна рекламодателю, но и что нужно такой аудитории с точки зрения контента.

Сейчас получается похожий опыт. Я опять оказываюсь первооткрывателем на телевизионном рынке, потому что в кабельных сетях сейчас практически отсутствует рекламная модель. Единственный, у кого там более-менее что-то получается с точки зрения продаж, — это РБК. Нишевые каналы живут по-другому, они живут за счет продажи контента абонентам и договариваются о стоимости абонента с сетями. Стоимость за одного зрителя 1 рубль, условно; это очень маленькие деньги, и у нас нет таких огромных сетей. При такой ситуации нишевые каналы могут выжить только при недорогой стоимости контента. А наш контент — дорогой. И единственный способ жизни для нашего канала — рекламная модель. На ТВ-рынке существует сейчас несколько крупных игроков, которые выкупают все рекламное время на каналах, расписывают все рекламные бюджеты. И для них единственный инструмент – это продажа стоимости контакта с аудиторией. Но я понимаю, что у нас не скоро будет достаточный охват, чтобы крупные рекламные агентства посмотрели в нашу сторону. И я прекрасно понимаю, что здесь мне опять потребуется мой опыт того, как продавать правильную аудиторию с правильным контентом, — и какому клиенту. И мои первые шаги это подтверждают, что безумно приятно, потому что мы, не имея пока эфира, уже подписали несколько рекламных контрактов. При этом я честно говорю клиенту, что у нас не понятно пока количество зрителей, мы не понимаем до конца еще, кто нас смотрит. Но мы точно понимаем: то, что мы делаем, интересно вот такой аудитории. И клиент верит и говорит: да, мы готовы. Это тоже, наверное, хороший опыт.

И третье — то, что касается контента. И на радио, и в том, что я сейчас стараюсь делать, мне всегда кажется: надо делать то, что тебе самой интересно. Это главный посыл. Мы тут много спорим, надо ли показывать то, что мы сейчас делаем, live? Я говорю: «Мне было бы безумно интересно смотреть, если бы кто-то мне показал, как стоится и делается телеканал».

— Вообще говоря, это очень напоминает шоу «За стеклом»…

— Да, но только там хватают за сиськи-письки, и так далее. А тут же процесс производства, то есть создание новостей, создание программ. Вот мне это было бы безумно интересно. Мне, кстати, нравится и ваш формат, когда вы снимаете редакторскую летучку, это же тоже заглядывание в производство. Это же очень интересно! Мы это расширили и показываем всё. Это подчеркивает нашу честность и открытость. Знаете, иногда я ловлю себя на том, что забываю, что я в прямом эфире, что у меня петличка [с микрофоном], и начинаю с кем-то вести какой-то рабочий разговор… Но потом я понимаю, что сама же хотела этой открытости. Хотела — получай.

— Коль уж вы заговорили про бизнес и деньги, то какие у «Дождя» бизнес-перспективы и задачи? Кто инвестировал в этот проект?

— Инвестировала пока я сама. По моему бизнес-плану, который, конечно, до кризиса был один, после кризиса — другой, я надеюсь, что мы достаточно быстро выйдем на оперативную окупаемость. Задачи возврата инвестиций срочно не стоит, потому что мои деньги могли лежать в банке, я могла купить какую-то недвижимость за границей, у меня такая была мечта. Сейчас мне пришлось откорректировать этот бизнес-план, но мы максимально ужимаемся в расходах и при этом уже начинаем активно продавать рекламу. Поэтому, если все получится, я надеюсь, что мы до конца этого года — к началу следующего сможем попробовать выйти хотя бы процентов на 70 покрытия наших оперативных расходов, и тогда, возможно, я смогу обойтись без привлечения инвесторов. Хотя этот вариант тоже рассматривается. Он ужасно мне несимпатичен, мне ужасно этого не хочется, но он есть. У меня нет бизнес-плана, который я бы весь выверила, проанализировала, — нет, всё на уровне ощущений. Пока они — тьфу, тьфу, тьфу — вроде оправдываются. {-page-}
     

Вера Кричевская: «Отсутствие форматов — это тоже, в общем, знак свободы»


— Вера, вы человек из команды «старого» НТВ. Те телепроекты, которые делаются сейчас в расчете привлечь аудиторию, ушедшую от ТВ в прошлое десятилетие — к примеру, обновленный «Пятый канал», — все они так или иначе апеллируют к опыту свободного ТВ 90-х, хоть и прошло уже десять лет — целая эпоха по меркам телевизионной истории. Опираетесь ли вы в сегодняшней работе с «Дождем» на свой прежний опыт?

