Сергей Пархоменко: «Книжный издатель — это не тот, кто печатает книжки, а автор — не тот, кто их пишет»

Известный издатель и журналист — о стратегии и тактике книжного дела

Имена:  Сергей Пархоменко

Грустная новость: издательство «Иностранка» в том виде, в каком мы его знали и любили почти десять лет, прекратило свое существование. Как уже сообщил OPENSPACE.RU, главный редактор издательской группы «Азбука-Аттикус» Сергей Пархоменко и создательница и бессменный главный редактор издательств «Иностранка» и «КоЛибри» Варвара Горностаева покинули издательскую группу. Возможно, бренды сохранятся, возможно, даже не прекратятся всенародно любимые серии «Иллюминатор» и «Лекарство от скуки», но есть подозрение, что в этом случае они будут напоминать ненастоящие елочные игрушки из известного анекдота — «блестят, но не радуют». Сергей Пархоменко, издатель и журналист, в свое время возглавлявший сначала старые «Итоги», а после «Ежедневный Журнал», рассказал ВАРВАРЕ БАБИЦКОЙ о разных подходах к книжному бизнесу, о проблемах религиозной пропаганды и гражданском самосознании.

— Давно хотелось с вами поговорить, а тут, к сожалению, случился информационный повод. Расскажите, что произошло?

— Я как-то сам себе пообещал, что неделю не буду никаким образом это комментировать, за исключением самого факта. Когда неделя прошла, я попробовал у себя в публичном журнале написать о причинах этих организационных решений. Есть множество разных тактик и стратегий ведения дел. Но в целом есть два подхода, и их столкновение способно породить довольно значительные разногласия. Один заключается в том, что хорошо продается та книжка, которая уже и так раньше хорошо продавалась — не у нас, так у конкурентов. Давайте мы ее тоже напечатаем или какую-нибудь такую же: вот у них — «The Телки», а у нас — «Die Моtchалки». Это тактика бесконечного масштабирования бизнеса, воспроизведения одного и того же успеха. Она бывает довольно прибыльной, но нарушает, на мой взгляд, один из основных принципов любой предпринимательской деятельности: всякий успех может быть построен только на конкурентном преимуществе, которое невозможно отнять за пять минут. Если вы изобрели стаканчик для йогурта, вы должны понимать, что остаетесь его эксклюзивным производителем очень ненадолго: сейчас такой же точно стаканчик произведут все, в нем ведь нет ничего особенного. А если вы хотите, чтобы лидерство продержалось долго — изобретайте что-нибудь особенное, чего никто за вами не повторит. Это сложно, рискованно, а значит, кто-то просто не решится — а вы решились, и в этом ваше конкурентное преимущество. И это, собственно, то, что мы делали на протяжении последних двух лет после того, как «Иностранка» и «КоЛибри» объединились с издательством «Махаон» в издательскую группу «Аттикус». Более того, мы исходили из уверенности, что именно этим такое объединение и было инициировано.

— А почему конфликт произошел именно теперь?

— Он теперь не произошел: он теперь только принял невыносимые для участников неразумные формы. Глубокие расхождения во взглядах на профессию и на развитие нашего общего дела обнаружились немедленно, в ту секунду, как произошло объединение. Это, правда, не было конфликтом, а было разногласиями, объясняемыми очень просто: у живых людей есть отношение к делу, они движимы разными страстями. В том числе некоторые движимы страхом, неуверенностью в себе. Это проявляется очень быстро, а дальше жизнь продолжается вопреки этому. Вопрос в пропорции тех сил, которые тратятся на преодоление трения внутри механизма. Когда выясняется, что на преодоление страха, обыкновенного страха людей, которые не решаются делать что-то новое по множеству причин (прежде всего потому, что они не уверены в своих профессиональных навыках), уходит больше половины сил, тогда надо это прекращать. Надо говорить: спасибо, достаточно, мне с вами было очень приятно, затея удалась. А она, несомненно, удалась.

— «Иностранка» была коммерчески успешным издательством?

