Рассказы популярного японского писателя, роман про Фрэнсиса Скотта Фицджеральда и его жену, «Дюма для взрослых», правдивые заметки о зоопарке русских денег и история еды
Харуки Мураками. Ничья на карусели
В 1930-х годах немецкие военные специалисты, готовившиеся к войне с Россией, изучали русскую душу, препарируя Достоевского, Толстого и Чехова. Однако под Сталинградом выяснилось, что русские у классиков и русские в окопах — разные люди. Американские военные теоретики вслед за европейскими считали, что если убить четверых солдат противника, то пятый обязательно сдастся в плен. Но во время войны они столкнулись с непонятным: чтобы сдался в плен один японец, нужно было убить 120 его товарищей. Тогда генералы заказали ученой даме Рут Бенедикт исследование об особенностях японского характера, из которого узнали, что японцы не знают, что такое чувство вины и святость личного пространства. После этого, говорят, и было принято решение не испытывать судьбу, а сбросить на Хиросиму атомную бомбу. В 1946 году исследование Рут Бенедикт было опубликовано под названием «Хризантема и меч» и стало классикой культурной антропологии. Этот труд позволяет европейцу лучше понять таких японских писателей, как Акутагава Рюноскэ, Юкио Мисима, Ясунари Кавабата или даже Кэндзабуро Оэ. Дело не только в специфических культурных аллюзиях, но и в том, что иногда называют «японскостью», рождающейся в загадочной области — где-то между глубоким эстетизмом «хризантемы» и свирепой стойкостью «меча». В современной японской литературе «японскости» все меньше — она уже не требует от читателя повышенной чуткости к реалиям чужой и подчас чуждой жизни. Эти наблюдения вовсе не упрек Харуки Мураками: он живет в постиндустриальном мире без границ и принимает его не как вызов, а как данность. Писателя, впрочем, нельзя упрекнуть в индифферентности: в столкновении «яйца и стены» он всегда на стороне яйца, а его романы социально ангажированы не меньше, чем творчество русских народников XIX века или американских «разгребателей грязи» начала XX. Космополитизм и ангажированность обеспечили ему всемирный успех, трансформировавшийся в убийственную «муракамиманию». По этой же причине внимание к его творчеству все заметнее ослабевает: космополитизм и ангажированность по природе своей не могут вызывать глубоких и стойких чувств. Новая же книга Мураками — сборник рассказов, в которых, как говорится в издательской аннотации, автор «уподобляет жизнь карусели, с которой невозможно сойти; мы никого не обгоняем, и никто не обгоняет нас, однако нам это вращение кажется яростной ничьей с воображаемыми врагами». Вряд ли, однако, обозначенная здесь вполне хемингуэевская идея, которая в 40—60-х годах прошлого века так занимала второсортных литераторов, имеет прямое отношение к книге «Ничья на карусели». Этот сборник из восьми новелл — настоящий
tour de force Мураками-мастера. В рассказе «Бейсбольное поле» собеседник рассказчика замечает: «Если бы тот, кто имеет в запасе множество интересных сюжетов, мог написать множество интересных романов, исчезла бы граница между писателями и банкирами». Мураками интересует не курьез, содержащийся в каждой истории, но тот «синий туман», который превращает курьез в произведение новеллистического искусства.
