Тонино Бенаквиста, Банана Ёсимото, Дидье ван Ковеларт, Питер Мейл и Катриона Келли

Продолжение гангстерской саги, культовая японская писательница, бельгийский супермаркет жанров, первобытная красота жизни Прованса и деконструкция мифа о ребенке-стукаче

Тонино Бенаквиста. Малавита-2

Михаил Гаспаров однажды написал: «Парфенон, вероятно, казался (афинским) старикам отвратительным модерном. Греческая эпиграмма, которой мы любуемся, для самих греков была литературным ширпотребом, а греческие кувшины и блюдца, которые мы храним под небьющимися стеклами, — ширпотребом керамическим. Жанр романа, без которого мы не можем вообразить литературу, родился в античности как простонародное чтиво, и ни один уважающий себя античный критик даже не упоминает о нем. Массовая культура нимало не заслуживает пренебрежительного отношения».

Тонино Бенаквиста хорошо знает, что его место у вешалки, а потому ему и незачем отчитываться перед богами криктики за каждое слово и каждый поворот сюжета. Он сочиняет веселые и неглупые романы, среди которых после изумительной «Саги» особенным вниманием публики пользуются истории об американском гангстере, сдавшем своих подельников и спасающемся во Франции от мести «Коза Ностра». В первой «Малавите» нам рассказали историю о семействе этого гангстера, которое развернуло настоящую войну против серой социал-демократической прозы европейской жизни, и мы оценили юмор автора и его свободную повествовательную манеру. Во второй «Малавите» это семейство от греха подальше прячут в предгорьях французских Альп. Теперь семья Манцони называется Уэйнами. Глава фамилии дон Джованни стряпает романы, жена кормит итальянскими баклажанами парижских клерков, а дети находятся в поиске идентичности. Не заботится об этой треклятой идентичности одна только псина по кличке Малавита (mala vita — буквально «дрянная жизнь», а Malavita — одно из самоназваний мафии), и ее мерзкий образ становится чем-то вроде камертона для всей семьи, пытающейся вписаться в новую жизнь, но сохраняющей при этом диковатое своеобразие настоящих американцев.

Тонино Бенаквиста, как известно, прекрасный сценарист, поучаствовавший в этом качестве в создании двух замечательных фильмов Жака Одиара «Мое сердце биться перестало» и «Читай по губам». И по его романам это видно.

Тонино Бенаквиста. Малавита-2. СПб.: Амфора, 2009. Перевод с французского С. Васильевой


Банана Ёсимото. Hardboiled / Hard Luck. Озеро

Лакомое это чтение — издательские аннотации к книгам, о которых трудно сказать хоть что-нибудь определенное. О книгах Бананы Ёсимото очень хочется сказать что-нибудь неопределенное. Например: «Признанный сюрреалист, Банана Ёсимото обладает способностью оживлять такие понятия, как «любовь», «память» и «скорбь», а используя мистический сюжет в сочетании с детективной интригой, рождать интеллектуальную головоломку». Два ключевых слова — «сюрреалист» и «интеллектуальный», и вот читатель сражен и спешит выложить деньги за очередную книгу японской писательницы, которую называют «Мураками Номер Два». Что ж, родилась в писательской семье (отец прозаик, поэт, философ; мать поэтесса) — терпи.

Майко Ёсимото (таково ее настоящее имя) терпела и стала «культовой» писательницей для японского поколения «детей из камеры хранения». У нее немало поклонников и в России, и они бережно, по крупицам собирают информацию о любимой писательнице, чтобы поделиться этими сведениями с миром посредством интернета. Интернет-ресурсы содержат, впрочем, не так уж и много информации. Мы узнаем, что госпоже Ёсимото нравятся цветы банана (отсюда и псевдоним), что у нее вторая группа крови, что она любит Трумэна Капоте и Исаака Башевиса Зингера, а также фильмы Дарио Ардженто. А еще мы узнаем о том, что она замужем за «сертифицированным рольфером», от которого родила сына. Рольфер, кто не знает, это что-то вроде мануального терапевта.

Прозу Бананы Ёсимото обожают японцы, выросшие на комиксах. Она не особенно заботится о сюжете, но умеет уколоть деталью. Ее романы — для неглупых подростков, которые иногда отрываются от компьютера и телевизора, чтобы почитать что-нибудь «про себя»; Банана Ёсимото вполне соответствует их ожиданиям.