— Да, «Иностранка» была коммерчески успешным издательством до объединения и, несомненно, внесла свой вклад в коммерческий успех группы после объединения. Потому что «Иностранке» вкупе с «КоЛибри» (которое по существу было просто вторым импринтом) удавалось то попасть в узкую целевую аудиторию, то накрыть широкую площадь. Знаменитая книжка «Казан, мангал и другие мужские удовольствия» на сегодня продана тиражом 84 тысячи экземпляров. Это при том, что книжка стоит полторы тысячи рублей штука и никто вообще не мог себе представить, что такое бывает в нашем деле. На вопрос о том, кто составляет целевую аудиторию этой книжки, ответить очень трудно — она слишком широкая. То же самое можно сказать, например, о серии «Иллюминатор» — первой серии, с которой началась «Иностранка». В ней печатаются такие спокойные, надежные ценности мировой литературы. Это для кого? Да вот для людей, которые хотят хороших книжек. Я понимаю, что сегодня это звучит странно, но точнее, пожалуй, не определишь. На любой ярмарке, вставая к прилавку, я видел разных людей, которых, я бы сказал, ничто больше не объединяет, кроме того, что у них дома есть такие книжки.

— Кстати, о выборе книг. Как получилось, что нового нобелевского лауреата Леклезио у нас издавали так мало?

— «Иностранка», собственно, его и издала. Но в конкретном случае с Леклезио это объясняется простым обстоятельством: это не великий писатель. И от того, что он получил Нобелевскую премию, он великим не стал. У него есть несколько заслуживающих внимания произведений и целые горы публицистики на множество разных тем... Он, что называется, писатель-гуманист, который борется за победу добра над злом в его разнообразных проявлениях. Но мне кажется, что на российском издательском рынке он оценен вполне по достоинству.

— То есть у вас нет ощущения, что мы живем в отрыве от европейского книжного рынка и он у нас представлен довольно случайным образом?

— В этом смысле — нет. У меня есть это ощущение в другой сфере: мировой рынок в значительной мере перетек в область нон-фикшн, и в этой области мы отстали очень сильно.

— Мы с вами об этом говорили, помнится, год назад, и вы предсказывали наступление эпохи нон-фикшн. Так, мне кажется, она и наступила.

— Знаете, это как в свое время спросили, по-моему, у Джованни Аньелли: «Насколько советская автомобильная промышленность отстала от европейской?» Он ответил: «Навсегда». Так и тут: не исключено, что мы отстали если не навсегда, то очень надолго. Я бы сказал, что это часть общего отставания российского общества — не побоюсь этого слова, российского гражданского общества — от гражданского общества в странах развитой демократии. Просто российского обывателя интересует в жизни гораздо меньше разных вещей.

— Как это связано с гражданским самосознанием?

— Гражданское самосознание ровно в том и состоит, что люди должны искренне, глубоко и страстно быть озабочены тем, что происходит с экологией, с социальным равенством полов и рас, с отношением взрослых к детям и так далее. Весь мир сегодня чрезвычайно увлеченно обсуждает проблемы, связанные со столкновением цивилизаций, с толерантностью, с различием во взглядах на жизнь — эти самые книжки здесь совершенно не находят интереса. Скажем, мы незадолго до всех этих событий отправили в типографию великую книжку Ричарда Докинза «Бог как иллюзия». Она на днях выйдет. Я думаю, что она не пройдет незамеченной, — уж больно она глубока, изощренна и лихо написана. Но я могу себе представить, до какой степени ограниченно она будет восприниматься. Все-таки Докинз обсуждает с людьми их место во вселенной, их взгляд на смысл и происхождение жизни. А здесь у нас проблемы религиозной и антирелигиозной пропаганды носят тупой политический характер — это вопрос о том, каким образом церковь встраивается в машину возрождения или восстановления этой дутой имперскости, ходят у нас начальники со свечками или не ходят, лезет ли церковь в тюрьму, в школу и в больницу в лице сального безграмотного попа или не лезет. Это не о том, о чем пишет Докинз. И никто здесь за это не станет эту книжку ни любить, ни ненавидеть.

— Мне кажется, у нас есть какой-то страх перед книгами, вызванный навязанным нам пафосом: ребята, мы самая читающая нация в мире, книжки — это не развлечение, это очень серьезно. Поэтому про проблемы экологии читать неохота, а все то, что не маркировано таким образом — история вилки какая-нибудь, — читается с удовольствием.

