Марк Ферро. Как рассказывают историю детям в разных странах мира

Исследование французского историка задает перспективу, из которой противопоставление «мультикультурализм – тотальная интеграция» выглядит ограниченным и малоосмысленным

Имена:  Марк Ферро

Книга французского историка Марка Ферро (р. 1924) построена на первый взгляд очень просто. В ней рассказано о том, как упрощали и изменяли национальную и мировую историю в учебниках для начальной школы разных стран мира — ЮАР, Алжира, Египта, Ирана, США, Индии, России, Армении, Польши, Китая, Японии… Мысль, которую можно вывести из этого сопоставления, кажется тривиальной до очевидности и не требующей стольких примеров для подтверждения. В XIX и ХХ веках учителя и политики были убеждены, что «именно школьные учебники формируют нацию» (высказывание одного из французских государственных деятелей эпохи Третьей Республики). Поэтому авторы учебников везде подгоняли историю под заданный государством шаблон. Во всех странах школьники узнавали, что их страна — самая древняя, больше всех страдала от чужеземцев или проявила наибольшее мужество в войнах. Что здесь удивительного?

Однако книга читается как захватывающий роман — невозможно остановиться, пока не дочитаешь до конца. Причина этой увлекательности не только в блестящем стиле Ферро, бережно сохраненном Еленой Лебедевой. И не только в том, что перед нами предстает длинная вереница культур, о которых мы едва знаем. И не только в цитатах из учебников для малышей: вне зависимости от того, в какой культуре они родились, книги эти неизменно пленяют дидактическим напором и стилизованной доверительностью интонации. Сама задача этого исследования намного более необычна и нова, чем кажется вначале. Автора интересуют разнообразие и взаимодополняемость национальных упрощенных версий истории.

Например, историю Великих географических открытий рассказывают детям арабского Магриба совсем иначе, чем детям материкового Китая. Но и те и другие получают на уроках истории иные представления об этой эпохе, чем те, что выносят из школы (если выносят) дети западноевропейских стран. Подростки Северной Африки в 1970-е годы читали в учебниках: в то время как в средневековой Европе были барщинная эксплуатация крестьян, голод и массовые эпидемии, на территории нынешней Республики Мали существовало развитое феодальное государство с кодифицированным правом, низкими налогами и процветающей торговлей (и ведь правда, так и было). А для европейских учебников этого государства — так называемой Империи Гана — не существует.

«Остранение», которое дает неевропейский взгляд, особенно эффектно выражено в эпически невозмутимой фразе, завершающей ангольское народное предание об открытии этой страны европейскими мореплавателями в XV веке. Предание приводит один из авторов, которых Ферро цитирует в рассказе об Африке: «С этих времен и до нынешнего дня белые не принесли нам ничего, кроме войн и несчастий, маиса, маниоки и способа их выращивания».

Европейские сюжеты слегка теряются в книге Ферро среди африканских, ближне- и дальневосточных версий прошлого, и это сознательная установка автора. Очерк о преподавании истории в школах Западной Европы помещен в книге седьмой главой — после ЮАР, Ирана и т.п. На этом фоне и американские учебники — проанализированные позже европейских — воспринимаются как прежде всего неевропейские, а потом уже «западные»: Ферро подчеркивает отличие североамериканского восприятия национальной истории от европейского: например, роль Войны Севера и Юга для коллективной памяти (выраженной в кино от первых немых фильмов до «Унесенных ветром») и ее место в школьном курсе истории.

Пестрота и конфликтность описаний одних и тех же событий (например, Второй мировой войны) приводит Ферро к выводу, что единой «всемирной истории» не существует — по крайней мере непонятно, кому такая единая история могла бы быть адресована и кто ее мог бы себе вообразить. Не бывает и истории одних и тех же обществ, признанной в равной степени всеми социальными или этническими группами. Ферро не устает показывать, как внутри одной и той же страны или культуры сосуществуют, спорят и переплетаются несовпадающие версии истории. Их носители — например, белое и черное население ЮАР при апартеиде; или общины англосаксов, ирландцев и афроамериканцев в США; или власти Советской Армении и армяне диаспоры… Разные представления о прошлом могли сталкиваться в головах даже одних и тех же детей. Так, многие польские подростки в 1960—1970-е годы узнавали в школе одну историю (в которой Советский Союз спас Польшу от нацизма), а дома — совершенно другую (в которой сталинская верхушка сначала захватила Польшу в 1939 году, затем организовала катынские расстрелы и фактически сдала участников варшавского восстания в 1944-м).

