Вадим Месяц: «Гулливер – герой детского пантеона»

Руководитель издательского проекта «Русский Гулливер» рассказал СТАНИСЛАВУ ЛЬВОВСКОМУ о феодально-административной системе в поэзии, о трудностях с молодым поколением и о тибетском бубне царей

Имена:  Вадим Месяц

— «Русский Гулливер» издает современную поэзию в очень широком стилистическом, что ли, диапазоне: условно говоря, от Фотиса Тебризи до Александра Скидана. В связи с этим вопрос: как обозначена рамка издательской политики и есть ли она?

— Поначалу рамка была обозначена как «гамбургский счет “Русского Гулливера”» — мы претендовали на то, чтобы издавать все лучшее, что есть в современной поэзии. То есть и тогда это была субъективная рамка. Сейчас мы стали проще, «демократичнее». У нас три серии: одна — обзорная, условно именованная «поэтической серией “Русского Гулливера”». Она предполагает фиксацию всего интересного, что существует в поэзии, — интересного на наш взгляд и на взгляд профессионального сообщества. Я имею в виду многочисленных коллег и друзей, которые вольно или невольно помогают нам в выборе авторов. Вторая серия — «мемориальная». В ней мы, во-первых, пытаемся извлечь из небытия значительные имена, которые по тем или иным причинам находятся вне читательского обихода, Тебризи в этом смысле хороший пример. Планируются книги Алика Ривина, Анастасии Харитоновой, Юрия Стефанова… Во-вторых, есть и известные поэты, у которых по тем или иным причинам не выходило полных или больших собраний. В планах сделать большое избранное Нины Искренко, Ирины Ковалевой, Елены Шварц. Видимо, будем издавать Алексея Парщикова, но в не совсем обычном формате — стихи, смонтированные с эссеистикой, с фрагментами из писем, дневниковыми записями. Еще одна серия, а скорее, даже отдельный внежанровый издательский сюжет — «Академический проект».

— То, что вы издавали совместно с «Наукой»?

— Ну да. Возможно, к этому сотрудничеству мы еще вернемся. Здесь выходят итоговые (пусть это даже промежуточный итог) книги, только что вышла книга стихов и прозы Владимира Гандельсмана, в этой же серии будет том Георгия Балла, короткая проза и рассказы. В прошлом году вышла книжка Анатолия Барзаха из Питера «Причастие прошедшего зрения», удивительно тонкая эссеистика на темы культуры и сборник прозы Павла Лемберского из Нью-Йорка «Уникальный случай» — Борхес языком Бабеля, как сказал кто-то из критиков. До этого выходил Зиновий Зиник, «Письма с третьего берега». Вообще говоря, планировалась отдельная серия короткой прозы, но в проекте занято не так много людей, пока мы не справляемся. В рамках того же проекта мы собираемся издать книгу Ирины Роднянской, сборник критических статей, — и мне очень хотелось бы, чтобы это была не последняя книга подобного рода. Критики издается (и пишется?) явно недостаточно. Нам вообще всегда казалось важным, чтобы мысли о поэзии формулировались вслух, именно поэтому мы стараемся снабжать поэтические сборники предисловиями.

— Возвращаясь к обзорной серии, которая, как я понимаю, должна фиксировать текущий процесс. Мне кажется, что по задаче и широте охвата авторов она в значительной степени аналогична серии «Воздух» издательства «АРГО-РИСК». Это так?

— Да, это правда. Мы пересекаемся, но мне кажется, что не мешаем друг другу, а скорее помогаем. Автор, издавший предыдущую книгу в «АРГО-РИСКЕ», может издать следующую у нас, и наоборот. Хотя, по всей видимости, у нас более широкий диапазон приемлемости, и мы издаем каких-то авторов, которых Дмитрий Кузьмин издавать бы не стал. Мне кажется, что наша специфика в том, что у нас именно «поэты печатают поэтов», несмотря на то что и в других издательствах, занимающихся поэзией, тоже работают поэты. Однако никто из нас не является действующим критиком, филологом или литературоведом. «Гулливер» ведут люди, активно работающие в литературе именно как авторы. Так что издатели мы по факту, а не по профессии. Тот же Кузьмин, презентуя нас на «Бу!Фесте», прекрасно сформулировал: «“Гулливер” — не просто издательство, это издательство, которое отправилось в путешествие». Это действительно путешествие, причем рискованное, учитывая, что мы берем иногда самых неожиданных авторов и затеваем самые непредсказуемые игры. Масштабных планов много: говорили об антологии средневековой византийской поэзии. Была идея проведения конкурса и издания по его итогам сборника тюремной лирики — мы с некоторого времени вместе с фондом «Забота» ездим по российским тюрьмам. И хотя я склонен к беззлобным авантюрам, вчера подумал перевести на русский Амири Барака (это афроамериканец, один из лидеров правозащитного движения). Издательская политика и мировоззрение у «Русского Гулливера» — вещи, на мой взгляд, вполне сформировавшиеся.

— Выглядит несколько эклектично, нет? Афонский монах, Лемберский, тюремная лирика...

— По большому счету, наша задача — вернуть интерес к поэзии, показать что-то живое, яркое… Для нас поэзия не филологическая величина, а скорее человеческая, в лучшем случае — сверхчеловеческая. Я бы хотел актуализировать принцип преемственности, что для меня означает публикацию авторов, с которыми говоришь на одном культурном языке. Это довольно широкое понятие: на мой взгляд, и Пушкин, и Мандельштам, и даже Вергилий пусть и с трудом, но поняли бы друг друга. Если моя поэтика строится, условно говоря, на авангарде и мифологии, то я ее никому не навязываю. Другое дело, что в основе «Гулливера» ставка на неразменное, что кочует из поколения в поколение: думаю, только так и следует воспринимать традицию.