— Есть ощущение, что российская публика не стоит на месте, и люди медленно научаются различать окружающие их проблемы в дыму и тумане ежедневной беготни. Люди задаются вопросом: куда что делось? Здесь раньше было нечто полезное, куда-то оно рассосалось, а на его месте что-то же должно же быть! Они иногда не называют важные и сложные вещи своими именами. Никто не говорит «нам нужна свобода слова», «политическому прогрессу полезна многопартийность» — вся эта терминология не помещается у людей во рту. Но между тем, когда они говорят: «Ну вот кто бы вот что бы про это всё написал...» — это они говорят про свободную прессу. Когда они говорят: «Ну надо же, чтобы было кому пожаловаться» — это они говорят про свободный суд. Отражение этого я, несомненно, констатирую в спросе. Точно так же, как в какой-то момент оказалось недостаточно, чтобы буквы были напечатаны на бумаге. Еще важно, чтобы это было не стыдно взять в руки, чтобы не разваливалось через две минуты и не уродовало интерьер. Стало ясно, что нужна минимальная культура. Ясно, что вкусы очень разные, а запросы носят иногда экзотический характер — тем не менее надо эти вкусы изучать, а запросы обслуживать.

— Ну и как, рынок прогрессирует в этом смысле?

— Несомненно, мы можем констатировать, что профессия книжного издателя перестала описываться словом «принтер». Книжный издатель — это не тот, кто печатает книжки, то есть берет рукопись и «заправляет» ее в печатную машину, а с того конца вываливается тираж. Так было довольно долго, но так быть перестало. Теперь издатель — это тот, кто выносит книгу на рынок, создает и поддерживает на нее спрос. Ровно так же, замечу в скобках, изменилась и профессия автора: автор — это не тот, который написал книжку. Это тот, который написал книжку и представил ее обществу — это часть профессии, и можете меня разорвать на части! Мне приходилось общаться с авторами, имеющими всемирный и заслуженный успех, и я могу сказать, что они понимают свою профессию именно так. Это может быть человек пьющий, человек, непрерывно гуляющий по блядям — всё, что угодно, но свое дело он знает жестко. Он знает, что он должен в десять часов утра выйти из гостиницы и вместе со своим издателем отправиться работать: разговаривать с публикой, подписывать ей книжки, давать интервью. Он понимает, что с последней точкой в рукописи его авторская работа не закончена. Ровно так происходит в значительной мере миграция авторов из одного издательства в другое. Приходят люди, имеющие за плечами значительный авторский опыт, успех, тиражи, и говорят: «Вы знаете, меня тут вот уже печатали, а давайте теперь вы меня издадите!» Они со смыслом употребляют два эти глагола.

— Вы собираетесь дальше заниматься издательской деятельностью?

— Ну, мы довольно интенсивно общаемся с разными игроками на этом рынке и получаем довольно интересные предложения — другое дело, что все калейдоскопически быстро меняется. Мы отдаем себе отчет вот в чем: с момента создания «Иностранки» прошло 10 лет. Ситуация изменилась, прежде всего в области распространения, в области сбыта и в области маркетинга. Сегодня, как было сказано выше, недостаточно наладить процесс превращения рукописи в тиражи. Дальше вы должны участвовать в очень ожесточенной конкуренции за место на книжной полке и за внимание книгопродавца, критика, наконец, читателя. В этом смысле сегодня вновь появляющееся маленькое независимое издательство обладает очень небольшими возможностями предъявить свою продукцию публике. Во многом просто потому, что, когда вы предлагаете десять книг, вы гораздо менее интересны книготорговцу, чем кто-то другой, предлагающий сразу тысячу. Поэтому нам сейчас нужно продолжать наше дело в каком-то взаимодействии с большой издательской или книготорговой структурой. Нам нужен крупный партнер. Вот об этом и происходят сегодня наши переговоры.

— Спасибо. Может быть, вы хотите что-то добавить?

— Я хотел бы донести, пожалуй, что реакция на события последних дней очень живая, и она нас с Варей [Горностаевой] ужасно тронула. Мы убедились, что многие нас знают, нам верят и на нас надеются.

— Неужели это для вас новость?

— В таком масштабе — да. Я, честно говоря, не рассчитывал на такую реакцию и хотел бы сказать спасибо за какое-то очень разумное и доброжелательное отношение к этому нашему делу.