— Мне кажется, что сегодня многие форматы 90-х, наверное, не нужны. Опыт картинки 90-х тоже никому не нужен. Самые главные качества из тех, что были на НТВ и которые хочется вернуть сегодня, — это смелость, открытость и возможность что-то пробовать. На больших каналах крайне сложно пробовать, потому что, чтобы тебе дали что-то попробовать, нужно пройти кучу инстанций, кучу руководителей, которые скажут: «А давай по-другому, а давай не так, это не для нас». У меня, когда я много лет работала на НТВ, все было легко, не знаю, как у других, но у меня была абсолютная фортуна — что хотели, то и творили в эфире, и это было очень неплохо. На самом деле из опыта 90-х хочется опираться только на эмоциональный опыт, больше ни на какой.

Вы не представляете, какой колоссальный технический гэп случился за эти десять лет. Мы не можем использовать ни прежние технологии, ни форматы. Мне кажется, то, что мы пытаемся сделать, это своего рода антителевидение, антиформат. Вот, знаете, сегодня утром у меня родился слоган, который мы сейчас будем внедрять: «Телевидение — не наша профессия». Это вообще-то перифраз знаменитого слогана НТВ «Новости — наша профессия». И мне кажется, что этот новый слоган сегодня примирил меня с тем, что мы делаем: мало того, что в нашей команде почти нет профессиональных телевизионных людей, ну почти нет, но мы еще и обнулены с точки зрения опыта форматов, хронометражей и т.п.

— Вы скорее рады такому обнулению, рады сознанию, не замусоренному форматами двухтысячных?

— Скорее да, это даже задача — попытаться не опираться ни на какой опыт. Но я до конца не уверена, а хорошо ли это будет — взять и перечеркнуть гигантский опыт вообще. Я считаю, что надо попробовать, и мне кажется, что в этом смысле мы можем занять какую-то нишу в телевизионном пространстве — а мы хотим ее занять — нишу эксперимента и свободы. Потому что отсутствие форматов — это тоже, в общем, знак свободы. Я верю в то, что если тебе нужно соорудить конфликт, то всё должно работать на конфликт: и камера, и декорация, и, в первую очередь, содержание. Когда мы думали, как должен выглядеть телеканал, мы решили — пусть он будет открытый: и окна открыты, и вообще всё наизнанку; люди ходят, и все они одеты, как в жизни; и никакой причесанности. И это тоже будет работать на сверхзадачу, на открытость, бесформатность.

— Я уже сказал Наталье [Синдеевой], что то, что сейчас происходит, вот это строительство канала в прямом эфире, мне напомнило шоу «За стеклом».

— Вы правы абсолютно. Я честно скажу: у нас в коллективе ужасные, так сказать, баталии. То есть Наташа это придумала, Наташа — идеолог процесса. Мне это не сильно нравится, может быть, потому, что я не могу отказаться от своего телевизионного опыта, мне иногда страшно, что кто-то из моих бывших коллег, профессионалов, на это посмотрит. Скажут, что я уже не могу создать нормальную картинку, не могу структурировать процесс. А я, честно, этим не занимаюсь. Вообще.

— Но это ведь и не входит в задачу? Это принципиальный отказ от создания картинки?

— Сейчас я уже думаю, что это принципиальный отказ (смеется). С самого начала я думала, что, как говорится на телевидении, особенно в прямом эфире: лучшая импровизация — это гиперподготовленная импровизация.

— У вас же, кстати, канал прямого эфира, и ставка сделана на непрофессиональных ведущих?

— Да, практически кто угодно будет — девелоперы, учителя русского и литературы, художники, мы сами... Почему мне еще нравится этот слоган, который сегодня утром пришел мне в голову, «телевидение — не наша профессия», — потому что это правда. Я думаю, что сегодня намного больше веры в картинку из YouTube, чем в красивую студию, где поработал суперпрофессиональный художник по свету, прекрасный оператор-постановщик, где все красиво. У меня есть ощущение, что часть аудитории, которая нас интересует, больше верит в YouTube, чем в красоту студии. И это часть идеи, да.

— То есть вы рассчитываете, что вам придется конкурировать не с «Первым каналом», не с «Россией» 1, 2 и 3, а с YouTube, с ЖЖ, короче говоря, с блогами?

