Следим за руками

Несостоятельная книга о несостоявшейся революции

Имена:  Валерий Соловей · Татьяна Соловей

Очередной обзор Ильи Кукулина посвящен книгам о национализме. Тема эта вызывает вполне понятный живой интерес публики: «исторический транзит» от советского состояния общества к неизвестно какому проходит сейчас через области, где и власть, и общество примеряют на себя инструментарий и риторику правых националистических, но пока сравнительно вегетарианских режимов в довольно широком диапазоне – от перонистского до примерно салазаровского. В связи с повышенной востребованностью тематики обзор получился большой, и нам пришлось разделить его на две части. В первой речь пойдет о книге Т. и В. Соловей «Несостоявшаяся революция», а во второй – о книге Лии Гринфельд «Национализм» и о справочнике «Радикальный русский национализм». Сегодня мы публикуем первую часть обзора.

Сегодня я хочу поговорить о книгах, посвященных роли русского национализма в истории. Тема эта грустная: некоторые связанные с ней вопросы ставят только сами националисты или (в зеркальном отражении) западные правые, а ответы у них часто получаются такие, что все приходится заново продумывать самому — с самого начала.

Книга Татьяны и Валерия Соловей (они брат и сестра, первая — профессор МГУ, второй — профессор МГИМО) вызвала довольно большой шум и восторженную реакцию некоторых отечественных журналистов (см., например, здесь и здесь). Остается только огорчиться качеству образовательной подготовки тех, кто на «ура» принимает некорректную, изобилующую натяжками и ошибками работу. Главная мысль авторов «Несостоявшейся революции» легко умещается во фразе «Опять наши просрали: все потому, что мужиков настоящих-то нет». Раньше в подобном роде у нас полагалось комментировать результаты отборочных туров международных чемпионатов по футболу. Однако после появления в пределах Отечества Гуса Хиддинка лозунг несколько подрастерял популярность у любителей футбола. Зато неожиданно приобрел таковую у разработчиков истинно национальной исторической методологии.

По мнению профессоров Соловей, история России XVI—XX веков — это история отчасти борьбы, а отчасти симбиоза русского народа, с одной стороны, и наднациональной империи — с другой. Империя эта порабощала русский народ более всех остальных своих подданных. За счет такой эксплуатации имперская администрация построила большое-пребольшое государство в зоне рискованного земледелия, где человек, вообще говоря, в принципе жить не может. Восходящий к XIX веку необыкновенной живучести аргумент о том, что из-за плохого климата и необходимости освоить большие территории Россия не могла обойтись без сильной авторитарной власти, Т. и В. Соловей повторяют несколько раз.

Национализм в России, по уверениям авторов, был всегда силой революционной, «субверсивной» — со времен старообрядцев, которых они считают первыми стихийными националистами и первыми жертвами империи, и до черносотенцев, чьи требования «обрусения» власти объективно противоречили их же собственному монархизму, имевшему в виду Романовых. Т. и В. Соловей полагают, что СССР унаследовал все худшие черты имперской России. Теперь же, когда империя наконец рухнула, самое время было бы провести запоздавшую «национальную революцию», направленную на восстановление руководящих прав русского народа в нашем государстве. Ан нет, идеологи русского национализма опять все профукали, не «обвенчали национализм с идеями демократических и рыночных преобразований». Сурово осуждая всех без изъятия вождей постсоветских националистов, авторы горячо одобряют при этом публицистическую деятельность одного-единственного Константина Крылова, руководителя «РОД-Россия». Читать текст полностью Мысль о том, что Российская империя относилась к «подведомственному» ей населению как метрополия к эксплуатируемой колонии, не нова: она восходит еще к Сергею Соловьеву, введшему в русскую историографию термин «самоколонизация». В современной науке идею «внутренней колонизации России» со стороны правящих элит давно и последовательно развивает Александр Эткинд. О том же, что русский национализм на протяжении всей своей истории находился в очень сложных отношениях с империей, подробно писал Виктор Живов. Однако никаких ссылок на Живова, ниже на Эткинда в книге нет: свою точку зрения Т. И В. Соловей то ли искренне считают, то ли просто провозглашают совершенно новаторской.

Несмотря на нелюбовь авторов к советскому режиму, основной прием аргументации позаимствован Т. и В. Соловей из арсенала советской пропаганды: «наш» — разведчик и хороший, а «их» — шпион и плохой. На протяжении всей книги авторы не устают клеймить европейский (особенно британский) расизм. Однако определяя, что, собственно, представляет собой русский народ, авторы вводят явно расистские параметры, описывая «этничность / этнос как в прямом смысле слова родство по крови и генетическую характеристику, включающую наследование ряда социальных инстинктов (архетипов)». Более того, оказывается, «русскому народу [на протяжении многих веков] был присущ расовый образ мысли — признание фундаментальной, онтологической важности этнических и расовых различий». Сами авторы кокетливо называют свою точку зрения «экстравагантной». Ничего экстравагантного тут для человека, знакомого с историей в объеме школьного учебника, нет. Есть, по крайней мере, еще одна нация, про которую в 30-е годы прошлого века объясняли вот в точности то же самое: что, мол, ей этот «расовый образ мысли» присущ, причем даже каким-то необыкновенным, только ей присущим способом.