Банана Ёсимото. Hardboiled / Hard Luck. Озеро. СПб.: Амфора, 2009. Перевод с японского Н. Саватюгиной и А. Максимовой


Дидье ван Ковеларт. Притяжения

За последние два-три года в России опубликованы пять книг бельгийца Дидье ван Ковеларта — документальное расследование «Клонировать Христа?», романы «Знакомство категории Х», «Вне себя», «Евангелие от Джимми», а совсем недавно — «Притяжения». У издателей пока не дошли руки до романа «Путь в один конец», за который в 1994 году ван Ковеларт получил Гонкуровскую премию. Но наверняка это упущение вот-вот будет исправлено: бельгиец пришелся по вкусу русским читателям — тем, кому приелся Дэн Браун с его криптотриллерами, да и Мишель Уэльбек поднадоел, но кому все еще хочется чего-нибудь непошлого, захватывающего и в меру интеллектуального.

Дидье ван Ковеларт как раз отвечает этим требованиям. В его книгах, как в хорошем супермаркете, широкий ассортимент приемов современной словесности: детектив, фантастика, мистика, и все это вполне съедобно и красиво упаковано. Книга «Притяжения» составлена из трех новелл, которые при помощи довольно нехитрых приемов объединены в целостное повествование. Получилось что-то вроде романа в новеллах. Первая новелла — история писателя, который сочиняет свои книги, безжалостно выжимая материал из собственной семейной жизни. Нам даже позволяют заподозрить этого литератора в причастности к смерти его жены и матери. Вторая новелла посвящена сестре того же писателя, которая ведет расследование странного преступления, совершенного странным живописцем. А в третьей новелле наконец раскрывается тайна матери того же писателя, которая стала жертвой обмана и насилия, что и предопределило ее отношение к сыну-романисту и дочери-прокурорше. Недоброжелатель заметил бы, что главы-новеллы сшиты слишком грубыми и очень уж белыми нитками, а легкомысленное отношение автора к деталям ставит под сомнение его писательскую добросовестность. Но для того чтобы все это заметить, большого ума не требуется. Дидье ван Ковеларт и не претендует на лавры новых Жапризо или Кортасара, которых в юности он наверняка читал с пристрастием и пользой для себя. Этот бельгиец, можно сказать, типичное литературное животное: он равен себе. А потому и читать его удовольствие, а не испытание.

Дидье ван Ковеларт. Притяжения. М.: Флюид, 2009. Перевод с французского Н. Хотинской


Питер Мейл. Прованс навсегда

Прованс — это, конечно, трубадуры, Ван Гог в Арле, Фредерик Мистраль с Нобелевской премией за любовь к окситанскому языку, Жозеф д'Арбо с «Чудищем из Ваккареса» и Бунин с его камаргианкой: «Губы ее, двигавшиеся над белыми зубами, были сизы, синеватый пушок на верхней губе сгущался над углами рта. Тонкое, смугло-темное лицо, озаряемое блеском зубов, было древне-дико. Глаза, долгие, золотисто-карие, полуприкрытые смугло-коричневыми веками, глядели как-то внутрь себя — с тусклой первобытной истомой. Из-под жесткого шелка смольных волос, разделенных на прямой пробор и вьющимися локонами падавших на низкий лоб, поблескивали вдоль круглой шейки длинные серебряные серьги».

Питеру Мейлу близка первобытная красота жизни, сохранившаяся, как ни странно, в современной Европе. Он прославился в 1989 году, выпустив бестселлер «Год в Провансе», в котором рассказал о своей безумной любви к французскому югу, камаргианцам и их малопонятному наречию, на котором когда-то писали кровожадный Бертран де Борн и меланхоличный Кретьен де Труа. Вскоре после успеха первой книги Питер Мейл купил фермерский дом в Провансе и принялся сочинять настоящую аполгию самой южной французской провинции: «Отель “Пастис”», «Еще один год в Провансе», «Да здравствует праздник!», «Еще Прованс», «Прованс от А до Я». «Прованс навсегда» — из этой же серии.