— Вы знаете, в нашей концепции даже заложена такая идея: мы настолько не конкурируем с федеральными каналами, что если сейчас идет какой-то мегапроект — трансляция футбола на «Первом канале», например, — то мы говорим нашим зрителям: «Давайте бегом на "Первый", а потом к нам, чтобы потом это все обмусолить, обсудить». Мы собираемся так делать. {-page-}

— Условно говоря, вы делаете не живой журнал, а живое телевидение, то есть озвучиваете и снабжаете картинкой то, что отражается в блогах?

— Я так об этом не думала, то есть я не сравнивала с блогами, но, наверное, да. Мы же говорим, что мы для себя все это делаем. Мне хотелось бы собрать рефлексию на то, что происходит сегодня, сейчас. Поэтому события, на которые направлена эта рефлексия, могут быть откуда угодно. Мы по этому принципу пытаемся построить и наши новости. У нас часто нет картинки, потому что, к сожалению, нам ее неоткуда взять. У нас нет информационной службы, построенной по принципу информационной службы, где камеры, корреспонденты, все ездят, снимают. Мы не участвуем в гонке за собственной картинкой, за собственным эксклюзивом, это не наша история. Наша история — показать, какую реакцию это вызывает, как это отражается.

— Краеугольный камень блогосферы — это интерактивность, возможность комментариев, дискуссий. Будет ли у вас элемент интерактивности?

— Очень много будет элементов интерактива, в авторских программах его будет много. Мы только начинаем это запускать, но мне уже совершенно не нравятся телефонные звонки в студию, мы с Дибровым это делали лет 10—12 назад в «Антропологии». Теперь надо как-то по-другому. Технологии скайпа использовать. Нас уже интересует, чтобы к нам заходили со звонком и с картинкой. Нам важно, чтобы у нас в кадре был человек с картинкой, а не просто голос человека. Я не могу сейчас рассказать вам, что мы собираемся делать с блогами, потому что вдруг кто-то смелый это утащит. Но есть идея завязать блогеров в наше пространство, потому что сегодня это и есть новости. Сегодня это и есть реальная жизнь.

Для меня жизнь на федеральных каналах существует параллельно с моей жизнью. Крайне, крайне редко наши жизни пересекаются. И я думаю, что то же самое чувствуют очень много людей. Наша аудитория узкая, мы ни от кого кусок не отнимем, у нас нет такой задачи. У нас есть задача построить вокруг себя комьюнити из совсем других людей. Для них нет продукта, и даже «Пятый канал» — это не их продукт. Потому что это канал, который делают телевизионщики, профессионалы, которые очень сильно используют свой опыт, а мы пытаемся от него отказаться. Вряд ли федеральный канал может себе позволить такие эксперименты.


— А есть ли аналоги тому, что вы делаете? Не у нас, так, может быть, за границей?

— Прямых аналогов нет, есть какие-то, с миру по нитке, фишки. На 4-м канале Великобритании, например, ведущий новостей перекидывает футбольный мяч новостийному спортсмену, он его ловит и рассказывает про спорт. Ну, это так, это проформа, это цветочки. Есть проект в Канаде, Open Studio называется. Там есть легенда пространства — понятно, что это телеканал, где можно работать в каждом месте, как и у нас… Больше всего мне нравится не формат канала, а формат программы, который мне очень близок, и вообще я хотела бы, чтобы так выглядел весь наш канал. Это проект, который идет на CNN каждый вечер, он называется Back Story: ведущий включается из аппаратной, рассказывает про две-три громкие истории, которые были сегодня за день, и дальше начинает ходить по помещению, общаться с журналистами, подключать их, если это бюро в других странах, чтобы эти люди рассказывали, как они сделали свои материалы. Кому они позвонили, что им ответили — то есть про кухню. Но это всё лишь отчасти про кухню, потому что, когда журналист CNN рассказывает, каким образом он добился интервью с какой-то вип-персоной, — это на самом деле такая же новость, ничем не меньшая, а даже иногда большая, чем факт самого интервью. Вот этот формат я очень люблю, давно его смотрю и лично мне он очень, очень интересен.

— Вы отвечаете также за кинопоказ на «Дожде»?