Картина получается не слишком веселая. Из книги Ферро следует, что люди надежнее всего отделены друг от друга полученным в детстве образованием. Однако автор и в этой ситуации способен сохранять просветительский оптимизм, но не вследствие кандидовской слепой надежды на лучшее, а, наоборот, благодаря информированности. Ферро приводит сделанные им самим записи проведенных разными учителями уроков из хороших государственных школ Франции и США, на которых подростки действительно учились думать о прошлом. Таких школ, конечно, мало. Но их и всегда было мало. Тем не менее важно знать то, что показывает Ферро: школа может прививать детям интерес к нефальсифицированному знанию и к документальным источникам. К повседневной жизни тех людей, что жили до нас, а не только к героическим битвам и мелодраматическим жестам.

Ферро с энтузиазмом следователя сообщает, сколь много «скелетов в шкафу» скрывают в своей истории любые народы — и бывшие колонизаторы, и постколониальные общества. Его любимым «на самом деле» открываются комментарии к длинным цитатам из учебников. Еще одна важнейшая задача книги, о которой Ферро прямо не говорит, — показать множество технологий искажения коллективной памяти («память, подвергнутая манипуляциям» — выражение французского философа Поля Рикёра). Среди этих технологий — замалчивание «неудобных» периодов (иногда длиной в несколько столетий!) и действующих лиц, перекладывание ответственности за национальные поражения на внешние силы, гиперболизация событий, так или иначе способствующих легитимации правящего режима (например, «извечного» персидско-арабского антагонизма в иранских учебниках времен ирано-иракской войны). В современной России разоблачение таких технологий выглядит в высшей степени актуальным, не зря автор послесловия к книге, историк Дмитрий Ермольцев, напоминает российскому читателю о скандале 2008—2009 годов вокруг учебного комплекса под редакцией Александра Филиппова.

Конечно, соблазн переписать прошлое возникает и в весьма просвещенных демократических странах. Так, Ферро напоминает, как после покушения на президента де Голля, которое устроили в 1962 году во Франции крайне правые противники деколонизации Алжира, из школьных учебников и даже из кинохроники военных лет пропал причастный к организации покушения Жорж Бидо (один из лидеров радикалов, во время Второй мировой войны — герой Сопротивления и один из соратников будущего президента). Подобных историй везде хватает, но именно в России они, как показывает Ферро, «встраиваются» в особенно пугающий контекст. В нашей стране очень влиятельна советская традиция огосударствления истории, восприятия самой распространенной версии прошлого как единственно возможной. В 1990-е годы многое было сделано для преодоления этой инерции, но, как показывают результаты социологических исследований и контент-анализа новых учебников, пока недостаточно.

Книга Ферро не потеряла актуальности, несмотря на то что работа эта довольно старая.

По-французски «Как рассказывают историю детям…» вышла в 1981 году; в 1980-е ее перевели более чем на десять языков, на русском книга впервые вышла в 1992-м, с купюрами: перевод Елены Лебедевой готовился к печати еще в советское время. Для нового издания Лебедева перевела книгу заново, и все пропуски в нем восстановлены. Перевод сделан с издания 2004 года, к которому Ферро сделал дополнения, но очень небольшие и не меняющие основной картины. И учебники, о которых говорится в книге, и породившие их идеологии давно канули в Лету. Режим апартеида в ЮАР уже двадцать лет как отменен; ирано-иракская война закончилась, а иранцы, напротив, устраивают демонстрации, вдохновленные египетской революцией. На смену Советской Армении, которой Ферро посвящает отдельную главу, пришло независимое государство, да и в России советские учебники уже давно не в ходу. Иногда Ферро погружается в еще больший «плюсквамперфект», чем 1970-е: японские учебники предвоенного периода или германские пропагандистские опусы времен нацизма. Но, несмотря на это почти полное отсутствие современных данных, книга вовсе не выглядит устаревшей.

«Как рассказывают историю детям…» — хороший пример исследования, возникшего в сугубо локальном контексте и со временем все более обрастающего смыслами. Работа Ферро, как ясно из книги, появилась на свет по причинам биографическим и политическим. Автор вспоминает, как в 1948 году он, молодой учитель истории, на уроке в 5-м классе французской гимназии алжирского города Орана сказал, что «после падения Римской империи и варварских королевств на смену им пришла арабская цивилизация». «Последовал оглушительный взрыв хохота. В головах школьников арабы и цивилизация никак не вязались друг с другом». Интересно, что будет, если на уроке в обычной российской школе где-нибудь в глубинке употребить словосочетание «таджикская культура»?

