Оцените материал

Просмотров: 11946

Сальвадор Дали, Фидель Кастро, Валентин Пикуль и Андрей Курбский

Валерий Шубинский · 29/10/2008
Биографии художника-сюрреалиста; кубинского революционера; автора советских бульварных романов и первого русского диссидента-невозвращенца
М. Нюридсани. Сальвадор Дали

Автор новой биографии испанского художника находит для него, кажется, верную мерку: Дали не художник в том традиционном смысле, в каком мы говорим о Рафаэле, Сезанне или даже Пикассо. Нюридсани сравнивает его с Энди Уорхолом. В самом деле, сходство налицо — здесь и театрализация бытового поведения, и принципиальное отсутствие страха перед «салоном» и «кичем». «Его поза — это своего рода художественная форма, придуманная им для себя», — отмечает биограф. Вероятно, Дали мог бы, подобно Уайльду, сказать, что вложил свой гений в жизнь, а в работы только талант, но если пафос британского эстета — пафос вкуса и меры, то Дали подчеркнуто отрицает то и другое («бесплоден именно хороший вкус — для художника нет ничего вреднее хорошего вкуса»). Безвкусица, гротеск без сарказма и наивное бесстыдство — вот стихия Дали, и его биограф совершенно логично начинает с многостраничного разговора о знаменитых усах мэтра.

Один из сюжетов — дружба с Федерико Гарсиа Лоркой, который, по мнению Нюридсани, был для Дали «важнее, чем Гала, даже в любви». Впрочем, интереснее всего не «открытие» таланта молодого Дали уже знаменитым поэтом, не коллизии, связанные с влюбленностью «педераста» Лорки в художника (Сальвадор не ответил ему взаимностью, но, по собственным словам, «был польщен»), а контраст образов и биографий: трагический поэт, замкнутый, закомплексованный и обреченный на раннюю гибель, — и самовлюбленный гений позы и скандала, проживающий долгую, избыточную во всем жизнь.

Лорку убили франкисты; Дали, в юности восхищавшийся Лениным, позднее расхваливал Франко (обеспечившего его выгодным заказом), а в промежутке увлекался атомной бомбой как художественным объектом. Но и в политике он, как и в эстетике, был не циничным карьеристом, а безответственно-самовлюбленным, «увлеченным своей игрой ребенком». Эпиграф к книге Нюридсани — слова Дали «Я никогда не шучу». И в самом деле, он никогда не шутит, но и всерьез никогда не говорит. Как ребенок.

М. Нюридсани. Сальвадор Дали. М.: Молодая гвардия, ЖЗЛ, 2008


М. Макарычев. Фидель Кастро

Автор книги — не беспристрастный летописец, а горячий поклонник своего героя. Вот две цитаты из предисловия: «Кубинская революция свергла не демократию — она свергла коррумпированный, жестокий, марионеточный режим Фульхенсио Батисты»; «Фидель Кастро является кумиром для большинства людей еще и потому, что во власти его интересует не сама власть, не меркантильная и материальная составляющая, а благополучие народа, мораль и человек». Первое утверждение, положим, соответствует истине; зато второе представляет собой образец политической риторики последнего разбора. Простодушие, с которым биограф оправдывает действия своего героя, местами потрясает: «Около 500 главных военных преступников было расстреляно в январе — феврале 1959 года. Это нельзя рассматривать как репрессии за политические убеждения. Это было справедливое возмездие кубинского народа...»

И тем не менее из книги можно почерпнуть немало интересного о том, что на самом деле происходило на Кубе. Кое-что общее для всех коммунистических режимов, например подготовка к рекордному сбору сахарного тростника, намеченному на 1970 год. Рекорд не состоялся, хотя жертвы кубинскому народу пришлось принести нешуточные: в 1968 году, скажем, были введены карточки на хлеб (200 грамм в день). Или «дело микрофракции» в ЦК, разгромленной примерно в те же годы. Но есть и латиноамериканская специфика, весьма колоритная. Судя по всему, команданте принадлежит к «сантории» — религиозной общине западноафриканского происхождения, родственной вуду, но не столь кровожадной. Кто из вождей «стран народной демократии» мог бы похвастать подобным?

