О смерти критика

Критик – это такой подпольный человек, живущий на территории толстых журналов. Потому что другой территории для него не осталось

Критик – это такой подпольный человек, живущий на территории толстых журналов. Потому что другой территории для него не осталось

Говорят, что история литературы — это история жанров. То есть их зарождение, развитие, угасание. Жанры живут и умирают. Иногда, правда, кажется, что среди них есть исключения. Почему бы и нет? В конце концов, даже молчание может быть текстом, а значит — и жанром.

Но если о безусловной смертности всех жанров можно спорить, то факт смерти некоторых из них, кажется, бесспорен. Например, героическую поэму — вроде «Россияды» — сегодня вряд ли кому придет в голову сочинить. Из этого, в общем-то, можно сделать вывод, что жанр героической поэмы на данный момент мертв.

Впрочем, сейчас речь идет не о литературных жанрах. И даже не совсем о литературе. Еще недавно был такой род литературного занятия — критика. Что это такое, понятно было не вполне. Раньше критик был, скажем так, учителем литературы. Он всех рассаживал по местам и выставлял оценки. Разумеется, работать ему приходилось с наличным материалом, то есть с современными писателями, хотя и об авторах прошлого он тоже мог высказываться. Но в основном он определял приоритеты, указывал магистральные пути развития литературы, улавливал новые тенденции и приближал художественное слово к социальной действительности и к насущным потребностям читателя. И в этом своем замечательном занятии, как правило, всегда опаздывал. Литература успевала уйти вперед, а критик прочно держался за старое. Пожалуй, именно в этом запаздывании, в этой постоянной гонке за современностью и отставании от нее и состоит существенный, родовой признак критики.

Академический филолог — никуда не торопится. Он имеет дело с состоявшимся материалом. Ему, по большому счету, все равно, крупный писатель перед ним или «мелкий», хороший или плохой, актуальный или откровенный ретроград. Филолог знай себе почитывает, комментирует, делает сносочки и продумывает свои филологические мысли, которые в случае удачи могут вырасти в «концепцию». А могут и не вырасти. Филолог благополучно живет в прошлом, и современность с ее спорами, дискуссиями и ломаниями копий подстерегает его только со стороны его коллег, других филологов.

Так вот. Складывается впечатление, что критика закончилась. Точнее, критики закончились. Писать объемную аналитическую статью, которая якобы проясняет современную литературную ситуацию и опирается на тексты годичной давности, сейчас — довольно нелепое занятие. К критикам мало кто прислушивается. Критику уж точно никто не читает. Критика, не став филологией, не дотягивает до нон-фикшн, но и не превращается в литературу (пусть даже литературу нехудожественную). Из репортажей, эссе, очерков можно сделать книжку. Из критических статей — нельзя. То есть сделать можно, но это напрасный труд. Критика по-прежнему безнадежно отстает от современности, повторяет азы советских времен и ровным счетом ничего не понимает в том, что происходит сейчас.

На недавно состоявшемся вечере Натальи Ивановой была предпринята попытка определить типологические черты нынешнего российского критика. И вот что выяснилось. Критик — не литературный обозреватель СМИ. Критик не должен дружить с писателями и издателями. Критик равнодушен к рынку и к потребностям публики. Критик — сам по себе. Он «моделирует» литературу, выносит свою оценку (до которой, правда, никому нет дела), расставляет собственные акценты. Он сегодня смиренно — насколько позволяет критический темперамент — несет свою автономную и абсолютно бесполезную ношу. Филологом он стать уже не может, а журналистом быть не хочет. Критик — это такой подпольный человек, живущий на территории толстых журналов. Потому что другой территории для него не осталось.

Забавно, правда, что и критиков не осталось. Можно ли назвать «Человека с яйцом» Льва Данилкина критической монографией? Да нет, конечно. Неслучайно же он значился в списках премии «Большая книга». Это типичная публицистика. Это литература. Это не о Проханове, а о себе. И это едва ли не самая заметная (при всех оговорках) книга о современной литературе.

В общем, критику писать — только время терять даром. Дохлый номер.