Впрочем, романом эту книгу назвали, конечно, только потому, что слово «очерк» у издателей нынче в загоне. А это именно цикл превосходных очерков о том, как эти les Anglais, то есть автор и его жена, обживаются в Провансе. Дегустируют красные сухие и крепкие грушевые, сажают розы, находят клад, воспитывают приблудного пса... Словом, вот вам чтение не только приятное, но и полезное — особенно для тех, кто вопреки кризису собирается путешествовать по Провансу.

Питер Мейл. Прованс навсегда. М.: Амфора, 2009. Перевод с английского Ю. Балаяна


Катриона Келли. Товарищ Павлик. Взлет и падение советского мальчика-героя

Однажды — это было давно — мне довелось побывать в тюрьме. Точнее, в колонии строгого режима, где содержались главным образом убийцы. Меня взял с собой за компанию прокурор: «Посмотришь своими глазами на тех, кто заваливает вашу газету любовными стихами». Прокурор выслушивал жалобы заключенных, а я беседовал с полковником, начальником колонии. Меня заинтересовала наглядная агитация, висевшая по стенам. На одном из стендов было написано: «Мы боремся за звание коллектива социалистического труда». С конца 50-х все советские трудовые коллективы — бригады и целые предприятия — боролись за звание ударников коммунистического труда, а тут вдруг «социалистического». «Куда им до коммунизма, им до социализма дорасти — уже подвиг», — сказал полковник.

Понятия «подвиг», «герой» стары, как сыр и вино, но у нас они приобрели специфический оттенок. Наших героев делали, как делают самолеты или плюшевых медвежат. А огромная пропагандистская машина работала не только на создание имиджа Стаханова, Павлика Морозова или Александра Матросова, но занималась еще и стерилизацией этого имиджа. Все, что не соответствовало советским канонам героического, отбрасывалось и замалчивалось. Только у нас бытовало понятие «трудовой подвиг», и еще в 70—80-е годы газеты рассказывали о герое, который спас посевы зерновых ценой собственной жизни, а философ (!) Михаил Гус начинал свою книгу о новом человеке с патетического рассказа о парне, который погиб, спасая тепловоз. Сегодня этот пафос кажется нам омерзительно ложным, а когда-то, еще не так давно, им была пропитана вся официальная культура. А в культуре околоофициальной вызревал культ личности геолога-альпиниста, уходящего в тайгу или взбирающегося на гору, чтобы оттуда излить презрение на «мещанское болото» равнинной цивилизации (вполне нацистская идея, между прочим). Во время перестройки почти всех прежних героев развенчали. Метод был прост: что было плюсом, стало минусом. В сущности, подход советский, только вид сбоку.

Англичанка Катриона Келли собрала огромный материал о Павлике Морозове, встретилась с очевидцами, проанализировала массу источников (из детского фольклора тех лет: «Марат Казей насрал в музей», стр. 219) и пришла к выводу: мальчик был, конечно, вовсе не героем, но и не слабоумным, как его представляли в перестроечной публицистике, а его убийство — «бытовуха», а не происки ОГПУ. (Кстати, большевики относились к нему неоднозначно: ставка на крепкую советскую семью не вязалась с героизацией ребенка-стукача.) Личность Павлика Морозова помещена в исторический контекст, а процесс его героизации прослежен с медицинской дотошностью. Получилась блестящая работа о нашем оруэлловском прошлом и даже о нашем посторуэлловском настоящем. Павлика жаль. Но, честно говоря, еще больше жалко его восьмилетнего братца Федю, убитого вместе с Павликом, но оказавшегося не нужным ни большевикам, ни их оппонентам. Федю особенно жалко.

Катриона Келли. Товарищ Павлик. Взлет и падение советского мальчика-героя. М.: НЛО, 2009. Перевод с английского И. Смиренской


Другие материалы раздела:
Юрий Буйда. Харуки Мураками, Жиль Леруа, Пол Доуэрти, Евгения Вестенра и Ольга Назарова, 26.03.2009
Юрий Буйда. Джонатан Коу, Юрий Арабов, Али Смит и Никколо Амманити, 25.02.2009
Юрий Буйда. Эрик-Эмманюэль Шмитт, Катарина Хакер, Масаси Кисимото, Синтия Леннон, 4.02.2009