М. Макарычев. Фидель Кастро. М.: Молодая гвардия, ЖЗЛ, 2008


Антонина Пикуль. Жизнь и творчество Валентина Пикуля в фотографиях и документах

Представление о том, что великая литература долговечнее коммерческой дешевки, верно для XIX века, но не для XX: Роберт Говард удостоился посмертной славы наравне с Кафкой, стихи Эдуарда Асадова и сейчас находят отклик в сердцах тысяч читателей... Вот и биография Пикуля стоит на полках магазинов рядом с целой полкой его романов.

Пикуля искренне интересовало то же, что его читателей: главным образом альковная и авантюрная часть истории. Этот обывательский интерес к «фаворитам» и всему с ним связанному был по-своему невиннее того маниакального влечения к прошлому Отечества, которое испытывала тогдашняя интеллигенция. Новые западники и славянофилы выстраивали себе лестную генеалогию; народ же просто хотел знать, с кем спала Анна Иоанновна и как именно пытают на дыбе. Почему-то ему в этом чинили препоны, и народному писателю приходилось придумывать для своих повествований патриотические и прогрессистские обоснования или чередовать очередное «Слово и дело» с каким-нибудь чуть более респектабельным, но мало кому нужным «Моозундом».

Главным романом своей жизни Пикуль считал «Нечистую силу», многим, по его словам, не угодившую. «Помню, я еще не приступил к писанию ее, как уже тогда начал получать грязные анонимки, предупреждавшие меня, что за Распутина со мной расправятся. Пиши о чем угодно, только не про Распутина и не про его лучших друзей». Как-то обошлось, мировая закулиса (имеется в виду, конечно же, она) кровь писателя не выпила. А вот советские рецензенты крови этой попортили немало, возмущаясь тем, что «революционная эпоха, освещенная гением Ленина, названа ни много ни мало эпохой распутинщины».

Биография Пикуля написана преданной вдовой и иллюстрирована множеством фотографий друзей, редакторов, «лечащих врачей». Среди них и фотография Сталина, который был Верховным Главнокомандующим как раз в то время, когда Пикуль учился в школе юнг. Прямо по анекдоту («Брежнев — политический деятель времен Аллы Пугачевой»)...

Антонина Пикуль. Жизнь и творчество Валентина Пикуля в фотографиях и документах. М.: Вече, 2008


А.И. Филюшкин. Андрей Курбский

Личность Андрея Михайловича Курбского (1528—1583) мифологизирована настолько, что первую часть биографии князя составляют разборы биографических легенд, связанных с его именем. Для разных интерпретаторов он то «первый диссидент», то «подлинный патриот», то «классический предатель». В фильме Эйзенштейна «Иван Грозный» он изображен мятущимся злодеем, втайне влюбленным в своего врага; в одноименном романе В. Костылева (1947) — типичным «гнилым интеллигентом» из разоблачительных статей 1930-х. Публикация в 1967 году стихотворения Олега Чухонцева, позитивно описывающего Курбского, вызвала скандал.

Филюшкин предлагает новый взгляд на князя-перебежчика и его царственного оппонента, — взгляд, свободный от модернизации, учитывающий дух их эпохи. По мнению биографа, за конфликтом стоит не только политика, но и богословие. Жестокие и «безумные» действия Ивана Грозного были продиктованы убежденностью в приближении Страшного Суда, перед которым царь счел необходимым начать «собственную борьбу со злом, как он его понимал». В свою очередь, Курбский, последователь «еретика» нестяжателя Артемия, был убежден, что «повседневное поведение Ивана Грозного не соответствует статусу мессии». Царь был в его глазах не только тираном, но и самозванцем, присвоившим себе духовную миссию. Поэтому «сопротивление Грозному характеризуется как война с антихристом... Всякий погибший от его руки приобретает статус святого мученика». Эта убежденность позволяла Курбскому — человеку отнюдь не бессовестному — с оружием в руках бороться против родной страны. В то же время он неслучайно выступает в конце жизни как защитник православия в Речи Посполитой...

Если и это всего лишь еще один миф о Курбском, то достаточно выразительный и правдоподобный.

А.И. Филюшкин. Андрей Курбский. М.: Молодая гвардия, ЖЗЛ, 2008

 

 

 

 

 

Все новости ›