— А как «Русский Гулливер» устроен с экономической точки зрения?

— Ну как… Во-первых, это невеликие деньги. И потом, мы же знаем, на что идем. Просто делаешь то, что по твоему усмотрению делать должно. Своего рода страсть, привязанность. Такой проект коммерческим быть не может. Но в России, как оказалось, найти фонды для таких начинаний легче, чем в той же Америке. На первые книжки конкретно дал деньги мой отец, низкий ему поклон. Потом стал проявлять инициативу сам — что-то нашел, как видите. Некоторые варианты берегу на черный день: на настоящий момент денег хватает, просить большего — попадать в зависимость. С авторов мы денег не берем. Прибыли это пока тоже не приносит, но сейчас всё меняется: мы, слава Богу, стали продавать книги в крупных магазинах, в том же «Библио-Глобусе», и какие-то средства стали возвращаться. Очень надеюсь, что вскоре мы выйдем в ноль. Тут еще есть такой момент: спрос, конечно, невелик, но ведь и поэзию мало кто издает.

— Нет ощущения, что можно попробовать какие-то новые форматы: издавать электронные книги, аудиокниги, работать так, как это делается на Kroogi.cоm, то есть с добровольной оплатой?

— Вообще, то, что мы делаем, и так похоже на print-on-demand. Напечатали 50 экземпляров, они разошлись по магазинам, допечатали еще немного…

— А вообще отказаться от бумаги?

— Есть такие мысли. Мы сейчас занимаемся интернет-магазином, там будем пробовать работать с электронными книгами. Он нужен еще и потому, что есть нераспроданные тиражи старых изданий, которые, как мы полагаем, через интернет-магазин уйдут гораздо быстрее. Кроме того, собираемся издать, например, «Эпиграммы» Марциала и «Стихотворения» Катулла в переводах Афанасия Фета. Это дорогие издания, спрос на них штучный, их тоже проще будет продавать через интернет-магазин.

— А переводы современной поэзии?

— Есть много разных мыслей: сделать издательский проект с американцами, с греками, с немцами. Но на всё просто не хватает времени.

— Вы известны как издательство с довольно агрессивной маркетинговой политикой, в том смысле, что вы сами создаете новостные поводы, отрабатываете все существующие — в общем, генерируете довольно плотный информационный поток. Это сознательное решение?

— Это вопрос темперамента, не более того. Есть что сказать, вот и говорим. Мне вообще не кажется, что у нас есть какая-то маркетинговая политика. Мы проводим акции, пишем манифесты, обозреваем все это — просто потому, что хочется делать какие-то интересные и неожиданные вещи. Никаких особенных дивидендов в смысле продаж это, понятное дело, не приносит. С другой стороны, материалов по нашим акциям накопилось уже столько, что мы начали делать большой альбом «Русский Гулливер: революция повседневности».

— Это вы уже фактически вторгаетесь в сферу современного искусства.

— Ну конечно, это своего рода акционизм, ритуалы. Просто издавать книжки скучно, хочется делать еще чего-нибудь. Мы не только издательство (или своего рода испытательный стенд), но, если хотите, и арт-группа. За последнее время это стало очевиднее в связи с нашими выступлениями на фестивалях современного искусства в Европе или на юбилее основателя отечественной антропологической школы академика В.В. Иванова. Неплохое выступление получилось недавно в литовском посольстве по поводу восстановления их независимости. Если относишься к процессу издания книжек как к поэзии, то исчезают ножницы — тут ты издатель, а тут автор. Возможно, главным событием этого года станут для нас опубликованные книги самих «гулливеров»: «Часослов Ахашвероша» Андрея Таврова и «Плавание» Олега Асиновского. Для меня это очевидные итоги ушедшего десятилетия.

— Это же, наверное, мешает, нет? Между авторами и издателем должна быть некая дистанция.

— А почему она необходима? Какая-то работа с автором на уровне редактуры, внутренних рецензий все равно происходит. Да, возникает какая-то аберрация близости, многие из тех, кого мы печатаем, — просто друзья. Но это неизбежно, какое-то искажение восприятия всегда присутствует, почему бы и не именно такое? Наивность взгляда у всех, кто этим занимается, все равно уже утрачена. И потом, дружба дружбой, но ведь существует план, бюджет… Хорошо бы издавать всех по идеальной схеме: пришел Кортасар к Борхесу, тот почитал, присвистнул и напечатал. Но это же не всегда так получается: смешно предположить коррупцию в столь богоугодном деле, как «Гулливер», но долги какие-то отдавать приходится: и друзьям, и общественному мнению.

— Возвращаясь к тому, о чем мы говорили касаемо необходимости критической рефлексии. Что вы скажете о статье Шубинского в «Новой камере хранения», по поводу осознанной враждебности?

— Открытый разговор о поэзии между теми, кто пишет стихи, действительно затруднен, это правда. И хорошо бы этот открытый разговор вели критики, то есть не те же, кто пишет стихи. В любом случае, от себя, как от издателя, могу сказать, что не всех авторов, которых мы издаем, я готов назвать гениальными, и, более того, не все они, что называется, «мои» авторы. Но это авторы «Русского Гулливера».