«Александр Солженицын» Людмилы Сараскиной

Солженицын считает себя анти-Лениным, а его жизнеописание берется это обосновать

Имена:  Александр Солженицын

Солженицын считает себя анти-Лениным, а его жизнеописание берется это обосновать

Людмила Сараскина в предисловии к своей книге подчеркивает, что биографу не пристали «ни розовые очки, ни судейская мантия». Цель свою она видит в том, чтобы «осветить... возвышенным пониманием, а не пятнать низменными искажениями» жизнеописание знаменитого писателя и общественного деятеля. Более того, она честно признает: ее книга — апологетическая, в высшем смысле слова, разумеется.

Конечно, «разоблачительной» антисолженицынской словесности и так уже хватает с избытком. Но в данном случае и объективной, нейтральной по тону книги получиться не могло. Труд Сараскиной «авторизован» его героем — с самого начала он так и позиционировался. А значит, не стоит искать в нем беспристрастного критического анализа противоречивых публикаций, касающихся поведения будущего автора «Архипелага ГУЛАГ» в заключении (все, не соответствующее собственным воспоминаниям писателя, — «клевета»), или трезвой оценки его произведений (в том числе самых ранних и незрелых, таких как «Торжество победителей»), или отстраненного изложения его споров с Сахаровым, Шаламовым, Синявским. Солженицын, как известно, не склонен потакать «плюралистам» и видеть в точке зрения оппонента «другой полюс истины» — и тем ограничивает возможности своего биографа-апологета, который вынужден всегда и во всем с ним соглашаться. Хороший пример — описание недавней дискуссии в связи с книгой «Двести лет вместе». Сараскина пространно приводит благожелательные отзывы (М. Чудаковой и др.), а противоречивые аргументы оппонентов писателя излагает одним беглым списком: в ее глазах это просто проявление «травли», сопровождаемой все той же «клеветой». Эмоциональные наскоки пылких антисемитов и столь же пылких еврейских националистов таким образом смешиваются с серьезной критикой со стороны историков и этнографов, указавших писателю на фактические и концептуальные ошибки.

И тем не менее книга Сараскиной поучительна. Александр Исаевич сам всю жизнь писал о себе, так что факты его жизни известны; но вот исчезают особенный солженицынский слог и интонация, первое лицо меняется на третье — и многое видится иначе. Интересна история семьи, в которой писатель вырос — не в силу своей своеобычности, а именно потому, что это — типовая семья зажиточных южнорусских хуторян, перед самой революцией выбившихся в интеллигенты. Интересна обстановка, в которой прошла юность писателя, потому что это — типичная юность конца тридцатых. Молодой Солженицын — не уникум, не одиночка, а плоть от плоти своего поколения. Сам он позднее достаточно беспощадно высказывался о своей «бесчувственной молодости» и тем самым дал право на беспощадность биографу. Сараскина цитирует жутковатые слова писателя: «Попади я в училище НКВД при Ежове — может быть, у Берии был бы как раз на месте». Сама она делает допущение не столь экстремальное и более правдоподобное: «...русский читатель мог бы узнать совсем другого Солженицына — успешного, скорее всего партийного писателя, с дачей в Переделкино». Этот «другой» Солженицын в пятидесятые годы разочаровался бы в Сталине, а к началу восьмидесятых — в марксизме-ленинизме. А реальный Солженицын уже в шарашке, в конце пятидесятых «ненавидел Сталина-пахана, начинал сомневаться и в Ленине». Принципиальна ли, однако, эта разница? Тем более что политические взгляды — едва ли не наименее важная сторона человеческой личности. И даже религиозные и философские воззрения не так существенны: важны структуры психики, тип восприятия мира и себя в мире. А эти вещи в зрелые годы меняются редко. Не изменились они и у Солженицына. Та же прямолинейная оценочность мышления, вера в наличие во всех случаях правильной «средней» позиции и в собственную способность ее занять — в сущности, черта глубоко советская в специфическом смысле слова.

Но это ни в коей мере не зачеркивает того, что Сараскина называет «сверхмощь, сверхсила, сверхволя, сверхчесть». Мы бы назвали это обостренным, усиленным ощущением собственного «я» и собственной миссии. И эта миссия оказалась вполне реальной. Солженицыну суждено было стать «великим советским человеком», монументальным воплощением этого антропологического типа, восставшим против породившего его государства. И обреченным на метафизическое соперничество с основателем этого государства, причем не безнадежное, как у Евгения с Петром, а вполне равное. Сараскина приводит слова Солженицына, обращенные к отцу Александру Шмеману: «В минуты гордыни я ощущаю себя действительно анти-Лениным. Вот взорву его дело, чтобы камня на камне не осталось...»

С Лениным у Солженицына в самом деле общего не так мало: огромная воля, острая практическая интуиция при полном отсутствии мистического и поэтического чувства. Но Солженицыну присуще еще одно качество, в России дефицитное и потому ценное: приземленный здравый смысл. Возможно, это самая сильная его сторона.

Людмила Сараскина. Александр Солженицын. М.: Молодая гвардия, 2008 (Серия «ЖЗЛ: Биография продолжается»)


Еще по теме:

Наталья Горбаневская об Александре Солженицыне
Глеб Морев. На смерть Александра Исаевича Солженицына
Николай Александров. Смерть Солженицына и сознание современников

Ссылки

• Наталья Горбаневская об Александре Солженицыне
• Глеб Морев. На смерть Александра Исаевича Солженицына
• Николай Александров. Смерть Солженицына и сознание современников