Авторы при этом постоянно оговариваются, что все их декларации не означают принижения других этносов, и даже приписывают свою идеологию (желающие могут ее называть «толерантным расизмом») современному российскому обществу в целом. По их мнению, лозунг «Россия — для русских» «большинством его разделяющих понимается вовсе не в националистическом духе, а как призыв к защите интересов и традиций русского народа». Интересно было бы поинтересоваться мнением на этот счет кого-нибудь из избитых за последний год вьетнамцев или африканцев: где ученым проводить границы? Например, когда вот ногами бьют — это еще призыв к защите интересов и традиций? Или уже националистический дух? Призыв, наверное. С ножами, наверное, уже все-таки националистический дух. А вот с бейсбольной битой — непонятно. Вроде уже и призыв. А с другой стороны — как бы еще и дух. История вообще сложно формализуемая наука.

Т. и В. Соловей пытаются усидеть на двух стульях: с одной стороны, апеллируют к якобы наследуемым «инстинктам народа» и к ценности иррационального, сугубо интуитивного познания. С другой — оформляют книгу как сугубо научную, снабжая ее аппаратом сносок, давая определения используемым терминам и так далее. Усидеть удается с помощью несложных логических подмен. Следите за руками: «Именно русским принадлежит ключевая роль в формировании государства Россия, которое поэтому можно уверенно называть государством русского народа» (курсив мой. — И.К.).

Кроме того, поверить в научность книги мешает изобилие фактических ошибок. Историка Николая Митрохина авторы (видимо, от большой к нему нелюбви) путают с его братом, политиком Сергеем Митрохиным, а известную мемуаристку XIX века Елену Штакеншнейдер вовсе считают мужчиной (возможно, перепутав ее с отцом, архитектором) и цитируют почему-то по книге американского историка Уолтера Лакера. Вообще, русских авторов Т. и В. Соловей цитируют в основном по иностранным научным трудам, так что национализм двух московских профессоров приобретает какой-то подозрительно импортный вид: мысли П. Киреевского и К. Аксакова приводятся по реферату книги польского историка Анджея Валицкого, а цитаты из П. Пестеля и М. Каткова — по работе британского историка-русиста Джеффри Хоскинга, и такого рода примеры можно продолжить. О пристрастном до искажения воспроизведении исторических фактов пусть скажут профессионалы^*, но и этого в «Несостоявшейся революции» хватает.

Теперь попытаемся все-таки закрыть глаза на ляпы и странности (придется сильно зажмуриться) и сосредоточиться на собственно научной стороне дела. Главной ошибкой авторов представляется некорректное применение к истории России структурных принципов, разработанных чешским историком Мирославом Хрохом для исследований «национального возрождения» малых и / или зависимых народов. Хрох при этом, во-первых, считает этнос культурным конструктом, а не биологической семьей, и, во-вторых, призывает различать «национальное движение» как общественный феномен и «национализм» как политическую идеологию. Т. и В. Соловей не собираются их различать принципиально. Однако кого бы ни объединять под собирательным названием «русский народ», перед нами предстанет гетерогенная группа с разными интересами, которые должны долго и трудно согласовываться в публичном пространстве (самый простой пример: с одной стороны, дальневосточные водители, с другой — работники отечественных автомобильных заводов). В России такое пространство стеснено и огосударствлено, поэтому различия интересов явно незаметно. Т. и В. Соловей делают из беды российского общества его добродетель, считая, что «интересы русского народа» едины и уже известны — ну уж им-то по крайней мере.

Татьяна Соловей, Валерий Соловей. Несостоявшаяся революция: Исторические смыслы русского национализма. М.: Феория, 2009. (Серия «Записки о старой и новой России». Вып. III)

_________________________________

^* Впрочем, не могу удержаться от одного примера. Авторы уверяют, что новгородское «Сказание о белом клобуке» было осуждено Собором 1666—1667 годов якобы потому, что русская империя и русская православная церковь отказались «от этнического аспекта мессианизма» и не смогли признать претензии русского народа на богоизбранность. Но ведь о богоизбранности русского народа в «Сказании...» говорили те, кто создал этот текст, — представители новгородского духовенства XVI века, оппозиционные Москве и настаивавшие на заведомом превосходстве церковной власти над мирской. Потому-то сказание и было признано «лживым» строителями становящейся империи!