Евгений Гришковец, Филип Рот, Наполеон Бонапарт, Илья Бояшов и Дэвид Макнил

Искусство болтовни, смерть на скотобойне, сложносочиненные варварские имена, пуговица от сюртука Наполеона и гусь из Сарлата: ЮРИЙ БУЙДА мониторит книжные прилавки

     

Евгений Гришковец. Год жжизни

Бумажные издания виртуальных дневников — вещь уже привычная и довольно бессмысленная: как правило, из этих попыток остановить мгновение бестселлеры не выходят. И все же мысль о том, что путем отсеивания сетевой словесной руды можно наткнуться на самородок, в основе своей — традиционная и здравая. «Год жжизни» — тоже сетевой дневник, но последовательность событий в данном случае обратная: Евгений Гришковец сначала написал несколько бестселлеров, а потом завел ЖЖ. Прирожденного политического деятеля англичане уважительно называют political animal — политическим животным. Евгения Гришковца вполне можно назвать театральным животным — из любого сора он способен сотворить яркий и легкий спектакль, который, кажется, рождается на наших глазах. Этой театральностью, наверное, объясняются и достоинства, и недостатки его прозы. Критики уже много раз писали — в связи с «Рубашкой» и «Асфальтом», например, что Гришковец не умеет строить характеры, что мастерство сюжетостроения ему не дается. Но зато он обладает хорошим чувством речи, тем самым искусством болтовни, которого так недостает многим нашим прозаикам. Поэтому интернет-дневник, без особенных изысков фиксирующий повседневную жизнь, в каком-то смысле идеальный жанр для Гришковца.

Евгений Гришковец. Год жжизни. М.: Астрель: АСТ, 2008


Филип Рот. Возмущение

Недавно один рецензент, представляя русским читателям Филипа Рота, назвал его лауреатом Нобелевской премии. Понять его можно: романисту недавно исполнилось 75 лет, он написал 23 романа, несколько книг нон-фикшн, получил, кажется, все мыслимые в Америке литературные премии, он признанный классик, рядом с которым ставят разве что Дона Делилло. Критики уже давно называют его главным претендентом от США на шведскую премию, и кто знает, может, он ее и получит. Ведь у француза Леклезио, который недавно стал нобелиатом, тоже нет ни наивной веры в человека, ни эстетической отваги, отличавших, скажем, Фолкнера, Фланнери О'Коннора или Селина. Как и Леклезио, Филип Рот пишет о бессмысленности человеческого существования и абсурдности мира. Герой «Возмущения» Марк Месснер, измученный опекой отца, сбегает из мясной лавки в колледж, куролесит, влюбляется, читает Бертрана Рассела, попадает на Корейскую войну и там погибает. В его жизни, вообще говоря, — никаких знаменательных событий, кроме смерти. Но герой не воспринимает свою жизнь как трагедию: смерть на скотобойне или на войне — это всего-навсего смерть. Вечная тема. Но если среднестатистический американский писатель смерти побаивается, то у Филипа Рота только она и оправдывает существование романа.

Филип Рот. Возмущение. СПб.: Амфора, 2008


Илья Бояшов. Конунг

«Вот легенда о Бьеорк-горе: в Норвегии, во времена Хальвдана Черного, еще до большого немирья и той крови, которую пролил сын его Харальд Косматый, он же впоследствии Прекрасноволосый, жил ярл Олаф Непобедимый, или Удачливый, сын Сигурда, сына Гудмунда Острой Секиры... Гора эта была священна... с ее вершины начинался путь в сам Асгард, обитель богов, прямиком к Одину и Тору, и многие часто видели над ее вершиной радугу Хеймдалля». Эта цитата дает вполне адекватное представление о стиле нового романа Ильи Бояшова, посвященного жизни и приключениям известного варяга Рюрика, который после множества передряг оказался на Руси. Рецензировать такие произведения — задача трудная, а может быть, и бессмысленная. Автор отказывается от собственного голоса, который читатели оценили в «Пути Мури», «Танкисте» и «Армаде», и отдается стилизации, демонстрируя результаты знакомства с исландскими сагами. В аннотации, впрочем, они названы ирландскими, но никаких ирландских коней, прекрасных как факелы, в книге вы не встретите. Зато там много приключений, сражений и сложносочиненных варварских имен. У таких книг, написанных на границе исторического романа и фэнтези, есть свои достоинства и свои почитатели. А те, кто не входит в этот круг, могут порадоваться тому, что знакомство с творчеством Снорри Стурлусона и прочих стурлунгов позволило автору избежать пошлостей, которые так часто случаются, когда речь заходит о конунгах, ярлах и Lревней Руси.