Харуки Мураками. Ничья на карусели. М.: ЭКСМО, 2009
Перевод с японского Ю. Чинаревой
Жиль Леруа. Alabama Song
Присуждение литературных премий во Франции — почти всегда скандал, а то и детектив: кто из «старцев» (академиков) читал все книги из списка, а кто — лишь первые три, кто кому звонил из Сеула и почему
Леклезио посоветовал голосовать за того, а не за этого... Ну и, конечно, как всегда, во всем виновата «эта компания» с улицы Себастьен-Боттен, где вот уже которое десятилетие подряд вершатся судьбы французской литературы и литераторов. Именно там, в издательстве «Галлимар», а не в ресторане «Друан» на площади Гайон, где заседает жюри Гонкуровской премии, и было решено присудить Гран-при 2007 года малоизвестному прозаику Жилю Леруа за роман «Алабамская песенка» (
Alabama Song). А это означает, что книга разойдется минимум 300-тысячным тиражом, принесет славу и немалые деньги не только автору, но и семейству Галлимаров, издателям Селина, Сартра, Камю, Симоны де Бовуар, Леклезио, а теперь вот и Жиля Леруа, которого уже прочат в нобелевские лауреаты. Его роман посвящен судьбам Фрэнсиса Скотта Фицджеральда и его жены Зельды — самой известной звездной пары Америки «века джаза». Он — сын неудачника с Севера, торговца мылом, она — красавица с Юга из семьи алабамских патрициев. Повествование в романе ведется от лица Зельды, в девичестве Сайр. Она писала рассказы, публикуя их иногда под именем мужа, и оставила в рукописи роман «Подарите мне этот вальс», а в мемуарах прямо назвала любимого мужа Фрэнсиса Скотта плагиатором, который использовал в своих книгах ее письма и дневниковые записи. Жизнь этой парочки довольно подробно описана и Хемингуэем в «Празднике, который всегда с тобой», и в медицинском досье Зельды, которой сначала поставили диагноз «шизофрения», а потом, спустя много лет после ее смерти, МДП — маниакально-депрессивный психоз. Принято считать, что она была злым гением Фицджеральда, но Жиль Леруа с этим не согласен: по его версии, Зельда была тонко чувствующим, ярким, безумным, талантливым, взбалмошным и соблазнительным существом, скорее жертвой обстоятельств, чем стервой и ведьмой. А точнее, была такой, какой была, не больше, но и не меньше. При этом французскому писателю, опиравшемуся на огромный архивный материал, удалось счастливо избежать соблазнов постмодернизма. Получился отличный роман о любви гениального алкоголика и талантливой шизофренички, с реальными и вымышленными персонажами, книга без пошлостей, с нервом и драйвом. Наверное, все-таки неслучайно гонкуровские старцы предпочли этот роман бестселлеру Ясмины Реза о Николя Саркози. И не ошиблись, как всегда.
Жиль Леруа. Alabama Song. СПб.: Амфора, 2009
Перевод с французского М. Петрова
Пол Доуэрти. Соглядатай его величества
Английский писатель Пол Доуэрти уже довольно давно выступает в амплуа «Дюма для взрослых»: его романы «Маска Ра», «Корона во тьме», «Сатана в церкви» имеют немало поклонников и в России. Как правило, это крепкие исторические детективы, насыщенные мистикой, но не переходящие той грани между непознанным и непознаваемым, которая отделяет трезвого сочинителя от сумасшедшего конспиролога. Первые свои романы, посвященные тайнам Древнего Рима и Египта, писатель издавал под псевдонимами. А потом, может быть, под влиянием профессора Умберто Эко, профессор истории Пол Доуэрти, директор знаменитой
Triniti Catholic High School, стал публиковаться под своим именем. Да и самые знаменитые его романы, в которых действует сыщик Хью Корбетт, являются как бы продолжением докторской диссертации Доуэрти-медиевиста, профессионально занимающегося эпохой Эдуарда I и Эдуарда II из рода Плантагенетов. Этот род, правивший в Англии и Франции, известен трубадурами и крестоносцами (самый известный из них Ричард Львиное Сердце), колдунами и убийцами, великими правителями и великими извращенцами. А XIII—XIV века в Англии, когда правили эти самые Эдуарды, известны мятежами, смутами и заговорами. Благодатная почва для исторического романиста, да еще для романиста со склонностью к детективу. На этой почве некогда постарался Морис Дрюон, написавший знаменитую «Французскую волчицу», о жене Эдуарда II — интриганке Изабелле. Но по мне, так книги Доуэрти будут поинтереснее: динамичный сюжет закручивается в атмосфере, аромат которой английский профессор чувствует лучше, чем выпускник литературного факультета Парижского университета. Сюжет романа «Соглядатай его величества», как предупреждают издатели, основан на реальных событиях. Хитроумный сыщик Хью Корбетт пытается изловить шпиона, который передает французам, врагам английского короля, секретнейшую информацию, что может привести к утрате заморских владений Эдуарда I. Великолепные злодейства, прекрасные убийства, замечательные предательства, коварство, любовь и кровь — не оторваться. А заодно узнаешь немало интересного об истории и нравах средневековой Англии.