Политически книга Ферро, насколько можно судить, родилась как ответ на размножение версий французской истории, произошедшее в послевоенные годы. Унификаторский «парижский» сценарий стал конкурировать с «антиколониальными» вариантами, созданными в Бретани, на Корсике или во французской части Каталонии. «…Понемногу вырисовывались разные видения истории, каждое из которых в чем-то отличалось от традиционного, того, что давалось в школе. Однако в них во всех воплощается память французов».

«Смысловой апгрейд» книги Ферро в читательском сознании сегодня возможен потому, что все более заметным становится еще один политический импульс, давший начало книге французского историка, — стремление найти место отдельным культурам в глобализованном мире. Сравнивать разные версии истории необходимо потому, что, как сказал Салман Рушди, «…отныне все и вся — часть чего-то еще. Россия, Америка, Лондон, Кашмир. Наши жизни, наши частные истории впадают друг в друга, как реки, они больше не принадлежат только нам, они утратили свою индивидуальность, как утратили и четкую определенность» (роман «Клоун Шалимар»^*). Из книги Ферро явствует, что индивидуальности эти истории не утратили — скорее каждая из них лишилась права на единственность. Одновременно с усилением глобализации продолжается распад империй (СССР) и некоторых многонациональных государств (Эфиопия, Югославия, Чехословакия). Начались «войны памяти» между народами, много лет жившими рядом. Памятный многим пример таких войн — споры о Голодоморе между российскими и украинскими властями (да и между блогерами двух стран). Но в менее скандальной форме подобные споры об истории начались раньше, в объединявшейся Европе 1980-х. Книга Ферро завершается главой «Какой быть истории Европы?». Это — краткие тезисы о том, как писать учебники для детей, чьи родители хотят заново организовать совместную жизнь в едином экономическом и культурном пространстве.

Особенно нетривиальным для нынешней России выглядит пункт 2:

«Разные человеческие сообщества, в том числе целые народы, охотно присваивают себе те или иные кризисы прошлого, считают их собственными, пережитыми прежде всего этими сообществами или народами. Однако на самом деле многие из таких кризисов — от Реформации и так называемых религиозных войн до Просвещения, революций, идеологий, войн и тоталитарных режимов ХХ в. — затрагивали всю Европу “от Атлантики до Урала”. Хорошо бы для начала вычленить это прошлое, общее для всех».

Тезисы Ферро пригодны не только для Европы, которая объединяется политически, но и для Европы, где становится все больше мигрантов. Принято думать — в частности, среди европейских правых политиков, — что формой сосуществования народов в Европе на рубеже ХХ—XXI веков стал мультикультурализм, основанный на принципе salad-bowl: разные культуры жили рядом без смешения, и за национальными общинами по умолчанию признавалось право на самоизоляцию. Недавно премьер-министр Британии Дэвид Кэмерон и канцлер ФРГ Ангела Меркель высказались в том духе, что политика мультикультурализма себя не оправдала потому, что в самоизолировавшихся общинах ближневосточных народов вызревает исламский фундаментализм. Эти заявления основаны на ментальной ловушке. Согласно логике Кэмерона и Меркель, мультикультурализму может противостоять только национальная интеграция в рамках одной определенной страны.

Книга Ферро показывает, как такой ловушки можно избежать. Созданное в ней представление об истории не отвечает прямо на реплики Кэмерона и Меркель, но задает перспективу, из которой противопоставление «мультикультурализм — тотальная интеграция» выглядит ограниченным и малоосмысленным. Ферро показывает, что не может быть истории без умолчаний и пропусков, но сопоставление разных версий одних и тех же событий позволяет держать эти искажения под контролем, создавать своего рода стереоскопический эффект. В современном мире вообще анахронична любая этнокультурная история, которая мнит себя единственной или главной и соответственно организует самосознание тех, кто ее читает как изолированную «реку», которая никуда не «впадает» (вспомним метафору Рушди).

Наконец, стоит сказать о том, кто такой Марк Ферро. Подростком он принимал участие во французском Сопротивлении, потом, как уже сказано, учительствовал, сделал карьеру университетского ученого. Сегодня он соредактор авторитетнейших журналов «Анналы» и Journal of Contemporary History, один из руководителей парижской Школы высших социальных исследований (EHESS). Круг его научных интересов нетривиально широк: история европейского колониализма и колониальных обществ, история тоталитарных режимов ХХ века, история Франции, история России в ХХ веке, представление истории в кинематографе, методология исторических исследований… Кроме того, он был режиссером нескольких документальных телефильмов — о германском нацизме, о Ленине, о маршале Петене... Почему при всем этом на русский язык переведена только одна его книга, остается только удивляться.

Марк Ферро. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М.: Книжный клуб 36’6, 2010
Перевод с французского Е. Лебедевой

___________________
^* Цитата в переводе Антона Нестерова. ​