Илья Бояшов. Конунг. СПб.: Лимбус Пресс, 2008


Наполеон Бонапарт. Клиссон и Евгения

Сложись история иначе, и автор этой небольшой повести мог бы оказаться в компании второразрядных творцов французского сентиментализма вроде Нивеля де ля Шоссе, аббата Делилля или мадам де Леспинасс. Но он был Наполеоном, человеком, которого Гете назвал «квинтэссенцией человечества», а потому нам и сегодня интересно все, что с ним связано, будь то пуговица от его сюртука, его гастрономические или сексуальные предпочтения. Наполеон несколько раз обращался к художественной прозе, но «Клиссон и Евгения» — единственное завершенное его произведение, причем — автобиографическое. Оно посвящено непродолжительному роману молодого генерала и Дезире Евгении Клари, сестры его невестки (жены его брата). Клиссон влюбляется в Евгению, которая вроде бы готова ответить на его чувства, а когда она охладевает к нему, ищет смерти на полях сражений. Вот и весь сюжет. В книге публикуется не только французский оригинал повести, но и масса полезного и любопытного материала: комментарии, статьи и очерки, позволяющие понять, какое место это событие занимает в наполеоновском мифе.

Наполеон Бонапарт. Клиссон и Евгения. - М.: Гелеос, 2008


Дэвид Макнил. Рок-н-ролл

Если вы хотите узнать, что пили Превер, Фрэнк Синатра и Димей, чем равиоли отличается от dim sum, Пантен — от Ипанемы, гитары «Гибсон» от «Стратокастеров», кто такой Поль-Эмиль Виктор и что за птица такая — гусь из Сарлата, то вам сюда, к Дэвиду Макнилу. В его романе рассказ ведется от лица рок-музыканта, пьяницы и наркомана, который решил завязать, а потому отправился в Канаду, где ему предстоит лечение. Автор, как говорят в Северной Америке, in the pictures, а потому охотно делится разными сведениями о жизни рок-звезд, да и вообще не делает секрета из своих политических и эстетических предпочтений. Предпочтений два. Первое: слушать Боба Дилана. Второе: спать с Джессикой Ланг и слушать Боба Дилана. Остальное — вариации, но их очень много. При этом автор не забывает о сюжете, что отчасти извиняет его безудержную болтовню. Кажется, все это тысячу раз встречал у других переводных авторов-шалопаев, которых не то что не помнишь — неохота вспоминать. Дэвид Макнил невыгодно отличается от них только тем, что он — сын Марка Шагала.

Дэвид Макнил. Рок-н-ролл. М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2008


Еще по теме:
Пять находок в жанре non fiction с одноименной ярмарки, 8.12.2008
Николай Александров. «Русский Букер 2008» — победил соблазн, 5.12.2008
Екатерина Кронгауз. ПТУ: Писательское Техническое Училище, 5.12.2008
Варвара Бабицкая. «Танкист, или "Белый тигр"» Ильи Бояшова, 22.04.2008
Николай Александров. Еще один роман Евгения Гришковца, 2.04.2008
«Обычный человек» Филипа Рота, 3.03.2008

Ссылки

• Пять находок в жанре non fiction с одноименной ярмарки, 8.12.2008
• Николай Александров. «Русский Букер 2008» — победил соблазн, 5.12.2008
• Екатерина Кронгауз. ПТУ: Писательское Техническое Училище, 5.12.2008й