Пол Доуэрти. Соглядатай его величества. М.: Флюид, 2009
Перевод с английского Т. Азаркович
Евгения Вестенра. Goldstream
Эта книга обладает всеми признаками произведения, которое боязно брать в руки. На суперобложке — полуголая дама, изготовленная из цыганского золота, у ног которой голые детишки — мечта педофила — собирают драгоценные камни, глядя на читателя эмалевыми глазами зомби. Название романа написано латиницей, словно псевдоним какой-нибудь юной российской поп-звезды. Наконец — портрет автора, дипломированного (!) специалиста Брюссельского университета и Лондонской школы экономики, красавицы с интригующим взглядом и обнаженными плечами. Так и ждешь россыпи «селебрити», «креатива» и восклицательных знаков. Однако внешность, как всегда, обманчива. Книжка неглупая, ироничная и даже полезная, как, скажем, путеводитель по незнакомому городу или определитель насекомых. Лучше всех о ней сказал
Демьян Кудрявцев, писатель и гендиректор ИД «Коммерсантъ»: «Это правдивые заметки о зоопарке русских денег, о собранных в нем доисторических видах и переходных типах, об их гнездах и норах, о самочках и ловцах. Только мы и можем прочесть эту книгу честно, наши дети ее уже не поймут». Я, правда, не понимаю, как можно читать честно, наверное, правильнее было бы сказать «с пониманием», но под остальными словами готов подписаться без колебаний. Евгения Вестенра действительно знает этот зоопарк не понаслышке и с усмешкой наблюдает за нашей бизнес-фауной, которая еще не догадывается о надвигающемся кризисе. Они ворочают миллиардами, пьют
Cristal и ведать не ведают об огорчительных, а может быть, и необратимых изменениях в списке
Forbes. Ну и напоследок — мелкие замечания. Во-первых, если в издательских компьютерах скопилось много лишних запятых и тире, то их можно было бы равномерно распределить по другим книгам, а не сливать все в одну эту. Во-вторых, центральные улицы Парижа были «задуманы и расчерчены» вовсе не «архитектором Хаусманном», а первым префектом французской столицы бароном Османном. Но это и в самом деле мелочи.
Евгения Вестенра. Goldstream. М.: ЭКСМО, 2009
Ольга Назарова при участии Кирилла Кобрина. Путешествия на край тарелки
Обожаю книги про это. Про то, как это сделано и с чем его едят, кто это придумал, когда и при каких обстоятельствах. Про кальсоны герцогини Медичи и вилку византийской принцессы. Про Иудин профиль на иконах и пятьдесят тысяч чашек кофе Бальзака. Про ножницы Виктора Гюго и голландские простыни князей Куракиных. Литератор-дилетант и гастроном-любитель Ольга Назарова в паре с профессиональным журналистом Кириллом Кобриным написали книжку с веселым названием, в которой рассказывается о тайнах ватиканской кухни и кулинарных секретах жены Диккенса, о советском застолье и гастрономических пристрастиях Джулиана Барнса. Вот цитата: «В 1989 году — когда в городе Горьком давали по карточкам в месяц целых пять яиц на человека, а за молоком занимали очередь в пять утра — в местных гастрономах совершенно свободно продавали три вещи: дальневосточную морскую капусту, вьетнамский соевый соус и краснодарский рис. Выбирать не приходилось: рис варили, поливали его соевым соусом, перемешивали с водорослями и ели. Многие не верили, что
это можно есть. Сейчас те из них, кто дожил до светлого капиталистического будущего, за обе щеки (и за немалые деньги) уплетают то же самое в корейских ресторанах». В книжке напечатаны еще и рецепты всяких приятных кушаний. Что ж, трудно удержаться от соблазна, когда кулинарные гуру на ТВ пользуются не меньшей популярностью, чем Гус Хиддинк или битцевский маньяк, а книга лондонского фотографа Марка Крика «Суп Кафки» — четырнадцать рецептов от Гомера до Борхеса — стала мировым бестселлером. Книжка Ольги Назаровой и Кирилла Кобрина, боюсь, бестселлером не станет по двум причинам. Слишком уж много в ней вчерашних щей, то есть публицистики перестроечного толка, — это раз. И слишком уж мало в ней уделено места гастрономическим пристрастиям русских писателей и их персонажей — это два. Авторы почему-то считают, что в русской литературе едят только щи да кашу, хотя это, конечно же, не так. Как жрут, вкушают и лакомятся герои «Мертвых душ» и «Старосветских помещиков»! Как гурманствует Стива Облонский! А испанский лук кольцами и рыба на решетке под белое вино по-бунински? А чревоугодничающие персонажи Толстого Алексея? А «слеза комсомолки» по-ерофеевски? Ну да не будем слишком строги к авторам, которые сами называют себя дилетантами и любителями. Сама же по себе серия «Культура повседневности», затеянная издательством «НЛО», очень полезна и питательна, хотя пока — за счет переводных авторов.
Ольга Назарова при участии Кирилла Кобрина. Путешествия на край тарелки. М.: НЛО, 2009
Другие материалы раздела:
Глеб Морев. Клубничка про Лимонова, 25.03.2009
Фестиваль «Воздух», 24.03.2009
Стихи вживую. Василий Бородин, 19.03.2009