— Да. Я раньше никогда не занималась кинопоказом, документальным кино. В прошлом году я начала плавно въезжать в эту часть жизни, копалась несколько месяцев в интернете, у меня создался список порядка шестисот единиц документального кино, по описанию интересных нашему зрителю. Потом случился мировой телерынок в Каннах, я встречалась с большинством компаний (очень часто это были отдельные продюсеры, которые всего-то сделали один маленький продукт; это не какие-то большие компании), и произошла интересная вещь. Я заговаривала с каждым по вопросу о правах и стала понимать, что нам не нужны эксклюзивные права на эти фильмы, потому что на них не было ни одного запроса из России. Российские закупщики — они агрессивные, их много. И, представляете, около шестисот единиц — и ни по одному не было запроса.

Мы купили достаточно много кино, которое по разным причинам вряд ли могло быть показано в России. Для себя мы разграничили так: вот это кино может идти на Discovery — значит, это не наше. А вот это кино может идти в Travel — значит, это Travel. А если это Travel, но через историю человека, через преодоление, через социальные проблемы, тогда это наше. То есть мы так классифицировали, чтобы понимать, а какое оно — наше? Вот так сказать: «это наше кино» — невозможно. Мы можем сказать, что не наше, и по такому принципу мы много чего отсеяли.

Я понимаю, что вряд ли наше кино найдет в России большую аудиторию, по куче причин. Там очень много провокационного кино – точно не для федерального канала, очень много глубокого, такого, к просмотру которого нужно себя подготовить. В основном, это человеческие истории — истории преодоления, истории «умру за идею, за свое дело». Очень много фильмов, которые в мире называются social responsibility. Очень много фильмов про сектор, который вообще не востребован в России — environment. Между прочим, в этом году на очередном каннском телерынке документального кино в этой секции было 84 фильма со всего мира. То есть количество фильмов на эту тему увеличивается.

И это разные истории. Например, история женской футбольной команды, которая начала тренироваться в Афганистане при талибах. В этом фильме есть чудовищные кадры, талибы их сами снимали, как одну из этих женщин на главном стадионе в Кабуле ставят в ворота и расстреливают. Вот история этих девушек, которые уже успешные, у них сборная Афганистана по футболу, они сегодня играют с женской сборной из американских частей, которые там стоят. Или – вся Африка под одной крышей: история про самый большой жилой дом в Йоханнесбурге, десятки жизненных историй, рассказанных в лифте. Как люди разных наций и племен живут под одной крышей. Фильм «Я хочу жить» – видеодневник немецкой актрисы, которая каждый день записывала себя на камеру с того момента, как узнала о своем диагнозе – рак. История каждого ее дня. Невероятное кино – «Если бы мы знали»: про врачей-педиатров, спасающих детей, рожденных раньше срока. Их ежедневная, не всегда успешная борьба за каждую жизнь. «Давай будем вместе» – история юноши-гея, который преодолевает трудности в отношениях с отцом.  В финале они вместе. И всё это не реконструкция. Жанр реконструкции мы вообще не принимаем, всё это настоящие документальные истории.

Или, например, история про людей, разных-разных, которые объединены сверхзадачей сохранить свою девственность. Фильм называется «Big V». И это кино очень светлое, там нет и толики интонации нынешнего НТВ. История про людей, которые всю жизнь сохраняют девственность: представляете, что бы с этим сделали на нынешнем НТВ!. Но они, в общем, и работают для другой аудитории. 

Должна сказать, что в этом году на телерынке в Каннах, на награждении документалистов по разным секциям кино, которое за последний год вышло, выдвигали призеров. И мы так много раз попали! Не 100%, но 80% выбранных нами фильмов получили призы. Мне было ужасно приятно, когда я пришла на ланч, где награждали призеров, и обнаружила — господи, да я их всех знаю, всех этих ребят, которые победили!

— И когда начнется кинопоказ?

— Когда мы поприличнее будем выглядеть. Но, наверное, что-то и в мае раз в неделю будем показывать — с обсуждением, в рамках вечерней программы. У нас есть авторская ночная программа, связанная с кино. Потом, знаете, мы купили разную телевизионную публицистику, которая невозможна в эфирах больших каналов, потому что насквозь пронизана брендами. Ну как можно рассказывать, как живет Microsoft, не упоминая бренд? Мы же сами себе хозяева и начальники, поэтому у нас есть целая линейка фильмов под названием Money programme — это 90 серий про всякие технологии, про разработчиков, про спамеров, про все, что угодно. Это программа про бренды, и, конечно, кроме нас, она на фиг никому не нужна. Но она гиперсовременна, и мы можем ее показывать! А то, чего боятся федеральные каналы, нас вообще не волнует.